Книжные контрабандисты. Как поэты-партизаны спасали от нацистов сокровища еврейской культуры - Давид Фишман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осмотреть выставку прибыла высокопоставленная комиссия из Берлина, в составе которой был представитель канцелярии Генриха Гиммлера. Высокие посетители остались недовольны. Выставка показалась им идеологически не выдержанной, один из членов комиссии даже назвал ее коммунистической пропагандой. После этого визита Шпоркет потребовал включения более откровенно антисемитских и антибольшевистских материалов. В новом варианте экспозиции появились фальсифицированные фотографии, на которых большевики-евреи якобы мучили литовских крестьян. На деле там были изображены евреи, которых мучили немцы и их пособники-литовцы[197].
Доктор Герберт Готхард, специалист по иудаике из ОШР, лелеял проекты более масштабные, чем просто выставка, — она, по его разумению, была лишь трюком на публику. «Свинюшка», как прозвал его Шмерке, составлял далекоидущие планы по превращению виленского отделения ОШР в центр юденфоршунга — антисемитских исследований еврейства. Он решил, что невольников можно превратить в авторов трудов на еврейские темы, которые сам он потом будет переписывать в антисемитском ключе и представлять в аналитический отдел ОШР в Берлине.
Для начала Готхард дал несколько несложных научных заданий Зелигу Калмановичу — ученому из ИВО с докторской степенью Петроградского университета. Оценив качество его работы, Готхард поставил Калмановича во главе целой группы невольников-исследователей, при которой была сформирована группа переводчиков, переводивших довоенные исследования на немецкий. Исследователи (доктор Моше Геллер, раввин Авраам Нисан Иоффе и др.) работали в библиотеке гетто, где имелась вся необходимая справочная литература, а переводчики (доктор Яков Гордон, Акива Гершатер и др.) трудились в здании ИВО. Калманович «плавал» между двумя этими точками.
Калмановича глубоко возмутила новая работа в качестве подневольного ученого, его обескураживало, что результаты его труда будут использованы для распространения антисемитской мрази. Однако чувства свои он держал при себе, доверяя их одному лишь дневнику: «Они хотят разгадать наши “секреты”, выявить наши “тайные дела”. Идиоты! Ими руководят невежество и непонимание. Однако я должен хранить молчание — пока не минует опасность»[198].
Видимо, в определенном смысле Калманович радовался, что по ходу долгого рабочего дня можно заниматься умственной деятельностью. Скорее всего, ему хотелось доказать самому себе, что он остается тем же ученым, которым был до войны, даже после девяти месяцев заточения в гетто и в возрасте 61 года.
Первым крупным заданием стало составление библиографии и перевод трудов, посвященных караимам — секте, отколовшейся от иудаизма в IX веке. С начала XIX века караимы, проживавшие в Восточной Европе и в Крыму, утверждали, что имеют тюркское происхождение, говорят на тюркском языке и практикуют собственную религию, лишь отдаленным образом связанную с иудаизмом. Русские цари приняли эту аргументацию, и законодательные ограничения, применявшиеся к евреям, не распространялись на караимов. Нацистская Германия действовала в рамках той же традиции: караимов не считали представителями той же расы, что и евреи. Однако религию их немецкие ученые описывали как «еврейскую» или как «иудаизм без Талмуда», в результате группа выглядела очень странно: по расовой принадлежности — тюрки, по религии — евреи[199].
Когда началась война, на местах с караимами обходились по-разному. Не до всех «дошла информация», что члены этой крошечной секты не являются евреями, и фронтовые командиры принимали самые разные решения. В своем стремительном движении по Украине германская милитаристская машина не делала различий между евреями и караимами, двести караимов погибли в Бабьем Яре под Киевом во время жуткой расправы, унесшей 29–30 сентября 1941 года тридцать три тысячи жизней. Во Франции же караимов регистрировали как евреев, при этом не депортировали в лагеря смерти — на то имелся четкий приказ из Берлина. В Крыму, где проживала самая многочисленная караимская община, к ним относились благожелательно, даже предоставляли определенные привилегии. Немцы видели в них тюркский народ, родственников татар, их не только защищали, но и выстраивали с ними близкие отношения[200].
В Вильне и находившемся неподалеку Тракае проживало около двухсот караимов. Доктор Герхард Вундер, руководитель аналитического отдела ОШР в Берлине, отдал своим подчиненным в Вильне распоряжение заняться их изучением. Важность этой темы он объяснял так: «В последнее время имели место прискорбные случаи, когда караимов ошибочно принимали за евреев. Я считаю, что наша задача — просвещение касательно этой особой этнической группы. <…> Наша работа позволит предотвратить в будущем ошибки, подобные тем, которые совершались в прошлом»[201]. «Ошибки» обернулись гибелью для сотен караимов с Украины.
Помимо составления библиографии и надзора за процессом перевода трудов о караимах с иврита и идиша, Калманович написал обзор научных работ, в котором отметил, что существует консенсус касательно того, что караимы происходят от евреев и практикуют особую форму иудаизма. Это было строго противоположно тому, что хотел слышать Вундер, глава аналитического отдела в Берлине[202].
Чтобы составить противовес мнению Калмановича, Готхард попросил караимского хахама Вильны, Сераю Шапшала, написать работу о расовом происхождении, религии и культуре его народа. Калмановичу он приказал перевести этот труд с русского на немецкий. Работали они в паре: Калманович переводил по мере того, как Шапшал писал. В приватной беседе со своим дневником еврейский ученый посмеивался над автором-караимом и его magnum opus: «Какой узкий кругозор! Самое гениальное — обозначить свое тюркско-татарское происхождение. Но о том, как обходиться с лошадями и с оружием, он знает больше, чем об основах собственной религии»[203].
По ходу работы произошло личное знакомство. Шапшал несколько раз приходил в здание ИВО, чтобы ознакомиться с материалами по караимам, а Калманович посещал Шапшала на дому — туда его отводил немецкий конвоир — с целью обсудить некоторые подробности.
Совершенно очевидно, что двое ученых обладали разными статусами. Шапшала немцы называли профессором, ему был выплачен гонорар в тысячу рейхсмарок и дано обещание, что работа его будет использоваться в немецких правительственных кругах. Калманович, его ученый-переводчик, ни разу не назван в документах ОШР по имени; он был просто Judenkraefte — еврейская рабочая сила. Платили ему стандартный невольничий оклад: тридцать рейхсмарок в месяц. В лучшем случае он мог за хорошую работу получить от своих хозяев из ОШР буханку хлеба[204].
Кульминацией караимского проекта стали инсценированные дебаты между Шапшалом и Калмановичем о происхождении караимов
