Урочище Пустыня - Юрий Сысков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да уж, тут тебе не Франция и сейчас не месяц май…
— Домой из Аквитании, где стояла наша дивизия, я вернулся настоящим героем. Среди особо отличившихся я был отправлен в отпуск. И тут меня настигли прекрасные глаза Гретхен, перед которыми я тут же капитулировал…
— Гретхен — это твоя девушка?
— Я, Гретхен дас ист майне мэдхен. Майне кляйне мэдхен.
— Короче баба твоя.
— Фу, какая вульгарность и пошлятина! Мой ангелочек, мой прекрасный мотылек не такой, а совсем, совсем другой. Гретхен, как простую русскую бабу нельзя схватить за руку и потащить на сеновал… Я боялся даже дотронуться до нее… Не мог надышаться…
— Зря. Может, именно этого она от тебя и ждала.
— Чего этого?
— Чтобы ты ее потискал.
— Ты грубый неотесанный мужлан с большим фаустпатроном… Как это возможно!? Ей еще, между прочим, даже восемнадцати не было … Она была невинна и хороша, как Марика Рёкк из «Die Frau meiner Träume». Одним словом, хрустальная принцесса.
— Понятно, девушка твоей мечты…
— Правильнее сказать моих грёз.
— Очень красивая?
— О, не то слово! Моя Гретхен была даже лучше Марики Рёкк — личико сердечком, зад колокольчиком… Прелестное создание…
— Почему была?
— Это грустная история. И если бы не война… А твоя фройляйн какая?
— Баба как баба. Любит петь, выпить не дура и плясунья хоть куда. Да и по хозяйству хваткая.
— В общем, никакой романтики. Вы русские все такие, вам не подвластны высокие чувства и тонкие материи. В чем суть и отличие немецкого духа? Сила, порядок, сентиментальность. Die Kraft, die Ordnung und die Rührseligkeit. Oder die Sentimentalität. В немецком языке существует целых четыре синонима этому слову. В русском синонимов нет. Вы не терпите сантиментов…
— Нас жизнь отучила от этого.
— И что же в сухом остатке?
— Долготерпение, стойкость и, наверное, извечная тоска о чем-то несбыточном. О сказочном Тридевятом царстве. Но ты не закончил. Про Гретхен…
— Она обещала ждать и дождаться меня во что бы то ни стало. Я даже хотел уговорить дивизионного священника устроить нам удаленное бракосочетание, но тут с вашей стороны началось eine grosse Schweinerei — величайшее свинство. Атака за атакой, по несколько раз в день… Все отпуска отменили… И она нашла себе другого.
— Извини, Фриц, что смешал все твои карты.
— Я понимаю твой сарказм. Слава Господу, что все кончилось. У меня уже не оставалось сил выносить все это. Как голосит немецкая пословица: лучше ужасный конец, чем ужас без конца…
— Вот мы и сделали вам как лучше.
— Не язви.
— Ладно. Не будем углубляться. И часто ты вспоминаешь о ней?
— Каждый день. Но несколько месяцев назад она стала снится мне в кошмарах.
— Что так?
— Однажды я видел, как расстреливали девчонку-партизанку. Здесь, в Свинорое. Она была как две капли воды похожа на мою возлюбленную. Просто поразительное сходство. Ты понимаешь, весь этот натурализм казни. Лицо в крови… Эта алая лента в косичках… И бессмысленный выкрик тоненьким, почти детским голосом: «Смерть фашистским оккупантам!» Я не мог на это смотреть. Хотя нервы у меня, как корабельные канаты.
— Твоя утонченная натура не могла такого вынести…
— Не надо. Я все понимаю. Друг потом тоже потешался надо мной…
— У тебя есть друг?
— Да. Один. Теперь уже, наверное, был, а не есть. Его звали Отто. Мы были с ним в одном пулеметном расчете. В том бою он прикрывал брешь, образовавшуюся в результате разрыва локтевой связи. А у тебя был друг?
— Да, земляк-уралец. Бедовый мужик. Скорей всего, погиб в том же бою, что и я.
— И Отто сложил голову вместе со мной… Я сам этого не видел, но что-то подсказывает мне… Где они сейчас?
— Думаю, где-то рядом. В одной из братских могил…
— Как мы с тобой?
— Надеюсь, их все-таки похоронили. Порознь…
— Не то что нас…
— Да уж…
— Ответь мне, Иван. Мы… действительно мертвы? Иногда меня берет сомнение.
— Очевидно, да. Мертвы наши тела.
— Что же от нас осталось?
— Наши неприкаянные души.
— Скажу тебе по секрету, я теперь червивый гриб…
— Почему?
— Потому что я погиб…
— Складно говоришь…
— Мне теперь не страшен грипп… Опять спросишь меня почему?
— Почему?
— Потому что я погиб!
— Ты забавный парень, Фриц. С тобой не соскучишься. И когда ты только так научился говорить по-русски?
— Я выучил по-русски только пару грязных ругательств. Помогает в боевой обстановке. И в жизни. Или в том, что вы называете жизнью. К дьяволу весь этот русский балаган, сотворенный каким-то сумасшедшим богом! Всю эту скроенную кое-как нелепую страну! Черт бы побрал всех этих ваших нищих, юродивых, петрушек и неваляшек, весь этот скомороший хлам. Неопалимые, непотопляемые, несбиваемые с ног, во сне и наяву они щерятся на нас своими беззубыми ртами и смеются сквозь кровавые слезы. Самое лучшее, что есть в России — это мат. Мат у вас крепче шнапса.
— И забористее водки, это точно.
— И ваши женщины. Да, ваши женщины. Они безбожно, просто дьявольски красивы… Но я всегда предпочитал соотечественниц. У меня были две немецкие девушки из организации «КДФ».
— Что это за организация такая?
— Kraft durch Freude — сила через радость. Мы прекрасно проводили время — до тех пор, пока не оказались в демянском «котле». Потом я узнал, что их изнасиловали ваши негодяи из
