Светочи Тьмы - Татьяна Владимировна Корсакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потому что у него по-прежнему не было доказательств. Ювелир отказался продавать дневник Берга. Отказался даже дать его во временное пользование. А без доказательств что можно было сделать?
Мирослава задумалась. Будь она на месте Разумовского, первым делом она бы обратилась к заинтересованному лицу. А самым заинтересованным в истории Горисветово был Всеволод Мстиславович.
– Я бы поговорила с шефом, – сказала она.
– Именно это я ему и посоветовала. У Всеволода Мстиславовича были деньги, связи и влияние. Он запросто мог решить эту проблему. Тогда, по крайней мере, мне так казалось. Но ювелир оказался чертовски упрямым старикашкой. Его не интересовали деньги, на него невозможно было повлиять каким-то иным способом. Я помню, как сильно они расстроились: Максим и Всеволод Мстиславович. Столько расстройств из-за такой ерунды, да?
Мирослава не считала случившееся ерундой. Теперь картина произошедшего тринадцать лет стала чуть более понятной. Если бы у Разумовского получилось доказать авторство Леонида Ступина, Свечная башня утратила бы сложный и такой неудобный статус объекта культуры, ее можно было бы реставрировать, перестраивать, разбирать по кирпичикам, если бы кому-то вздумалось с ней так поступить. А ведь вздумалось бы! Хотя бы затем, чтобы отыскать тайники Агнии Горисветовой. Отыскать тайники и спрятанные в них ценности. Но старый ювелир оказался упрямым старикашкой и отказался предоставлять доказательства. А потом ювелира ограбили…
– Елизавета Петровна, и ему так ничего и не удалось найти?
– Кому? Максиму? – Лисапета посмотрела на нее каким-то странным, затуманенным взглядом, словно мысленно была где-то очень далеко.
– Да, – Мирослава кивнула. – Может быть, он нашел способ решить проблему каким-то иным путем?
– Он нашел способ… – Взгляд Лисапеты какое-то мгновение оставался туманным, а потом враз сделался подозрительным: – Почему ты спрашиваешь? Какое тебе дело до башни и до… – Ее лицо поплыло, словно было сделано из воска, на нем отразились поочередно злость, боль и надежда, а потом оно застыло равнодушной маской. – Зачем вы меня расспрашиваете, Мирослава Сергеевна? – повторила она уже совершенно другим, официальным тоном. – Максима больше нет. Оставьте уже и его, и меня в покое!
Она резко развернулась, готовая уйти. Мирослава поймала ее за рукав кофты.
– С ней что-то не так, – сказала сиплым от волнения голосом.
– С кем? – спросила Лисапета. Она замерла, словно парализованная, а на Мирославу посмотрела с ужасом.
– С башней. С башней что-то не так. По ночам на ней зажигается свет.
– Глупости… – Ей показалось, что Лисапета вздохнула с облегчением. Наверное, говорить о башне ей было проще, чем о Разумовском. – Ты сама знаешь, что башня в аварийном состоянии. Она на замке, Мира.
– Уже не на замке… Кто-то заманил в башню Лешу. Заманил, чтобы убить.
– Хочешь и в этом обвинить Максима? – Глаза Лисапеты сузились до маленьких злобных щелочек. – Еще и в этом, да?
– Я его никогда не обвиняла… – На мгновение, всего на секунду в Мирославе встрепенулся испуганный ребенок. Встрепенулся, задвинул взрослую и рассудительную тетю в каморку с ментальным хламом и запер дверь на ключ. – Я никогда его ни в чем не обвиняла! Я не видела лицо своего убийцы!
Мирославе казалось, что она кричит, но на самом деле голос ее был едва различим. Они сипела, как столетняя старуха, сипела и дергала ворот худи, потому что вдруг начала задыхаться. Самое время сделать над собой усилие и вернуть контроль запертой в кладовке тетеньке. Мирослава закрыла глаза, собираясь с духом, а потом повторила уже другим, холодным и рассудительным тоном:
– Я не помню человека, который напал на меня тринадцать лет назад, но сейчас все повторяется. Понимаете, Елизавета Петровна?
– Что повторяется? – теперь уже голос Лисапеты упал до слабого сипа.
– Все повторяется. Лёху убили! Девочку задушили! На башне по ночам зажигается свет!
– Светоч, – поправила ее Лисапета. – Максим называл их Светочами.
– Он их тоже видел?..
– Говорил, что видел.
– А вы?
– А я – нет. – Лисапета покачала головой. – Он говорил, что это такая фата-моргана, такой вот мираж. Только это не картинка, транслируемая из каких-то далеких далей… Это картинка, транслируемая из прошлого.
– Отсвет Светоча, – сказала Мирослава шепотом.
– Что? – Лисапета взглянула на нее удивленно.
– Леша говорил, что свет, который я видела, – это отсвет тех Светочей, что сгорали здесь в прошлом. Как эхо, понимаете?
Лисапета посмотрела на нее с жалостью, потом протянула руку и погладила по голове, как маленькую.
– У каждого из нас свое эхо, – сказала она. – Правда же? Просто, кто-то его слышит, а кто-то нет. Вот ты, например, слышишь. Максим и этот несчастный слабоумный мальчик тоже слышали.
– А вы? – задала Мирослава самый последний вопрос.
– А я слишком приземленная для таких вещей, – сказала Лисапета и улыбнулась. – Надеюсь, я ответила на твои вопросы? Могу я теперь уйти? Холодает. – Она поежилась.
– Конечно. – Мирослава разжала пальцы, выпуска рукав ее кофты. – Простите, что я так… напористо.
– Ты всегда была очень решительной девочкой. Самой решительной из всех детей, которых я знала, – сказала Лисапета и, сунув руки в карманы кофты, побрела прочь.
* * *
День выдался сумасшедший. Его символом стал мертвый парень у подножья башни. Нет, не мертвый, а убитый – в этом у Самохина не оставалось никаких сомнений! Как не оставалось у него сомнений и в том, что смерть парня могла быть куда страшнее и мучительнее, не окажи он активное сопротивление нападавшему. Что из этого следовало? Что преступник был слабее жертвы? Очевидный факт! Самохин не видел в Горисветово ни одного мужчины, крупнее и сильнее жертвы. Но определенные силы или, скорее, навыки у нападавшего имелись. Он ведь попытался затолкнуть парня в клетку и почти в этом преуспел. Или сработал фактор везения? Почти сработал. Жертва и убийца были знакомы? Наверняка! Кто бы, находясь в здравом уме, поперся посреди ночи с незнакомым человеком в аварийно-опасную башню?! Впрочем, парень не был в здравом уме. Об этом говорили свидетели: Мирослава с Артёмом Морозовым. Это подтверждали и официальные документы, которые с поразительной оперативностью предоставили местные органы.
Парень, которого звали Алексеем Бойко, а Мирослава звала по-свойски Лёхой, уже однажды попадал в беду. В этой самой башне и попадал. Тринадцать лет назад. Вот такое удивительное совпадение! Как ни крути, а корни нынешних преступлений нужно искать в событиях тринадцатилетней давности. Если не столетней… Но зарываться в пласты веков Самохин пока не собирался, ему бы для начала разобраться с десятилетиями.
И что он имеет в сухом остатке? Это, если отбросить всякие байки о Светочах и прочий местный фольклор. В сухом остатке у него то же самое место
