Мартлет и Змей - Олег Яковлев

Саэгран и страж давно уже оставили позади лагерь и теперь шли вдоль заросшего камышом берега озера, воды которого были столь же черны, сколь и крылья ворона в темную ночь. Это была необычная вода – ни единого всплеска невозможно было заметить там, где переливался под солнечными лучами гладкий и непрозрачный антрацит. Ни мошкары, ни рыб, ни уток, ни вездесущих жуков-плавунцов – совсем никакого движения: озеро не пускало к себе живых. У него был только один хозяин, пришедший оттуда, где нет ни биения сердца, ни исходящего изо рта пара, и именно его образ принял на свою сигну их Дом.

Даже просто идти вдоль берега было тяжело. Едва эльфы приблизились к черной воде, как на грудь словно упал тяжелый камень: дыхание сделалось порывистым и хриплым, а легкие будто сжались под невидимыми тисками. Говорили, что у тех, кто проводил ночь у черной воды, сердце останавливалось навсегда. Так это или нет, доподлинно неизвестно, но желающих проверить не возникало уже давно – никто по своей воле не пожелал бы уснуть на этом про́клятом берегу.

Само собой, тело, лежащее в камышах, не оказалось здесь по собственной воле. Некоторое время Неллике рассматривал мертвеца, распростертого в высокой траве. Небольшого роста, худощавый и без одежды, как и полагается жертве ритуала. Лица не разобрать – сплошная кровавая маска: изрезанная кожа, ошметки щек, кость, проглядывающая на выпирающих скулах, и пробитый на макушке череп. Грудь выглядела не лучше: на месте сердца – рваная рана, еще одна ниже, там, где находится, вернее, находилась до этого печень.

– Черный Лебедь – благородная птица и очень разборчив в еде, он не клюет застарелое мясо, когда рядом есть лакомство повкуснее, – продолжая разглядывать обезображенное тело, произнес Остроклюв. – Печень, сердце и мозг жертвы – вот его первые предпочтения. Я насмотрелся подобного в Хоэре уже после того, как отец милорда Найллё, старый лорд Наиль, под страхом смерти запретил ритуальные жертвоприношения. Считалось, что если скормить Черному Лебедю первенца, то он покарает весь род твоего врага. И тому подобная чушь, в которую темный народ упрямо продолжает верить спустя века. Но и после запрета подобное продолжало встречаться еще несколько десятков лет.

– До тех пор, пока Черный Лебедь не перестал приходить, – кивнул Келльне. Страж старался выглядеть невозмутимым, но внутри у него все дрожало – он был не в силах взирать на подобное столь же спокойно, как его саэгран. – Но почему же сейчас это вновь происходит? Почему здесь, вдали от нашего Дома?

– Вот этот вопрос меня как раз волнует меньше всего. – Неллике подошел ближе и носком сапога аккуратно, словно опасаясь испачкать его в крови и грязи, перевернул тело. Мертвец нехотя сменил свое положение. Все верно, раны оказались сквозными. Собственно, иного Остроклюв и не ожидал.

– Тогда к чему все эти изыскания, мой саэгран? Вы же сами поручили мне следить за озером и осматривать берег каждое утро…

– И как успехи? – язвительно осведомился Неллике.

От его усмешки страж вздрогнул – когда командир так улыбался кому-то, это не предвещало ничего хорошего. Последний раз он видел подобную улыбку на лице саэграна перед тем, как тот отдал приказ дотла выжечь охотничью хижину на южной опушке этого леса – никто из обитавших в ней людей не ушел живым. Но там был враг, который однажды мог обнаружить лагерь, а здесь – лишь тот, кто служит своему Дому верой и правдой.

– Я… я расставил стражей по восточному берегу, у каждого был свой участок, я лично проверил. Озеро просматривалось прекрасно, но ночью вода настолько сливается с тьмой, что проскользнуть мимо не составит труда, а узреть плывущую по воде птицу – это вообще невозможно. Я полагался на слух, но ни один из стражей ничего не услышал, даже ал Сейте, лучший из моих следопытов. Мой саэгран, если вы позволите… – страж замялся, набираясь решимости сказать то, с чего хотел сразу начать.

– Продолжай.

– Я понимаю, что это может прозвучать чересчур резко, но… я полагаю, когда подобное происходит неподалеку от лагеря, это значит, что мы столкнулись с силами, которые нам неподконтрольны. Возможно, ими руководит кто-то другой…

– Ты понимаешь, что это значит? – Неллике резко повернулся к нему. В голосе саэграна прозвучал гнев. – Кто конкретно у тебя на подозрении?

– Эээ… Я бы не сказал, что сейчас могу что-нибудь предъявить, но советовал бы понаблюдать за Велланте и ее сестрами. От чародейства добра никогда не было, как говорят на севере.

– Ты ведь из Дома Ночного Волка, не так ли? И что, не скучаешь по родным местам? – Неллике словно бы невзначай вспомнил о происхождении своего стража. На самом деле он всегда держал в памяти сведения о каждом из своих подчиненных, знал наперечет их друзей, семьи, родство, привычки.

– Мой Дом – Черный Лебедь, – вскинулся страж. – И другого не будет, клянусь! Мой саэгран, если вы полагаете…

– Оставь это. – Остроклюв легко добился замешательства подчиненного и спутал его чувства, сделав для себя пару отметок насчет ала Келльне, изгнанника-душегуба, семьдесят лет назад нашедшего себе приют под крылом у Черного Лебедя. Да, вряд ли этот может быть настоящим предателем, хоть уже один раз и предал свой Дом: слишком плохо играет, ложь выступает у него на лице, как румянец у влюбленной алаэ[4]. Нет, нужно искать дальше, а жаль – все было бы так просто…

– Я всегда был верен Черному Лебедю! Да продлит всемилостивая Тиена дни милорда Найллё, и ниспошлет Черный Лебедь свою благодать…

– Еще одно слово, и я скормлю тебя этой птице, – зло оборвал его Неллике. – Тело опознали?

– Там сложно что-либо опознать, мой саэгран, – переведя дух, собрался с мыслями Келльне, – но он точно не из наших. Этот эльф…

– Эльф?! – Брови саэграна поползли вверх – услышанное было настолько невероятным, что он не смог скрыть свое удивление. – Откуда здесь взяться эльфу чужого Дома?

– Истинно так. Два предыдущих тела принадлежали людям, мы полагали…

– Собрать мой ближайший Совет. Немедленно! – Неллике резко повернулся и зашагал прочь. Если бы кто-то в этот момент посмел заглянуть в его пылающие злобой глаза, то поразился бы, насколько быстро ярость может изменить их цвет с привычного зеленого на кроваво-красный…

Рыжеволосый эльф стоял на северо-восточной окраине лагеря, где невысокий холм, заросший потерявшими большую часть листвы вязами и пожухшей осокой, обрывался, почти отвесно уходя вниз. Взгляд его медленно скользил по опустошенной, словно выжженной огнем, еще совсем недавно цветущей земле, что вся в комьях сажи спускалась к черной глади озера и заросшему камышом берегу. Именно тут десять дней тому назад возвышался темный алтарь, когда его силу выпустила на волю чародейка Велланте. Именно здесь, а не на Совете Домов, они бросили вызов правителям Конкра. Сейчас он не испытывал ни угрызений совести, ни страха, ни сожаления – странно было бы ощущать подобное после стольких лет вынашивания так далеко идущих планов. Своими руками он пробудил к жизни то, что эту самую жизнь приемлет лишь в виде отвратительной трапезы, наслаждаясь остывшей плотью. Но их Дом всегда шел своим путем, и те, кто был настолько жесток, чтобы изгнать его предков в мрачный Хоэр, прекрасно знали, что однажды им придется ответить. Ответить за все. Но именно он, а не возомнивший о себе лорд, который всю свою жизнь привык спускать тетивы чужими, а если точнее, его, Неллике, руками, вскоре восстановит справедливость и отомстит.