Ломка - Алексей Леснянский

— Стоять! — крикнул Андрей, но ситуация вышла из-под контроля, и он понял, что в этот раз не сможет предотвратить драку.

— Если вы не сделаете то, о чём он попросил, можете считать, что подсинцев на два человека больше! — отделившись от стены, закричал Гадаткин и встал рядом с Андреем.

Бегущие остановились, а подсинцы выстроились по бокам от своих неожиданных союзников. Пошла перебранка, в ходе которой враждующие стороны начали обстреливать друг друга крупнокалиберным матом, выхватывая из бранного словаря тьму иссиня-поганых выражений, способных свалить динозавра. Ругательный лексикон Спасского обогащался с каждой секундой помимо его воли. Как от встречной машины забрасывает ваше чистое лобовое стекло ошмётками жидкой грязи, так и ясная, готовая к любому виду информации голова Андрея была закидана неслыханным им доселе словесным дерьмом. Он включил мозговые дворники, но только размазал зловонную жижу, которая начала медленно стекать в подсознание.

— Ну чё? Выпустили пар? — крикнул Спасский, когда почувствовал, что в обмене любезностями стали вырастать значительные паузы. — Чего ещё не говорили?

Санька выкрикнул припасённую напоследок гадость.

— Повтор на шестом слове! Боевая ничья! Это я даже не от вас слышал, а от ваших соперников! — сказал Андрей.

— Ты ваще, брат, заткнись! Шкура ты продажная!

— Принимается! Судья обращается к команде "Подсинее". Имел ли место акт подкупа главного арбитра?

— Нет, — на полном серьёзе ответил Дерябин.

— Так они прямо взяли и сознались, что дали тебе взятку, — процедил сквозь зубы всё ещё пьяный Санька, но тут же понял, что попался на удочку.

— Итак, 15 июля. Год 2003-ий от Рождества Христова, — провозгласил Спасский сквозь всеобщий смех.

— Не понял, — сказал Гадаткин.

— Поворотная дата в истории двух деревень. Назовём сегодняшнее событие "Ночное стояние у клуба". За неимением ручки и бумаги в устной форме заключается пакт о ненападении, — торжественно произнёс Спасский.

— Я таких ненормальных ещё не встречал, но тебя так хочется слушать, — помотав головой, сказал Дерябин.

На волне успеха Спасского понесло:

— Узнает ли Россия о том, что произошло 15 июля? Нет, конечно. Люди в нашей стране забыли о том, что история вершится не только во время бесчисленных войн, которые до последнего времени вела сверхдержава. Мы помним, в каком году царь Пётр разбил шведа под Полтавой, но не имеем сведений о том, когда из-под его пера выходили указы о создании первых заводов на Урале. Или нет! Слишком широко взял. Лучше под микроскопом взглянем на карту российской империи, пойдём от общего к частному. Пробегая по строкам книг или учебников, мы начинаем гордиться деянием наших предков, но у нас складывается впечатление, что их дела уж точно к нам никакого отношения не имеют. И зря! Петербуржец, расхаживая по молекуле под названием "Мойка", может долго рассуждать о том, что его прапрадед мог лет сто семьдесят назад столкнуться с Пушкиным и послужить прообразом, например, Онегина. А почему нет? Горожанину северной столицы есть, чем гордиться, потому что он живёт там, где каждый камень овеян славой, припорошён вековой пылью, которую поднимали и перегоняли с места на место ботфорты полководцев и великих государственных мужей. А чем гордиться кайбальцу? Ну не было здесь битвы, как у Прохоровки в 43-ем. А если цепляться за мирное время, которому почему-то так мало уделяют внимания наши люди? И здесь полный крах, хотя так бы хотелось, чтобы в Кайбалах или Подсинем была построена первая школа в Сибири. Нам нечем гордиться в масштабах страны, абсолютно нечем. И мы не имеем возможности в силу своего материального положения посетить Красную площадь, чтобы воочию убедиться, откуда пошло русское государство. Потому разобщены мы, и живём в своих узких мирках, а о том, что огромное государство всё ещё существует, узнаём из телевизора, слушая прогноз погоды, в котором, кстати, о Хакасии ни разу не упоминалось, несмотря на то, что мы больше Швейцарии, например.

— "Невероятно. Неужели я его слушаю?", — подумал Дерябин.

— А наш земляк Домрачеев, прикрывший своей грудью командира в Афгане? — обиженно выкрикнул Кореш.

— А то, что у нас самая новая школа в Алтайском районе с самыми просторными классами?! Забыл что ли? — возмутился Забелин.

— "Он и не знал… А я его слушаю", — подумал Дерябин.

— А мой батя когда-то был лучшим комбайнёром, — сказал кто-то из подсинцев.

— Значит, нам всё-таки есть, чем гордиться, — не дожидаясь дальнейших перечислений, заключил Гадаткин. — Стоит лишь придать любому факту значение. И сегодня мы сами стали участниками истории. На молекуле под названием Кайбалы, как любит выражаться Андрюха, победил здравый смысл.

В эту ночь за многолетнюю историю противостояния двух деревень было заключено перемирие.

***

Позавтракав испеченными тёткой оладьями, Володя пошёл к Андрею. Митька попытался увязаться за сродным братом:

— Можно я с тобой пойду? Всё равно делать не фиг.

— Со мной нельзя. С этим парнем я должен переговорить с глазу на глаз.

— Чё за тайны? Я в уголке сяду и притихну.

— Хорошо, — сдался Володя, — но мешать нам я тебе не позволю. С Санькой поговоришь.

— Понял… Не дурак, — сказал Митька и закусил губу.

Суетилась у стола бабушка, разливая проснувшимся внукам и пришедшим гостям чай по зелёным с белыми кружочками кисайкам. Отряды мух, завсегдатаи времянок в летнее время, пикировали по воздуху в разных направлениях, а отдыхать приземлялись на обеденный стол и, не спрашивая разрешения, за обе щёки уписывали варенье наравне с людьми.

— Ешьте, ешьте, ребятишки. Ещё яблочное есть. Сейчас достану.

— Спасибо, баб Мань. Да мы только что позавтракали вообще-то, — сказал Митька.

— А скажи-ка мне Димитрий, чем это вы по ночам всё занимаетесь? Из моих оглоедов слова не выдавишь.

— Да ничем особенным, баба Маня, хотя…

— Митя хочет сказать, что ничем противозаконным, — перебил Андрей.

— Ладно, больше допрашивать не буду… Лишь бы не пакостили, — сказала бабушка и вышла.

— Оставьте нас с Андрюхой вдвоём, — попросил Гадаткин. — Идите за пивком сходите, пацаны. Вот — деньги возьмите… Сигареты тоже купите.

— Не люблю, чтобы мне повторяли два раза. Давай бабки и можешь считать, что я уже стартовал. Пивко — это тема… Митька, ну ты чё? Прирос к стулу что ли? Видишь же, что пацанам побазарить надо, — сказал Санька и пошёл к выходу.

Около пяти минут Гадаткин сидел молча и прихлёбывал чай. Спасский не торопил гостя с разговором, он даже не смотрел на него. Володя, в свою очередь, только и делал, что непрерывно разглядывал Андрея и изредка улыбался уголками светло-серых глаз, как будто примерял на сидящего рядом человека мысли, которые предстояло озвучить.

— Короче так, Андрей. Я видел тебя на трясущейся горе, — не выдержал Володя.

От произнесённых слов по его телу прошла колючая волна; холодный пот побежал струйками по спине.

Андрей вздрогнул, но ничему не удивился. Он сразу понял, про что идёт речь, но раскрываться не спешил:

— Я не увлекаюсь альпинизмом. Ты меня с кем-то путаешь, Володя.

— Я не могу ошибаться! Это точно был ты!.. Лысая гора, зелёный луг в долине, неясные очертания людей с размытыми лицами, среди которых я отчётливо видел только тебя. Потом были подземные толчки, и все взялись за руки. Когда всё закончилось, многих не стало. А ты?.. Ты всё также стоял! Я не могу ошибаться! У меня фотографическая память на лица! А потом какая-то непонятная сила потянула меня в эту деревню, где я родился и вырос. Я сопротивлялся. Если бы ты только знал, как я сопротивлялся, потому что с этими местами у меня связаны только грустные воспоминания. Но я приехал сюда, чёрт возьми… От брательника услышал о каком-то Спасском, который рассказывает кайбальцам чёрт знает о чём, и все над ним втихомолку посмеиваются, а потом мечтают услышать его снова. Я не доверяю слухам, но тут день рождения у Митьки, и я тебя узнаю. Эти твои слова, что мы, мол, в ответе за всё, вызвали у меня бессонницу. Затем подсинцы, с которыми мы вечно бились как ненормальные. Я ничего не могу себе объяснить.

— Что-то тебя я на горе не припомню… В этом сне, — улыбнувшись, хитро сказал Андрей.

— Дак это значит?

— Это значит, что к психу добавился ещё один псих, а это уже тенденция. Кто-то для чего-то нас тут собирает.

— Аномалия! — вскочив со стула, воскликнул Володя. — Нет, я в это не верю. Для каждого непонятного факта должно быть научное объяснение.

— Если бы всё было бы так просто, я бы даже разочаровался… Значит, сдвиги идут, и это надо принять, как должное. Может быть, наш сон снился тысячам людей по всей стране, а, может, и нет. Всё это лежит за гранью человеческого понимания. Я не удивлюсь, если то же самое обсуждают сейчас в Дудинке, Переславле-Залесском — да где угодно.

— Я вынужден тебе верить, потому что слишком уж много совпадений. Теперь меня интересует вопрос: кто к кому приехал?