Усто Мумин: превращения - Элеонора Федоровна Шафранская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Творческую атмосферу издательства, в которую окунулся Николаев, можно восстановить, обратившись к воспоминаниям ее участников.
Запись в дневнике от 10 августа 1922 года, сделанная Корнеем Чуковским:
«Были мы вчера утром у Лебедева Владимира Васильевича. Чудесный художник, изумительный. Сидит в комнатенке и делает „этюды предметной конструкции“. Мы привезли к нему его же рисунки — персидские миниатюры — отличная, прочувствованная стилизация. Клячко{57} захотел купить их (они случайно были у меня). Клячко спросил:
— Сколько вы желаете за эти шесть рисунков?
— Ничего не желаю. Эти рисунки такая дрянь, что я не могу видеть их напечатанными.
— Но ведь все знатоки восхищаются ими. Ал. Бенуа говорил, что это работа отличного мастера. Добужинский не находил слов для похвал…
— Это дела не меняет. Мне это очень не нравится. Я не желаю видеть под ними свое имя.
— Тогда позвольте нам напечатать их без вашего имени.
— Не могу. И без того печатается много дряни. Я не могу способствовать увеличению этого количества дряни.
И как бы оправдываясь, сказал мне:
— Вы сами знаете, К. И., я человек земляной. Даже не земной, а земляной. Деньги я очень люблю. Вот продаю книги — деньги нужны. (Действительно, на табурете груда книг по искусству — для продажи.) Но взять за это деньги не могу»[340].
По воспоминаниям Евгения Шварца, молодые художники, работавшие под началом Лебедева, обязаны были сами делать рисунки на литографских камнях, следить за печатанием своих книг. Лебедев считался лучшим советским графиком. Про него говорили: «Лебедев настолько опередил остальных, оторвался, что трудно сказать, кто же следующий». Время лебедевского Детиздата было золотым веком книжки-картинки. Фамилия художника не скрывалась среди выходных данных наряду с фамилией технического редактора, а красовалась на обложке — рядом с писательской. Расцвет лебедевской группы сопровождался резким отрицанием предыдущей школы: литературность была самым серьезным обвинением для художника. Он обязан был высказываться средствами своего искусства. Лебедев был особенно строг к нарушителям этого закона, считая, что если художника тянет в соседнюю область, значит, он недостаточно одарен в своей. Например, иллюстрируя известные строки Маршака
Там, где жили рыбы,
человек взрывает глыбы,
Лебедев уклонился от сюжетной стороны этих строк, изобразил не взрыв, а двух-трех спокойно и безотносительно к тексту плавающих рыб. Вторым строгим требованием, которое предъявлял Лебедев к ученикам, было знание материала. Точно было известно, кто знает и может рисовать лошадей, кто — море, кто — детей. А «Тома Сойера», например, выпустили со старыми американскими иллюстрациями. Лебедев сказал, что они плоховаты, но в них есть настоящее знание материала, среды, времени. Третьим требованием было понимание технической стороны дела. Художник должен был решать сам, какое клише будут делать с его рисунка — тоновое или штриховое, сколько красок будет в картинке — во всем, как вспоминал Шварц, «должна присутствовать авторская рука»[341].
В создании книжек-картинок, упомянутых Шварцем, участвовал Усто Мумин. Много ли у художника их было? Все ли они сохранились? Доступны нам оказались только пять. Выглядят они, как упоминает Шварц, так: фамилия художника стоит крупно на обложке, а писателя — на обороте.
Книжка-картинка «2 Первомая», ее авторы — Усто Мумин и Евгений Шварц. На обложке — пионер-горнист, созывающий детвору на демонстрацию. Вверху крупным шрифтом, на фоне неба — «Усто Мумин».
Усто Мумин. Обложка и иллюстрация к детской книге «2 Первомая»
Издательство «Госиздат», 1930
Вся книжка — рисованный рассказ, иллюстрирующий небольшой текст Шварца о том, как свободно и жизнеутверждающе проходит празднование Первомая в СССР и как— на «загнивающем Западе»: музыка, радостные лица советских пионеров в одном случае и преследование детей и рабочих со стороны полицейских — в другом[342].
Воспитательная направленность (с антитетичной композицией) этой агитки, предназначенной детям, очевидна. Рассказ, напечатанный на одном развороте, вписывается в общий идеологический проект тогдашнего времени.
Лобовая идеологическая составляющая этой книжки-картинки, изданной тиражом в 50 тысяч экземпляров, налицо — вряд ли художник и автор теста получали удовольствие от такой работы.
Вторая сохранившаяся с тех ленинградских времен книжка Усто Мумина — «Балаляр». Балаляр — это русская огласовка узбекского слова болалар, что значит дети. На рисованной обложке изображены дети школьного возраста на отдыхе. Они собрались у маленького чайного столика: кто лежит, кто сидит, один читает, второй играет на бубне, остальные слушают. Вверху, где обычно указывается автор, написано крупно: Усто-Мумин.
Имя автора текста — на обороте титульного листа: О. Тризна. Ольга Борисовна Тризна, судя по ее книжкам, активно проводила в жизнь проект Маршака по внедрению научных знаний в детскую аудиторию: «Как жил и работал Некрасов» (1927), «Рассказы о деревьях» (1929), «Шелк» (1930), «Вода и человек. Борьба с засухой и наводнениями» (1931), «Война за хлеб: агротехника в прошлом и в СССР теперь» (1932) и др.
Рассказ Тризны Усто Мумин проиллюстрировал так: каждая картинка снабжена подписью: «Греются у сандала», «Срезают виноград», «Строят дом», «Работают в поле», «Пасут овец», «Собирают хлопок», запускают воздушного змея (картинка без надписи), «Идут пионеры»: идут дружным строем, поют, передние аккомпанируют на дудочках, справа мулла и женщина в парандже — явно отсталые элементы, остающиеся на обочине дороги[343].
Что несла эта книжка-картинка детям? Возможно, рассказывала и показывала, как заполнен день бытовыми заботами у пионеров, живущих в иных, чем русские дети, природных и хозяйственных условиях. Везде поспевают, всё успевают, а приходит время — идут в школу. Сильные, умелые — словом, правильные пионеры. А может быть, книжка рассказывала о том, как непросто строить новую жизнь «на далеких окраинах». Таких рассказов (о трудной жизни детей на советских окраинах) тогда было много. Например, «письмо» мальчика из Узбекистана в виде рассказа «Ложка и трусики», опубликованное в № 4 журнала «Ёж» за 1928 год.
Третья книжка Усто Мумина, сохранившаяся с тех времен, — «Шелк».
«Кто делает шелк? Люди. Из чего? Из ниток. А кто шелковые нитки делает? Гусеницы-шелкопряды. Гусеницы выводятся из яичек бабочки-шелкопряда. Яички маленькие, как маковки. Выводятся шелкопряды только весной, когда на шелковичном дереве распускаются листья. Только эти листья гусеницы и едят.
У нас в Узбекистане разводят гусениц-шелкопрядов»[344].
Усто Мумин. Обложка детской книги «Шелк»
