Валенсия и Валентайн - Сьюзи Кроуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Извините, – сказал он. – Я вовсе не имею в виду, что знаю об этом все или не хочу выслушать вашу историю. Я просто имею в виду, что у меня, по крайней мере, есть контрольная точка. Я не говорю: «А, ОКР, это когда кто-то начинает сходить с ума, если что-то отклоняется от курса и идет не так, как предписано».
Джеймс засмеялся.
Он не жалел ее, не боялся и даже, казалось, был близок к тому, чтобы понять ее. Ну разве не чудо? Ей хотелось плакать. Это был идеал. Человек, самый близкий к совершенству из всех, кого она когда-либо встречала. И, по всей вероятности, она никогда не встретится с ним по-настоящему, потому что он живет в Нью-Йорке и у каждого есть обстоятельства, удерживающие их в соответствующих городах и странах: у нее – страх летать, у него – тысячи, может быть, сотни тысяч долларов долга по кредитной карте. И, кроме того, захочет ли он встретиться с ней? Она забегает вперед.
– Извините, – снова сказал Джеймс. – Надеюсь, я не доставляю вам неудобств. Есть у нас в народе такая черта: больше говорить, а не слушать. Вот и я такой.
– Нет. – Она покачала головой. – С вами действительно приятно разговаривать. И вдвойне приятно, имея дело с чем-то, что не многие понимают, встретить того, кто это понимает.
– Хорошо, – сказал Джеймс. – Это хорошо. Я рад, что могу быть для вас таким человеком.
Голова у нее почему-то стала теплой, как будто кто-то поджег ей волосы.
– Спасибо. – Ее собственный голос прозвучал вдруг непривычно громко. Она съежилась и огляделась. Норвин шел к ней с таким видом, как будто намеревался поговорить. – Извините. Э… мне нужно…
– О’кей. – Он, наверно, уже привык к ее внезапным прощаниям. – Пока, Ви. До скорого.
Она отключилась ровно в ту секунду, когда Норвин остановился у ее кабинки.
– Валенсия, – сказал он с легкой одышкой, – ты знаешь, куда ушел Мюррей?
Валенсия подняла брови.
– Э… Мюррей? – Она не знала никого по имени Мюррей.
Норвин кивнул.
Она покачала головой.
– Я не… – начала она, но он уже повернулся к мужчине, сидящему рядом с ней, повторил вопрос и на этот раз получил ответ, после чего устремился прочь.
– Алло? Алло? – Ее номеронабиратель все еще работал, и кто-то снял трубку так, что она этого не заметила. – Алло? – снова раздраженно произнес голос.
– О, извините, это «Уэст-Парк сервис», Валенсия…
– Да, «Уэст-Лейк», или как вас там. Вы, ребята, позвонили мне вчера и попросили денег, и вот что я хочу сказать: я вас раскусил. Вы – кучка жалких уродов, фриков, прячущихся где-то в подвале и пытающихся обманом лишить людей их кровно заработанных денег. И знаете что? Я не отдам свои деньги мошенникам. Хочешь узнать, как сильно я не люблю мошенников? – Он принялся объяснять это в деталях.
Валенсия привыкла к такого рода поведению, но на этот раз у нее не было ни малейшего желания покорно выслушивать оскорбления.
Она ответит ему решительно и твердо. Предложит положить трубку. Пригрозит, что пожалуется властям. Она скажет им: «Мне позвонил какой-то мужчина».
И власти спросят: «Вы работаете в колл-центре?»
И она скажет: «Он назвал меня уродом и мошенницей».
И они скажут: «Ну, так оно и есть».
И она скажет: «Он угрожал убить меня».
И они скажут: «Дорогуша, если вам не нравятся угрозы, может быть, стоило поступить в колледж и стать кем-нибудь еще».
В итоге, как обычно, Валенсия не заступилась за себя, не обратилась ни к каким властям и вообще не сказала ни слова, пока мужчина не повесил наконец трубку. Она почувствовала острую боль в челюсти и поняла, что снова стискивает зубы. В последние годы у нее появился щелчок в челюсти, и на последнем приеме у стоматолога доктор Войчик спросил, не испытывала ли она особого стресса в последнее время. Он сказал, что ей нужно сосредоточиться на том, чтобы расслабить челюсть.
– Как? – спросила она, уставившись на него.
– Ну, просто позвольте мышцам расслабиться, – сказал доктор Войчик и посмотрел на нее так, как будто она была самым тупым человеком, которого он когда-либо встречал. – Сделайте глубокий вдох и расслабьтесь. Постарайтесь расслабить рот.
Расслабьтесь. Просто расслабьтесь. Что тут непонятного? Вы – тугодум. Я не знаю, как еще объяснить вам такую простую вещь. Просто расслабьтесь.
Раньше она никогда не задумывалась о том, что ее тело постоянно напряжено. Расслабление давалось с трудом, и это казалось странным: такая огромная работа для чего-то совершенно простого и естественного.
Она работала над собой каждый день, но не видела особого улучшения, может быть, ей даже становилось хуже. А что, если все это расслабление привело ее к еще большему напряжению? Не получилось ли как с банкой, которую пытаешься открыть, но поворачиваешь крышку не в ту сторону, и через десять минут открыть ее практически невозможно. От этой мысли она даже запаниковала. Возможно ли так напрячься, что тело будет не в состоянии принять больше воздуха? Можно ли задохнуться, пытаясь расслабиться?
Она вспомнила, как опустились ее плечи во время разговора с Джеймсом по телефону. Жаль, что этого нельзя было сделать целенаправленно. Она вытащила свой желтый блокнотик, но, вместо того чтобы писать что-то, начала рисовать. Это была карикатура, похожая на ту, что сделал Питер, но на мужчину, сидевшего слева от нее, а вернее, на всех мужчин в «Уэст-Парке». Получалось хорошо; она всегда любила искусство и была хороша в этой области. Просто заниматься им в последние годы не было никаких причин. Карикатура Питера стала своего рода вызовом для ее уснувшей креативности.
Она подождала, пока Питер уйдет после смены, и лишь тогда, нервно оглядываясь, засунула готовую картинку под клавиатуру. Уходя, Валенсия одернула себя. Она что, кокетничала? Поразмышляв, она решила, что это не так. Флирт – это то, что ты делаешь для другого человека. В нем вообще-то много всего: хвастовство, демонстрация, инициация, может быть, приглашение. Здесь же были важны только две вещи: развлечение и акт огромной храбрости. Но если она произведет на него впечатление, то так тому и быть.
Глава 14
Конор.
Конор был большим придурком, и я знала это, когда приняла его приглашение. Хотя, откровенно говоря, пустившись в одиночку в безрассудное путешествие и оказавшись в чужом городе, я испытывала восторг и радостное возбуждение, как будто моя душа перенеслась из моего тела в чье-то другое, тогда как оболочка осталась дома, где жила, работала и занималась обычными делами, исполняя все то, что, как оказалось, на самом деле и не требовало присутствия души. Тем временем моя душа переживала приключение, и для нее не имело ни малейшего значения, кто сидит за столом напротив. Дело было не в том, кто там сидел; дело было в том, что кто-то там сидел. А самое главное –