Главные правила жизни - Диана Машкова

От глубокого кризиса спасли семья, дети. У человека всегда есть возможность спасения, будь то заработанные деньги, позволяющие ограничивать вхождение реальной жизни в свое пространство, или наведение порядка хотя бы в собственной голове.

С двадцати лет только и мечтал о доме, жене, детях. Моя человеческая реализация – это выполнение неких обязанностей, возникших из контактов с жизнью. Когда я их выполняю, я себя уважаю.

Каждая семья – это индивидуальный мир, как и любой человек. Так случилось, что в моей семье я могу закрыться и чувствовать себя совершенно счастливым. Так мне кажется, но, к сожалению, это не обезболивающее средство по отношению ко всей остальной жизни.

Артист публичен: может либо демонстрировать свое жилье, семью, мысли, мнение, биографию, нижнее белье, то есть человечески открыться перед зрителем и таким образом поддерживать к себе интерес, либо закрыться. С учетом того, что я хотел бы играть разные роли, предпочитаю, чтобы зритель про меня самого знал минимально, чтобы я был интересен ему только в качестве актера.

Когда узнают на улице, до сих пор стесняюсь, не знаю, как себя вести: стою как дурак, жду вспышки фотоаппарата, плотно обнимаемый каким-то чужим мне человеком, улыбаюсь и делаю вид, что я всю жизнь мечтал с ним сфоткаться.

Большая провокация, когда дуют в уши: «Ты гений, ты гений». Через полгода начинаешь в это верить и нести себя как мессия. В нашем цехе таких много. А если человек талантлив, то совсем беда.

Пошлость – это несоответствие претензий, когда претензий на что-то большое, глубокое в человеке много, а возможности их реализовать нет никакой, потому что нет либо таланта, либо ума, либо вкуса.

Образы создаются в покое. Вероятность их появления мала, если художник думает, чем завтра кормить семью.

При воспоминании о прошлых работах мне за себя не стыдно. Я прекрасно понимаю, что где-то ошибался или многого не видел по молодости. Да, были картины, в которых лучше бы не участвовать. Были фильмы, которых я своим детям показывать никогда не буду. Но в тот период жизни я твердо знал, зачем в них снимаюсь. В этом был смысл.

Детство – это багаж, который используется постоянно. У меня, без сомнения, было хорошее детство. Главное, что я понял еще тогда, – нельзя в угоду собственному эгоизму причинять боль. Когда я врал маме, мне становилось стыдно. Именно тогда я понял, что лучше этого не делать.

Родителями мне была дана своя система ценностей. Люди, которые встречались на пути, – и хорошие, и плохие – только доказывали, что для меня эта система ценностей естественна. И в какой-то момент я перестал дергаться и живу спокойно и счастливо.

Мои трое детей для меня важнее, чем мои друзья. Очень хотелось бы, чтобы жизнь не предложила выбирать.

Глобализация мира предполагает узость специализации каждого конкретного человека. Он должен сконцентрироваться на чем-то одном, чтобы в этой области стать профессионалом. Физически не хватает времени быть эрудированным во многих областях.

Динамика жизни у наших детей принципиально иная: они одновременно разговаривают по мобильному, фотографируют, отсылают sms и еще смотрят телевизор. Этот процесс объективный и происходит во всем мире.

К сожалению, в начале XXI века бессмысленно требовать от слов жесткого определения. Белое уже не белое, черное – не черное: слова потеряли первоначальный смысл. Белое может оказаться черным, серым, полусерым или полубелым, сохранив только название. А жаль!

С годами во многом понимаешь собственную ограниченность: уже никогда не сядешь на шпагат, не прыгнешь сальто, не выучишь до свободного уровня язык. Горизонты, которые по молодости кажутся безбрежными, начинают сужаться. Возможности мои ограниченны. То, что я делал в картине «Алые погоны» в 14 лет, я уже никогда не сделаю, потому что вряд ли достигну такой степени искренности.

Люди не меняются, они по-разному проявляются в зависимости от ситуации. На одно поле попадет – топчет, а на другом не знает, куда ступить.

Трат не бывает попусту. В жизни нет ничего статичного. Просто мы не знаем, как и когда эти траты обернутся плюсом.

Случай, который привел меня в эту профессию, каждый раз, когда я хотел уйти, настойчиво меня не отпускал. И мне очень повезло с людьми, которые меня окружали.

Все происходит так, как происходит. У человека нет выбора: он живет не так, как хочет, – его ведет природа.

Очень часто люди становятся жертвами своей собственной придумки. Придумали себе имидж, а потом не могут найти, где же они настоящие.

Алексей Слаповский

«Пора начинать заканчивать, а я все продолжаю начинать»

Писатель, драматург, сценарист. Член Союза российских писателей, Союза театральных деятелей. Четырежды финалист Премии Букера. По его сценариям сняты фильмы «Остановка по требованию», «Участок», «Гаражи», «Ирония судьбы-2» и др.

«Мои года – мое богатство?» Ничего подобного. Богатство – то, что еще не растратил. Сколько осталось, тем и богат.

Пора начинать заканчивать, а я все продолжаю начинать. Это шутка, но не совсем. Например, сейчас моей старшей дочери исполнилось 33, а младшей – три. Мне это очень нравится.

Отношение к религии часто связано не с вопросами веры, а со страхом. Одни боятся верить, другие – не верить.

На самом деле все мы знаем или догадываемся, в чем смысл жизни. Но он нас часто не устраивает. Поэтому мы ищем или придумываем другой.

Любовь, как радуга, видна лишь с одной стороны. С другой стороны ее не существует. Если видят оба, значит, они по одну сторону.

Наше время напоминает эпоху социалистического застоя тотальным лицемерием. Тогда было не важно, веришь ты в коммунизм или нет, главное – сиди на собрании. Сейчас не важно, веришь ты в Бога или нет, главное – приди в церковь и постой там. Вот и стоят: президенты, премьеры, а с ними все начальство. Религиозность сейчас – признак благонадежности.

Однажды заблудился в Москве. Вечером. Незнакомые названия улиц, все незнакомо. Позвонил жене: посмотри в интернете, где я нахожусь? К сожалению, Москва для меня во многом до сих пор – чужой город. А Саратов уже не родной. Грустно.

Я почти равнодушен к результату, если говорить о театре и кино. Я написал, свое дело сделал. И в театры на репетиции я не хожу, на премьеры почти не езжу: времени жалко. Конечно, когда случается хороший спектакль, очень радуюсь. Но это происходит редко.

Так получилось, что я не вписываюсь ни в какие тусовки и, наверное, не те тенденции отражаю. С интересом наблюдаю за тем, что делают люди тусовки. И мне это не то чтобы чуждо – просто у меня свой путь. И я потихонечку им иду.

Голова большая, чего только туда не приходит, но с опытом, с возрастом учишься понимать, что твое, что не твое. Ну пришла тебе в голову какая-то идея. Не торопись, подумай и пойми, насколько она действительно твоя. И если понимаешь, что это может сделать кто-то другой, не берись.

В России никогда не было такого: народ не знает своих писателей. Я помню время, когда 100-тысячный тираж для поэта Вознесенского был нормой, и еще не достанешь книжку. Я не сравниваю дарования, не буду петь старую песню, что в советское время читали больше. Хотя, может быть, и больше, но там на это были свои причины. Я говорю об уникальности ситуации, которая мне представляется печальной.

Театр может поучать, скандализировать, шокировать – все что угодно. Но мне всегда казалось, что его главное обязательство – дарить радость. Даже когда смотришь трагедию, должен выходить с радостью от того, что соприкоснулся с разговором не по мелочам, а с чем-то серьезным. Мы зациклились: то пихаем в грязь лицом, то дурачимся, комикуем и очень стесняемся или не умеем дарить со сцены радость. Радость соприкосновения.

Когда власть и ее представители перестают лицемерить, это не стремление к правде. Это тест: я сейчас буду плевать вам в лицо, и вы утретесь. Утерлись? Значит, можно продолжать в том же духе.

Для души нации, здоровья народа важнее не правда, которую народ высказывает, выпевает и вырисовывает через своих творцов, а мифы. Мифы – это идеальное представление о себе, своем прошлом и будущем. Такие фильмы, как «Чапаев», «Два бойца», «Весна на Заречной улице», не имеют прямого отношения к реальности, но они мифологичны. Если народ перестает творить мифы о прошлом и будущем, он не хочет уже ни того, ни другого. Он просто очень устал.