Сёгун - Джеймс Клавелл

Она поклонилась, стыдясь его язвительных слов.

— Да, господин. Пожалуйста, простите меня, это моя ошибка.

Он позвонил в маленький ручной колокольчик — дверь распахнулась, появился Нага.

— Слушаю, господин.

— Позови сейчас же господина Судару с госпожой Дзендзико.

— Да, господин. — Нага повернулся, чтобы уйти.

— Подожди! Потом собери мой совет, Ябу и всех… и всех старших генералов. Они должны быть здесь в полночь. Освободи этот этаж от всех часовых. Возвращайся с Судару.

— Да, господин. — Побледневший Нага закрыл за собой дверь.

Торанага услышал шум на лестнице, подошел к двери и открыл ее. На площадке никого не было. Он захлопнул дверь, взял другой колокольчик и позвонил. Открылась внутренняя дверь в дальнем конце комнаты — едва заметная, так ловко замаскировали ее мастера в деревянной панели стены. На пороге стояла полная женщина средних лет, в накидке с капюшоном одежде буддийской монахини.

— Слушаю вас. Великий Господин.

— Будь добра, зеленого чаю, Чано-чан, — попросил Торанага.

Дверь закрылась, Торанага снова посмотрел на Марико.

— Так вы думаете, что он предан мне?

— Я это знаю, господин. Пожалуйста, простите меня, это была моя вина, не его. — Она отчаянно пыталась убедить Торанагу. — Я его спровоцировала.

— Да, это вы. Отвратительно! Ужасно! Непростительно! — Торанага вынул бумажный платок и вытер бровь. — Но удачно.

— Простите, господин?

— Если бы вы его не спровоцировали, я, может быть, никогда не узнал бы об измене. Если бы он сказал все это без всякого повода, это было бы одно, а так… вы дали мне еще один вариант.

— Господин?

Он не ответил. Он думал: «Хотел бы я, чтобы здесь был Хиро-Мацу — хоть один человек, которому я полностью доверял».

— А как насчет вашей преданности?

— Пожалуйста, господин, я отвечаю искренне: вы знаете, что я вам предана.

Торанага не ответил. Взгляд его был безжалостен. Открылась внутренняя дверь, и Чано, монахиня, уверенно, не постучав, вошла в комнату с подносом в руках.

— Вот, Великий Господин, я вам приготовила. — Она по-крестьянски встала на колени. Руки у нее были большие, грубые, как у крестьянки, но в ней чувствовались самоуверенность и самодовольство. — Пусть Будда благословит вас с миром. — Она повернулась к Марико, поклонилась ей, как кланяются крестьянки, и снова удобно устроилась на полу. — Не окажете ли вы мне любезность, госпожа, не нальете ли чаю? Вы ведь прекрасно с этим справитесь, ничего не прольете, верно? — Глаза ее светились, она явно была довольна.

— С удовольствием, Оку-сан. — Марико, скрыв свое удивление, назвала монахиню по религиозному ее имени. Она никогда не видела раньше мать Наги, хотя знала большинство других женщин, имевших при Торанаге официальное положение, — ей доводилось встречать их на различных торжествах. Но хорошие отношения она поддерживала только с Киритсубо и госпожой Сазуко.

— Чано-чан, это госпожа Тода Марико-нох-Бунтаро, — представил Торанага.

— Ах, со дес, простите, я подумала, что вы одна из почтенных дам моего великого господина. Прошу простить меня, госпожа Тода, можно мне передать вам благословение Будды?

— Благодарю вас. — Марико предложила чашку Торанаге, он взял ее и выпил.

— Налейте, Чано-сан, и себе, — предложил он.

— Простите, Великий Господин, с вашего разрешения, мне не надо, от такого количества чая у меня уже плавают зубы, а туалет слишком далек для моих старых костей.

— Упражнение тебе поможет, — утешал Торанага, радуясь, что послал за ней, когда вернулся в Эдо.

— Да, Великий Господин, вы правы — как всегда. — Чано удостоила своим вниманием Марико: — Так вы дочь господина Акечи Дзинсаи?

Чашка Марико застыла в воздухе.

— Да. Прошу извинить меня…

— О, вам нечего извиняться, дитя. — Чано добродушно рассмеялась, ее живот заходил вверх-вниз. — Я не узнала вас, пока не назвали по имени, прошу извинить меня, но в последний раз я видела вас на свадьбе.

— Да?

— О да, я видела вас во время венчания, но вы не видели меня. Я подсматривала за вами через седзи. Да, за вами и за всеми знатными людьми, диктатором Накамурой, то есть Тайко, и всеми дворянами. О, я была так застенчива, что стеснялась присоединиться к этой компании. Но для меня это было очень хорошее время. Лучшее в моей жизни. Это был второй год, как Великий Господин оказал мне свою милость, я была беременна, хотя все еще оставалась крестьянкой, какой была всегда. — Глаза у нее затуманились, и она добавила: — Вы очень мало изменились с тех пор, — все еще одна из отмеченных Буддой.

— Ах, как бы я хотела, чтобы это было так.

— Это правда. Вы знали, что избраны Буддой?

— Нет, Оку-сан, как бы мне ни хотелось этого.

Торанага сказал:

— Она христианка.

— Ах, христианка, — какое это имеет значение для женщины, христианка или буддистка, Великий Господин? Иногда никакого, хотя женщинам нужны определенные боги. — Чано радостно хихикнула. — Мы, женщины, нуждаемся в боге, Великий Господин, чтобы он помог нам иметь дело с мужчинами.

— А мы, мужчины, нуждаемся в терпении как у богов, чтобы иметь дело с женщинами.

Чано засмеялась, и это неожиданно как бы согрело комнату и на мгновение ослабило дурные предчувствия Марико.

— Да, Великий Господин, — продолжала Чано, — и все из-за Небесного Павильона, который не имеет будущего, — в нем мало тепла и в основном преисподняя.

Торанага буркнул:

— А что вы на это скажете, Марико-сан?

— Госпожа Чано мудра со времен своей молодости, — ответила Марико.

— Ах, госпожа, вы говорите приятные вещи старой, глупой женщине. Я так хорошо помню вас. Ваше кимоно было голубого цвета, с изумительным рисунком — серебряными журавлями, красивее я никогда не видела. — Она опять посмотрела на Торанагу. — Ну, Великий Господин, я просто хотела посидеть минутку. Прошу извинить меня.

— Еще есть время. Оставайся где сидишь.

— Да, Великий Господин. — Чано тяжело встала на ноги. — Мне следовало бы повиноваться, но природа требует своего. Я не люблю огорчать вас. Время идти. Все приготовлено, пища и саке готовы, будут поданы, как только вы пожелаете, Великий Господин.

— Благодарю вас.

Дверь бесшумно закрылась. Марико подождала, пока у Торанаги опустела чашка, и наполнила ее.

— О чем вы думаете?

— Я ждала, господин.

— Чего, Марико-сан?

— Господин, я хатамото. Никогда раньше не просила я у вас милости. Я хочу просить у вас милости как хата…

— А я не хочу, чтобы вы просили милости как хатамото, — возразил Торанага.