И время остановилось - Кларисса Сабар

Дельное предложение, хотя я плохо представляла себе маму в подчинении у этого Руди.

– Даже не знаю, – сказала она, немного подумав. – Все эти клиенты, которых надо обслуживать… меня это немного пугает.

Какая жалость! И как печально видеть, что она воспринимает других людей с недоверием, хотя общение наверняка пошло бы ей на пользу. Но я не собиралась так просто сдаваться. Маме нужно вернуть веру в себя. И тут меня осенило:

– В любом случае ты не можешь пойти устраиваться на работу без хорошей стрижки и подходящей одежды, которая будет сидеть по фигуре. Завтра днем этим займемся.

– У меня нет денег на такие безрассудства, – резко возразила она.

– Расслабься, я же не поведу тебя к Диору! Полин вручила мне на Рождество подарочную карту, но мне сейчас ничего не нужно. Можешь ею воспользоваться, пока срок не истек.

– Ладно, уговорила, – сдалась она. – При условии, что мы не будем там торчать часами.

Что до прически, я предложила записаться к Розелин, чей салон располагался в ста метрах от кафе. Лулу расплатился по счету, и мы двинулись вперед по торговой улице. Я невольно пыталась представить, как выглядел городок во времена, когда по мощеной дороге, идущей через центр, ездили в основном велосипеды и телеги, а автомобили встречались лишь изредка. Была ли нынешняя кондитерская напротив табачной лавки магазином приснопамятного Шаркуна? Возможно, мой дедушка – в то время десятилетний мальчик в пелерине и коротких штанишках – каждый день в сопровождении Мари шел в школу мимо памятника павшим и мясной лавки?

Записав маму к Розелин на завтра, я стала рассуждать вслух, что делать дальше, – еще оставалось немного времени до того, как надо будет забирать Тима из школы, но смысла заезжать домой уже не было. И мы решили немного прогуляться по улочкам городка. Пройдя через рыночную площадь, мы вышли к зданию бывшей школы. Я предложила подняться на донжон, раз уж мы рядом.

– Не уверен, что ноги донесут меня до самого верха, – запротестовал было дедушка. – Ну, в крайнем случае подожду вас внизу.

Впрочем, это не помешало ему поспешить в офис по туризму и взять ключ, внеся символический евро за визит. Туристический сезон еще не начался, так что мы, к нашему удовольствию, оказались единственными посетителями. Мы прошли по ухоженной дорожке, после чего Лулу успешно преодолел каменные ступени, заросшие одуванчиками и огуречной травой, которые вели к крепостной стене. Внутрь башни мы проникли по металлической лестнице – старые переходы давно разрушились.

– Похоже на пыточную камеру, – поежилась мама, указывая на вделанные в стены оковы. – Я и забыла, что это выглядит так впечатляюще.

– Тут же когда-то была тюрьма, – напомнил ей Лулу. – Во времена Плантагенетов шутки были плохи!

– А подземелья по-прежнему закрыты для посещений?

– Да, снаряды в сороковом году нанесли слишком серьезный ущерб, бреши так и не заделали.

Не успела я открыть рот, чтобы расспросить его поподробнее, как он ускользнул и стал подниматься по очень крутой лестнице, ведущей на самый верх.

– Пойдемте полюбуемся видом, время не ждет.

Для человека, который опасался, что не сумеет преодолеть подъем, дед довольно резво взобрался на вершину башни. Когда мы через несколько минут присоединились к нему, он стоял, вперившись взглядом в горизонт и окрестный пейзаж. Мама, подойдя, тоже залюбовалась потрясающим видом на старый город внизу, городской парк с прорезавшим его каналом и расстилавшуюся вдали долину Эндра.

– Потрясающе, – выдохнула она.

Внезапно Лулу, обернувшись, сжал ей руку.

– Я должен тебе сказать… я очень сожалею, что давеча так раскричался. Знаю, я тебя напугал, это было… прости.

Хоть он и старался говорить самым обычным тоном, я знала, что эти слова шли от сердца и потому были особенно ценны. Мама молча кивнула и взяла его за руку. Поднявшийся ветер заставил меня заморгать. А может, дело было в нахлынувших чувствах. Дедушка громко прокашлялся и продолжил:

– И все же одно не дает мне покоя, если позволишь спросить: почему ты не попросила у нас помощи? Ведь мы могли бы…

– Нет, папа, – прервала его она. – Никто ничего не мог сделать, потому что я оттолкнула всех, кого любила. Я оказалась в полной изоляции, мне было стыдно, но главное – я не хотела признавать, что стала жертвой насилия. Мною владела почти иррациональная потребность верить, что Флориан изменится. Эта надежда пожирала меня, высасывала из меня силы. Если бы не тот врач в больнице, мне бы никогда не хватило духу уйти. Я словно умерла изнутри…

Ее голос сорвался, глаза налились слезами. Я украдкой смахнула слезинку с собственной щеки и обняла ее за талию, пристроив подбородок ей на плечо, в то время как Лулу сосредоточенно разглядывал пейзаж. Так прошло добрых пять секунд, прежде чем он обернулся, улыбаясь во весь рот:

– Ну что ж, ты правильно сделала, что приехала, моя девонька. Не сомневайся: мы все вместе вернем тебя к жизни.

16

На следующее утро, припарковавшись у муниципального бассейна, я заметила, как Тим потирает заспанные глаза и зевает во весь рот.

– Ты плохо спал, котенок? – спросила я, выключая двигатель.

– Деда храпит, – проворчал Тим. – Очень громко. Очень-очень громко.

– Может, ты перепутал и это была гроза?

Сын, схватив свой рюкзачок с акулами, бросил на меня сердитый взгляд.

– Гром не храпит, мама, он гремит. Когда мне вернут мою кровать? А еще, – добавил он, открывая дверь бассейна, – вчера меня отругала учительница, потому что я чуть не заснул на уроке истории.

Чувство вины тут же накрыло меня с головой. Я и не замечала, что он так замучился!

– Бедняжка, прости меня. Мы что-нибудь придумаем, и уже сегодня ты будешь спать в своей постели.

Я представления не имела, что сделаю, но непременно должна была найти какой-то выход.

В пропахшем хлоркой вестибюле Тим сосредоточенно уставился в застекленный проем.

– Она, наверное, новенькая, я ее не знаю, – заявил он, нахмурившись.

Я посмотрела туда, куда он указывал. Девочка в красном платье на бретельках шагала, приволакивая ноги, а с ней шел… Ох. Хозяин книжного.

– Почему ты морщишься? – спросил Тим, когда дверь открылась, пропуская новых посетителей.

– Я не морщусь, с чего ты взял?

Не сомневаюсь, Руди узнал меня сразу, как только вошел в вестибюль. Это несложно – всякий раз, когда мы встречаемся, я выгляжу как пугало.

– О, здравствуйте! – кивнул он, подходя к нам. – Не ожидал вас здесь увидеть.

Странно, но мое присутствие его как будто успокоило. Во всяком случае, насмешливая улыбочка явно осталась в книжном магазине.

– Я привела сына на занятие по плаванию. А вы с дочерью, да?

Он кивнул и приобнял за плечи, будто защищая, светловолосую курносую девочку с личиком, усеянным веснушками, как поцелуями фей.

– Да, Милли сегодня в первый раз, – объяснил он. – Тренер предложил оценить ее возможности перед записью на следующий учебный год, но у нее диспраксия и она никого здесь не знает, поэтому немножко волнуется.

– Папа! – воскликнула Милли, глядя на него с упреком. – Совсем необязательно все рассказывать.

Тим принялся с любопытством ее разглядывать, словно пытался высмотреть на ее лице следы ужасной болезни.

– А что такое дискрапсия? – поинтересовался он.

– Дис-прак-сия, – поправила его девочка, закатив глаза. – Я не могу сама завязывать шнурки или там кататься на велосипеде. Вырезать тоже не могу, и почерк у меня плохой. Про плавание даже не спрашивай.

Ее взрослость меня тронула, и мне захотелось ее приобнять. Но, не слишком хорошо зная ее отца, я решила воздержаться.

– Сколько тебе лет? – продолжал допрашивать Тим.

– Скоро девять. Но в школе Маэли и Ленни говорят, что я как большой младенец. Сам понимаешь, какая там атмосферка.

– Да тьфу на них, несут что попало. Идем, я покажу тебе раздевалки… Хочешь клубничную карамельку? Мне деда купил. Пока, мам! – добавил он, помахав мне рукой.

Мы с Руди смотрели, как они шли к кабинкам. Для меня стало приятным сюрпризом, что Тим взял Милли под свое крыло, не дожидаясь, пока я попрошу. Я рассчитывала, что сумею привить ему безусловное уважение к девочкам, –