Главные правила жизни - Диана Машкова

Чтобы чего-то добиться в музыке, нужно иметь огромное терпение и очень много трудиться. И тогда где-то все равно «выскочишь». Если человек очень талантлив, не может этого не случиться. Но нельзя ни в коем случае уходить в депрессию.

Сегодня для меня дороже всего успех, связанный с восприятием слушателями не популярной эффектной музыки, а более тонкой, не известной широкой публике, особенно когда это происходит на гастролях в глубинке. Это было очень важно и в молодости, но тогда хотелось иметь и все самые обычные атрибуты успеха, то есть высокий уровень приглашений, предложений, престижность залов, в которых собираются ценители музыки. И я всегда очень боялся возвращения в тот город, где имел большой успех.

У меня супруга – пианистка, и если я чуть-чуть витаю в облаках, то она меня тут же меня опускает на землю. После каждого выступления она часа в два-три ночи начинает мне объяснять: «Вот это было не так, это было не так, а это было так». Я говорю: «Давай спать, завтра утром поговорим». Но она не может уснуть, пока все мне не выскажет. И так каждый раз. Всю жизнь не могу отучить ее от этого.

То, что у меня все так успешно сложилось в жизни, – огромная заслуга моей семьи. Мне повезло с женой. Она была такой красивой, что я даже не знаю, как она за меня замуж вышла. Думаю, я ее пением взял. Она работала, но, когда появился первый ребенок, бросила. Потом, через четыре года, появился второй ребенок. А я был самым худшим ребенком. И она пожертвовала своей карьерой: создавала мне все условия, чтобы я занимался и чтобы мне никто и ничто не мешало.

Я знаю, что такое отсутствие денег. Когда играл в футбол, хорошо зарабатывал. А в консерватории только стипендию получал. Отцу было тяжело, и я спросил его: «Ты можешь меня выдержать еще пять лет, кормить меня как студента?» И он ответил: «Знаешь, если бы у меня было двое сыновей, я же должен был бы обучить обоих». Мне это очень понравилось, и я сказал ему: «Давай, отец, потерпим тогда».

Моя большая боль, что родители смогли увидеть только мои первые шаги. Я готовился к первому выступлению в Большом театре, и мама, счастливая, сшила себе красивое платье. И в это время у нее случился инсульт. В этом платье я и похоронил ее. Буквально через год ушел из жизни отец. Мама видела меня в одном спектакле, в котором я провалился, а отец успел побывать в Большом театре на нескольких спектаклях.

Многое прощаю людям. Но очень не люблю хамства и ненавижу предательство. Хамство иногда даже хуже, чем предательство.

Я всегда был свободным в своей жизни, в своей работе. Во всем, кроме выездов за рубеж. И мне не нравятся люди, которые были очень свободными в советское время. Когда они, имевшие уже тогда и звания, и огромные зарплаты, в общем, абсолютно все, включая близость с первыми лицами страны, сегодня жалуются на ту власть, рассказывают, как их преследовали, меня просто тошнит.

«Начни заниматься с учениками, потому что, обучая других, сам будешь учиться», – сказал мне мой педагог. Это случилось в 1968 году. Я преподаю 50 с лишним лет и получаю от этого удовольствие.

Виктор Сухоруков

«Счастье – это бесстрашие во всех смыслах. Не бойся, живи!»

Актер театра и кино. Народный артист Российской Федерации, кавалер ордена Дружбы. Снялся в фильмах «Брат», «Брат-2», «Бедный, бедный Павел», «Про уродов и людей», «Пассажирка», «Остров» и др.

Чем старше человек, тем больше в его жизни переломных моментов, если он находится в пути, движении, активной фазе. Только инертный, ожидающий чего-то не имеет этих переломных моментов.

Переломный момент – это шлагбаум, который опускается и поднимается в жизни каждого из нас. У меня их было много: когда победил глухоту после осложнения от скарлатины, когда пошел в армию, когда поступил в театральный вуз Москвы, хотя все, начиная от родной матери и заканчивая друзьями, внушали, что дорога туда мне заказана. И когда выгнали из театра.

Однажды на вопрос «Как живешь?» я случайно ответил: «Незаслуженно хорошо». И понял, что переломные моменты в моей жизни затихли.

Только прошлое напоминает человеку, кто он есть, отрезвляет и сохраняет ум в ясности. Я иногда неожиданно, ассоциативно что-то вспомню и даже вздрагиваю: «О, это же было! Почему я об этом забыл?» Это от скоростей, а не от склероза. От вихрастости жизни.

Плохое вспоминаю, как ни странно, с благодарностью и удивлением. С благодарностью потому, что я это пережил, а с удивлением потому, что это со мной было и осталось в прошлом.

Человеку после определенного возраста говорят «уже с горки». А что в этом плохого? Горка может быть два метра, а может – высотой с Эверест. У меня с Гималаи. «С горки» – это прекрасно: значит, достиг каких-то вершин.

Я всегда был одинок – в своих мечтах, в своих фантазиях. И одинок в своем понимании окружающего мира.

Иллюзии – это самообман или внутренняя вера. Можно ошибаться, но продолжать верить. Мне говорят: это – иллюзия. Но моя иллюзия, мое заблуждение. Пусть оно будет, тем более если оно меня не испортило и не превратило в какое-то животное или какую-то тварь.

У меня было очень упрямое отношение к своей мечте. Меня сгибали, унижали, презренно смеялись над моими желаниями. А я считал, что они все не правы: не понимают меня, не слышат, не чувствуют моих порывов. Я почему-то очень верил, что приду к своей мечте и материализую ее.

Судьба – это результат, а случай – это неожиданность. Эту неожиданность будущее назовет судьбой. Вся жизнь состоит из случайностей и неожиданностей. Но надо находить в себе мужество говорить: нет, это не случайно. К этому надо быть готовым.

Меня раскрепостило одиночество, освободило именно отвержение, отрицание меня как личности. И чем больше меня отрицали, отвергали, отодвигали, забывали, тем я становился смелее, бесстыднее и свободнее.

Деньги привнесли в мою жизнь радость от того, что я никому не должен, что у меня есть средства, которые могу потратить так, как хочу. В этом был элемент независимости и свободы. Но чем благополучнее я живу, тем меньше мне надо, тем меньше мне хочется. И этому нет объяснения.

Счастье – это бесстрашие во всех смыслах. Сегодня что-то есть, а завтра нет – не бойся, живи! А мы все время сравниваем что-то и делаем вывод. Вывод регулирует настроение, а настроение отражается на здоровье. Любая зависимость – это беда.

Я сегодня очень счастлив, потому что работаю и потому что заработанные деньги могу потратить на собственные желания. Если бы не работал, то желания так и остались бы желаниями. Но главнее для меня – сама работа.

Я отвоевал, даже выклянчил у судьбы право выбора и теперь иногда злоупотребляю им. Смотрю, стоит ли мне идти за этим режиссером, смогу ли я с ним существовать какое-то время, не причинит ли он мне творческой беды. И, конечно же, сегодня я церемонюсь и думаю, хочу я с этим человеком работать или нет.

Когда порой после спектакля я слышал: «Ты молодец, а остальное все г…» – то страшно печалился, потому что, если человек сидит в дерьме, он тоже пахнет дерьмом. В творчестве не надо спасать себя, а надо спасаться вместе. Если не получается, то делать жесткие выводы, даже жертвенные.

У меня работа не переходит в личные отношения. Это было в начале пути, особенно в кино. Но в результате я понял, что все это – дружба, привязанность, влюбленность – вредно, опасно и не нужно. И уже много лет со мной этого не происходит ни в театре, ни в кино: отработал и ушел.

Я немного зачерствел в плане чувств: знаю, что расставание намного тяжелее, чем встречи. Намного. Не хочу этот груз сам в себе накапливать, а потом нести. Наверное, просто облегчаю себе жизнь.

Идеология общества формирует наши удивления. Я удивился в школе тому, что быть левшой – это плохо, это презренно. Когда я в газете вычитал, что девочке, собравшей 2,5 тонны металлолома, подарили путевку в «Артек», я тоже захотел и был удивлен, что это оказалось пропагандой, иллюзией. Я был удивлен, что Ленин лежит в мавзолее столько лет и что это не игрушка, а он настоящий. Мы были одеты в идеологию жизни, в идеологию партии, государства, и это тоже на нас влияло, а сегодня мы другим вещам удивляемся.