Апостол Германии Бонифаций, архиепископ Майнцский: просветитель, миссионер, мученик. Житие, переписка. Конец VII – начало VIII века - Игумен Евфимий (Моисеев)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Церковь, которая подобно большому кораблю плывет по волнам житейского моря через многоразличные искушения этой жизни, нельзя бросить на произвол судьбы, но нужно направлять ее. Как пример для этого у нас есть древние отцы Климент и Корнилий[172] и многие другие в Риме, Киприан[173] в Карфагене, Афанасий[174] в Александрии, которые при языческих императорах направляли корабль Христа, иначе Его вернейшую невесту – Церковь, назидая ее и защищая, труждаясь и страдая даже до пролития крови. О себе самом могу сказать только словами Песни Песней: “Дети моей матери боролись против меня; они поставили меня стражем в виноградник, но свой виноградник я не охранял (см.: Песн. 1, 5)”»[175]. В последних строках этого письма слышна скорбь святителя о том, что он должен бороться не столько с внешними врагами Церкви – язычниками и еретиками, сколько с теми, кто вышел от нас, но не был с нами (см.: 1 Ин. 2, 19), – с недостойно совершающими свое служение священнослужителями. Вместо поддержки и помощи Бонифаций часто встречал с их стороны непонимание, ревность и зависть, а порой даже ненависть и презрение.
Еще одно обстоятельство осложняло и без того непростую ситуацию, в которую попал Бонифаций. Австразийский майордом Карломан решил в 747 году отречься от престола. Он поручил своего старшего сына Дрого заботам младшего брата Пипина и, сложив с себя властные полномочия, отправился в Рим, чтобы окончить свою жизнь смиренным монахом в одном из римских монастырей. На холме Соракте в Риме, отданном папой Захарией в его распоряжение, он основал монастырь в честь святого Сильвестра, но уже в 750 году перешел оттуда в монастырь Монте-Кассино – возможно, что его подтолкнули к этому шагу слишком частые визиты франкских паломников.
«Вдохновляющим примером для Карломана, очевидно, были те самые англосаксонские короли, которые уже прошли этим путем, – считает Шифер. – Что могло сильнее явить победу духа над властью и оказать более явное действие на народ, как то, что старший сын жестокого Карла Мартелла, стоявший на вершине власти, обратился к идеалам монашеской жизни?»[176] Но как часто бывает в истории, исполненной противоречий, в результате этого поступка – его, безусловно, можно расценивать как своего рода успех миссионерской деятельности святителя Бонифация – сам он потерял в лице этого благочестивого правителя своего могущественного покровителя. Если Карломан при проведении реформы опирался, в первую очередь, на монахов-англосаксов, собиравшихся вокруг Бонифация, то Пипин, хотя в целом, как мы знаем, и одобрял идею реформы, но в ее проведении выбрал более осторожную тактику, поддерживая местный клир и делая ставку на франкский епископат. Таким образом, с уходом Карломана влияние святителя Бонифация на положение дел во Франкской Церкви существенно снизилось.
Очень скоро стало ясно, что честолюбивый Пипин не собирается оставаться всего лишь майордомом при слабом короле Хильдеберте III, оказавшемся последним правителем из династии Меровингов. Не устраивало Пипина и положение регента при малолетнем сыне Карломана. Поэтому, когда с отречением от престола старшего брата Пипина главное препятствие к единовластию было устранено, или, лучше сказать, самоустранилось, он отправил Хильдеберта в монастырь, а малолетнего Дрого попросту отстранил от дел, присвоив cебе его власть над западной частью Франкской империи.
«Прошло время, когда для становления церковной организации и проведения реорганизации в галло-германских областях требовалось участие апостольского викария, и Бонифаций оказался в тени. Папство могло теперь самостоятельно иметь дело с новым властителем Франкской Церкви, и отношения между папой и франками вскоре перешли из сферы церковных вопросов в область большой политики»[177].
Вопрос о преемнике
Итак, после потери важнейшей поддержки в лице Карломана Бонифацию стало очевидно, что церковная реформа в том виде, как она проводилась до этого, стала уже невозможной. Престарелому архиепископу, который вскоре должен был разменять девятый десяток, пришлось в этот момент очень нелегко. Он потратил лучшие годы жизни, истощил силы в неустанной борьбе за очищение и обновление Франкской Церкви и теперь, несмотря на несомненные и всем очевидные успехи и достижения своей деятельности, судя по всему, испытывал чувство неудовлетворенности и, может быть, даже некоего разочарования в связи с незавершенностью своего труда. Поэтому он решил «направить свои последние силы на то, чтобы после его смерти его ученики не оказались брошенными на произвол судьбы, а также проявлял особую заботу о тех общинах, которые он любил более всего»[178].
Уже в 742 году Бонифаций в одном из писем папе коснулся вопроса о своем преемнике. Тогда Захария решительно отверг даже самую мысль о том, чтобы архиепископ ушел на покой: «Что же касается того <…> чтобы назначить тебе преемника и чтобы еще при твоей жизни избрать на твое место епископа, то мы ни в коем случае не дозволяем, чтобы это произошло, поскольку это противоречит всякому церковному порядку и указаниям святых отцов»[179].
Но уже в письме от 1 мая 748 года папа Захария отчасти пошел навстречу пожеланию своего легата, разрешив ему рукоположить в епископа одного из своих помощников. Речь в данном случае шла о хиротонии хорепископа. Но еще в течение трех лет святитель Бонифаций не дерзал воспользоваться позволением папы и рукоположить своего архидиакона и ближайшего помощника Лулла во епископа. Причина такого промедления, без сомнения, состояла в том, что архиепископ опасался не получить согласия Пипина на хиротонию. Только после того как Пипин взошел на престол, стал полновластным правителем всей Франкской империи и уже более мог не опасаться, что англосаксонские епископы могут составить ему оппозицию и каким-либо образом воспрепятствовать утверждению его власти как абсолютного монарха, вопрос о посвящении нового епископа мог быть решен положительно. «Лулл был рукоположен в конце 752 года, но вопрос о выборе преемника Бонифацию тем самым еще не был решен окончательно. Поэтому архиепископ отправил Пипину письмо, в котором просил утвердить совершившуюся хиротонию и рассмотреть вопрос о назначении епископа Лулла своим преемником»[180].
К сожалению, этот документ до нас не дошел, но зато в руках исследователей имеется письмо Бонифация придворному каплану и настоятелю монастыря Сан-Дени Фульраду, одному из ярких представителей местного франкского духовенства «нового образца», на которое и делал ставку Пипин в своей реформе Франкской Церкви.
Ввиду приближавшейся смерти святитель просил влиятельного аббата проявить особенную заботу о монахах-ангосаксах, трудившихся на благо Франкской Церкви, и в особенности о своем любимце – епископе Лулле:
«…поэтому я прошу величество нашего короля во имя Христа, Сына Божия, чтобы он изволил еще при жизни моей показать и объявить мне, какое вспомоществование он