Ломка - Алексей Леснянский

— "Я — альбинос, — мурлыкнул Спасский. — Наверное, из-за этого мне надо мало мяса, чтобы насытиться и при всём этом не терять силы".

Всех заинтересовал альбинос. Неудачливые гепарды стягивались к убитой антилопе, и Спасский пригласил их полакомиться его добычей. Сытое чудо природы в снежной шкуре рассказывало собратьям интересные истории и даже нашло в лице обыкновенных гепардов благодарных слушателей, но потом мясо кончилось, а в зелёных глазах кошек всё ещё стоял голод, и они перестали понимать то, о чём говорил странный альбинос.

— Может, пойдём на Запад. Там много травы и антилоп, — предложил один хромой гепард.

— Не дойдём. Мы слишком слабы, а путь не близкий, — воспротивился другой, сильный и смелый, но слепой на правый глаз. — Лучше отправимся на Юг. Там на лугах много больных антилоп.

— На Юг нельзя, — запротестовал третий, опытный, но слишком старый. — В тех местах вотчина львов, нас перебьют.

— На Север! Я призываю всех на Север! В следующем году ожидается много травы на пастбищах Севера, а, значит, будет и добыча! — воскликнул молодой гепард.

— А что вон то стадо в ста пятидесяти метрах никого не устраивает? — спросил Спасский. — Мы знаем повадки животных, обитающих в наших краях, прекрасно ориентируемся на местности. Возьмём тех антилоп в окружение, наедимся до отвала, а потом, если кто захочет, может идти своей дорогой. Желающие могут остаться со мной.

Охота была удачной.

Это может показаться странным, но Андрей выспался, хотя сон едва ли продлился более полутора часов. Он чувствовал себя бодрым и полным сил и нисколько не удивлялся своему состоянию, потому что по-настоящему жил, а не передвигался относительно предметов и людей.

— Сколотить команду единомышленников — раз, накопить первоначальный капитал за счёт природных богатств Хакасии — два, провернуть операцию в максимально короткие сроки — три, вовлечь в кампанию как можно больше деревень — четыре… В принципе — всё. По сути, переходный период в провинциальной России начался только сейчас и дарует огромный ресурс возможностей, которые с лихвой перекрывают массу недостатков. Периферия ещё скажет своё веское слово, ещё имеется миллион незанятых ниш, если не миллиард. Не надо было Ломоносову иметь бездну ума, чтобы вывести процветание русского государства через Сибирь. Никто нам не нужен, сами справимся. Зачем жаловаться и просить помощи, когда по золотым россыпям ходим? — сказал Спасский, откинул одеяло и подошёл к столу.

Вчерашние письма были подожжены. Едкий запах дыма наполнил комнату и защекотал Санькины ноздри. Не открывая глаз, он закрутил головой на подушке, потом дёрнулся всем телом и присел на край кровати.

— Ты чё совсем рехнулся? Пожар что ли решил устроить?

— Спокойно… Придаю письма огню, — сказал Андрей.

— А нахрен писал тогда? — взбеленился Санька, и невозможно было понять, по какой причине он разозлился: то ли по поводу дыма, то ли из-за того, что был разбужен.

— После дня села займёмся бизнесом.

— А почему не ловлей бабочек?

— Я ведь серьёзно. Ты готов?

— Всегда готов, — вяло отчеканил Санька, отдал пионерский салют и принял в кровати горизонтальное положение.

— Не желаешь сделать утреннюю пробежку? — спросил Андрей.

— Да пошёл ты. Дай поспать.

— Понял. Исчезаю.

Трусцой побежал Спасский по деревенским улицам. Он должен быть в форме, потому что предстоит много дел, требующих полной самоотдачи. Клубы пыли поднимались от его ног, и он изредка оборачивался назад, чтобы посмотреть, как за ним вихрится и оседает пепельный туман. Спасский бежал по дорогам старой сельской России и наслаждался сумрачным видом ветхих покосившихся изб, многие из которых вросли в землю и стали подлинными памятниками истории.

— "Прощайте Кайбалы 2003-его, я буду помнить вас. Скоро здесь всё будет по-другому. Обещаю, что через десяток лет старушка Европа начнёт к нам ездить и перенимать опыт. Как вам, Кайбалы, такой расклад? Не ожидали? Спрашиваете, откуда я взял такую уверенность? Нет, не потому, что пришёл Спасский. Даже и не думайте. Всё гораздо интереснее… Просто время пришло. Воздушные массы из неизвестных далей переместили сюда ветра перемен. Люди неосознанно чувствуют это и готовы перейти на новый этап. Теперь достаточно искры, и я не упущу возможности высечь её, не упущу ни за какие коврижки. И в этом, уж простите меня, я эгоист, — думал Андрей и смеялся.

***

Три дня оставалось до праздника, когда вернулась из армии старая гвардия в лице долговязого сутулого Брынзы и приземистого плечистого Кореша. Они щеголяли по деревне в пятнистой форме, и их оранжевые береты, лихо сдвинутые на затылок, кричали о принадлежности солдат к самому молодому и миролюбивому роду войск — войск МЧС. Спасённые армией от тюрьмы, они сами научились спасать других и привыкли к работе, где чужая жизнь целиком и полностью зависела от их способности быстро оценивать ситуацию и предоставлять пострадавшим необходимую помощь. Говорят, что у нормальных людей, которые по долгу службы постоянно сталкиваются с человеческим страданием, притупляется чувство сострадания. Тогда отметим следующее: у головорезов в том же самом случае это чувство начинает появляться и принимает потом такие яркие формы, что этим вышеупомянутым нормальным людям остаётся только позавидовать той пробудившейся душевности, которую берут на вооружение бывшие архаровцы.

Так и случилось с Брынзой и Корешом. Армия выковала из них солдат милосердия, выбила из голов бесшабашную дурь и в красочной оранжевой упаковке вернула на Родину.

— Кого я вижу?! Брынза!.. Кореш! Не может быть! Два года как один день! — оторопел Белов, увидев зашедших в магазин солдат.

— Привет, Митька! — в голос поздоровались парни.

— А у нас тут так…

— Такие события происходят — страсть! — смешно спародировал Белова неунывающий Брынза.

— Ну и денёк сегодня. Встреча за встречей. Скажите же, тётя Света.

— Да, к Мите брат приехал из Кемерово… Да вот вы ещё.

— Это кто? Вжик что ли? — спросил Кореш.

— Он самый, — ответил Митька. — Прямо к моему дню рождения подгадал. Так что к восьми часам жду вас у себя. Отметим днюху и встречины заодно.

— Будем, — сказал немногословный Кореш.

— Кажется, бандитское трио в сборе, — пошутила тётя Света, увидев зарулившего в магазин Саньку, которого она попросила принести два латка с хлебом из пекарни.

Санька с недоумением уставился на продавщицу, так как узнать своих друзей с ходу не смог. Они стояли к нему спиной, да ещё в военной форме.

— Кру…гом, — скомандовал Брынза, и рядовой Кореш выполнил приказ сержанта, браво повернувшись через левое плечо.

Александр Мирошниченко, морской пехотинец в запасе, опешив от зычного голоса незнакомого солдата, тоже совершил оборот.

Продавщица на пару с Митькой взорвались хохотом, но не таков был Брынза, чтобы угомониться, когда второй акт комедии напрашивался сам собой:

— Ровняйсь! Смирно! Фамилия, звание, воинская часть? Быстро!

— Гвардии рядовой Мирошниченко! Воинская часть — двенадцать четыреста шестьдесят восемь! Батальон береговой охраны!

— Вольно, никудышный партизан! — воскликнул Брынза и дал волю смеху.

Крепкие объятья старых друзей продолжались долго. Удалилась в подсобное помещение тётя Света, вышел Митька, а трое неразлучных, как их за глаза величала вся деревня, продолжали стоять в магазине и беседовать.

— Да-а-а, неплохо мы провели время вдалеке от дома. А теперь, может, вчикерим по маленькой? — предложил Санька.

— Со старым покончено, — серьёзно ответил Брынза. — Со старым покончено. Её всю не перепьёшь.

— Вы меня неправильно поняли. Я угощаю, паршивцы.

— Это ты нас неправильно понял, Саня. Пьянству — бой. Мы решили начать новую жизнь. Валяться под забором? Спиться? Нет, хватит. Всё — завязали к чертям собачьим! Навсегда, — сказал Кореш.

— Я не узнаю вас, пацаны. Я не узнаю эту свихнувшуюся деревню. Я никого и ничего теперь не понимаю. Что происходит? Что, чёрт возьми, происходит? Я так же, как и вы, недавно возвратился в деревню. Стоит оставить Кайбалы на два года — приезжаешь, а тут какая-то хренотень. Нет, внешне всё тоже. Разве что два ларька прибавилось. А мой братец? Он пичкает меня и других какой-то непонятной философией. Они тут, видишь ли, бунты устраивают. Вы слыхали?.. Против спирта!

— Правильно делают, — сказал Брынза.

— Да постойте вы, дайте сказать. Я никогда ни о чём не задумывался. Всё же просто было. Выпил, закусил, набил морду. Так ведь?

— Но, — согласился Брынза.

— А сейчас не так, всё не так. Пьют, но уже не так. Говорят, но уже о другом. Все видят, что что-то происходит, но никто не понимает, что конкретно. Деревня гудит, как растревоженный улей. А чё гудит — сама не знает. И все чего-то ждут. А он, ну в смысле мой брат, решил, что он как будто каждому что-то должен. Теперь здесь везде обсуждаются его слова, всерьёз обсуждаются… Он же сгорит… Тут бабку Зинаиду на днях встретил, а она мне вместо "здрасьте": "Милок, когда ужо пенсию нам поднимут? Пусть Андрейка походатайствует пред начальством высоким, чтоб нам перед смертью пожить успелось". Я говорю: "Бабуля, окстись. Он же не министр финансов, чтобы пенсии вам повышать". А она мне: "Эх, ты-ы-ы. Лучше бы за братом тянулся". Да ладно — хрен с ней, с бабкой. Я же на него подействовать пытался, в споры вступал. Сначала яро бьюсь, а потом вдруг бац — и крыть нечем!.. Дальше — хуже. Притихну и сказкам его верю. Мне его как ребёнка жалко, а поделать ничего не могу.