Эмигрант - Алла Щедрина

– У меня дед оборотень.

Причём вампир даже почти не врал. С материнской стороны действительно, кажется, пра‑пра‑прадедом затесался оборотень. Представляя ту, что связалась с перевёртышем, вампир только и мог признать, что дуры‑бабы бывают редкостными извращенками, что вампиры, что люди... Не говоря о том, что из‑за примеси чужой крови лишь начиная с бабки матери её семья вновь стала обладать всеми способностями чистокровных вампиров.

– А, квартерон, – кивнул Раст. – Как Мадж.

– Мадж?! – вампир удивился. Обычно он легко определял нечистокровных людей. Но на телохранителя‑ловеласа и не думал даже.

– У него бабка водная нимфа, – объяснил Раст. – Если столкнётесь, попроси познакомить, говорят, красавица.

А, тогда понятно. Родство с элементалями стихий никак не влияло на свойства расы, только усиливало магический потенциал, причём в течение многих поколений. Скажем, если дура‑прабабка Хеннера заимела бы ребёнка не от оборотня, а от духа воздуха, вампирские способности у Хеннера были бы на порядок выше. И это несмотря на весьма дальнее родство. Впрочем, что это он размечтался... А вот что хуже, на празднестве наверняка будет присутствовать и Мадж. Впрочем, может они и не встретятся, в такой толпе‑то.

Приготовления Хеннера к празднеству состояли отнюдь не только в переодевании. Свой наряд вампир экипировал кое‑каким оружием, достаточным, чтобы не ощущать себя беззащитным. Мало ли, вампир не раз и не два на подобных празднествах ввязывался в ссоры – поводы сами находились. И не сказать, чтобы ему подобные стычки были неприятны, скорее наоборот... Такое органичное дополнение к общему веселью.

К моменту появления вагонных настроение вампира приближалось к отличному. Он даже снизошёл до совета Эштину, который пытался упаковаться в тёплую куртку.

– Мех свой снимай и оставляй тут – смысла с ним таскаться нет.

В ответ на удивлённый взгляд Хеннер раздражённо – вот же приходится объяснять элементарные вещи! – буркнул:

– Сам подумай, ребятам охота мёрзнуть?

Вагонная, нацепившая по случаю праздника лёгкое короткое платьице, тоже красное, но из тончайшей ткани, энергично закивала.

– Правильно‑правильно. Что же это за праздник, если гостям будет неуютно?

Эштин пожал плечами и оставил куртку на кровати.

– Готовы? – поинтересовался вагонный.

Хеннер кивнул, и они оказались в прохладной летней тьме, насыщенной запахами и звуками непотревоженного ночного леса. Рядом плескалась река. Всё правильно, места для празднования выбирались рядом с рекой, морем, иногда – озером.

– А по...

Ч‑человек!.. Хеннер прикрыл Эштину рот рукой, палец другой руки прижал к своим губам – универсальный призыв к молчанию. И кивком предложил следовать за собой – несмотря на отсутствие освещения, парень наверняка его видел. По дороге вампир хмыкнул про себя – только человек мог болтать, нарушая предпраздничную тишину, когда последнему тупому гоблину ясно, что лучше помолчать и прислушаться. К голосам птиц, лесу, шелесту воды и стрекотанию ночных цикад. Это – как правильное начало праздника, который вот‑вот взорвётся шумом и весельем.

Они вышли к реке и успели постоять возле воды, вампир буквально впитывал окружающие звуки и запахи, наслаждаясь после многодневнего заключения в четырёх стенах. Кое‑где на берегу маячили такие же молчаливые тени, но как следует разглядеть никого не удавалось. Пока.

Вдруг вспыхнуло множество огней, самых разных размеров и расцветок. Но полностью они тьму не разгоняли, лишь ложились иллюзорными неверными бликами, создавая ощущение таинственности и праздничности. Эштин изумлённо оглядывался по сторонам, неверные магические огоньки словно сняли с него личину, и вампир видел перед собой двадцатилетнего мальчишку, которым парень и являлся. А может, действительно сняли.

Откуда‑то полилась музыка, на берегу возникли, прочно утвердившись на плотном мокром песке, длиннющие столы, заставленные деликатесами на любой вкус. К которым сразу, толпой, направилось множество самых разных существ, причём кто‑то из них спланировал прямо из воздуха, кто‑то вылез из воды. Ночные звуки перекрылись гомоном, зато музыка, вроде негромкая и ненавязчивая, отнюдь в нём не терялась,

Вампир потянул Эштина к столу. И сообщил:

– Вот теперь можешь болтать, сколько вздумается.

– А тогда нельзя было?

– Не нельзя. Неприлично.

Эштин вытаращился, но уточнять не стал. Усевшись, завертел головой, разглядывая окружающих. Действительно, посмотреть было на кого. Тем более, человеку. На праздник собралась толпа из множества самых разных существ и по виду, и по размерам. Причём большая их часть, с людской точки зрения, была просто уродлива. Большеголовые богарты с гротескными лицами. Дистрофичные арахноиды, ростом почти с человека, выглядящие, словно скелеты, и движущиеся с ломкой грацией пауков – искуснейшие ткачи и предсказатели. Громадные, чуть не в два человеческого роста, горные тролли, двигающиеся в толпе с ловкостью слонов в посудной лавке, но всеми силами стараясь никому не навредить. Крохотные существа, все крылатые, украсившие ради праздника себя магическими огоньками, носились в воздухе туда‑сюда, как ненормальные, частенько врезаясь друг друга и во всех подряд. И это лишь малая часть кишащих вокруг существ.

Кстати, уродливыми были отнюдь не все. И Эштин с энтузиазмом выискивал в толпе экземпляры посимпатичней. Ему повезло – прямо напротив него, за столом, расположилась одна из водных дев – то ли озёрная, то ли речная, вампир в них не слишком разбирался. Но не русалка, это вампир определил по льняными волосам и длинному белому платью. Русалки, ради праздника преобразовавшие хвосты в ноги, одеться не соблаговолили, щеголяя в подобии шаровар из ткани, похожей на чешую, и полуголые. К тому же волосы у них были голубовато‑зеленые.

Красавицами были и те и другие, только у русалок черты лица были чуть более резкие. Немудрёно, что люди заглядывались на водных дев всех видов, частенько становясь их добычей.

Левым соседом девы расположился сатир с огненно‑рыжими, буйно вьющимися волосами и такой же бородой. Из копны рыжих колечек торчали небольшие, но отнюдь не безопасные рожки – острые и крепкие. Справа от девы развалился лесовик – высокий и худой, смахивающий на дерево своей нескладностью, коричневой, словно кора, кожей и зеленой порослью, заменяющей ему и волосы и одежду.

Когда же Эштин повернул голову к своему соседу, то чуть со стула не полетел. И торопливо пересел на пустое место между ним и вампиром. Хеннер хмыкнул – и чего парень запаниковал? Ну, великанша... На физиономию, кстати, очень даже ничего. Для её племени. Ну да, Эштин ей даже до плеча не достаёт... А дёргаться‑то зачем?

Вампир ткнул Эштина в бок и прошипел:

– Не позорься, вернись на место!

– А я с тобой хочу сидеть! – заупрямился тот.

– Так не принято, – терпеливо объяснил Хеннер. – Сам посмотри, за столом все сидят мужчина‑женщина. И поухаживай за дамой, будь мужчиной! Кстати, попытаешься пересесть, она и обидеться может. Вот тогда я тебе не позавидую.

Это он, конечно, приврал, ничего бы великанша Эштину плохого не сделала. Разве подшутила или обсмеяла "трусливого человечка". Но Эштину об этом знать вовсе не обязательно. Вампир язвительно понаблюдал за тем, как парень передвигается на своё место – с отчаянно‑обречённой физиономией. Ничего, ему полезно. Раз уж заявился на наше празднество, будь готов к любым соседям.

Слева от Хеннера сидела баньши, что тоже слегка его нервировало – после случая с призраком, хоть вампир и понимал, что поводов нет. Но паниковать или, ещё глупее, пересаживаться, он считал ниже своего достоинства.

Между Хеннером и Эштином уселась красавица‑дриада, сразу завладев вниманием парня. А вот вампир на лесную деву внимания не обратил – не интересовала его растительная нечисть, прежде всего потому, что они были нетеплокровными. Издержки натуры хищника. Нет, со своими, местными дриадами, лесовиками и прочими, вампир даже поддерживал некое подобие дружбы. Но исключительно платонической. А вот Эштин, в лучших традициях хомо, которые якобы "сапиенсы", уже пожирал зеленоволосую красавицу в прозрачном платье жадными глазами и рассыпался в комплиментах.

Первый тост произнёс тритон, могучий мужчина с мускулистым торсом, длинными зеленоватыми волосами и усами. Речь традиционно желала всем присутствующим здоровья и удачи. Дальше тосты следовали один за другим, а ближе к полуночи столы опустели – начались танцы.

В первом хороводе участвовали все – это был многовековой ритуал, поддерживающий вязь реальности. Мало кто из людей знал об истинной сути этого танца, и ещё меньше могли правильно его танцевать. Но участие людей было необходимостью, поэтому на праздник приглашались танцовщицы храма Матери, которые этим искусством худо‑бедно владели. А с немногочисленными гостями‑неучами вроде Эштина вставали в пару существа достаточно сильные, чтобы правильно вести за собой человека и, в случае чего, подкорректировать его ошибки.