Когда-то был человеком - Дитрих Киттнер

Но, разумеется, самые большие тиражи, о которых мы не могли и мечтать, имели пресса и другие средства массовой информации. Понятно также, что боссы газетной индустрии, формирующие общественное мнение, относились к нам далеко не дружелюбно. «Жители Ганновера – люди разумные, они не присоединятся к «Красному кружку», – объявила местная пресса еще до начала акций. Под заголовком «Мертвый кружок» можно было прочитать следующее: «"Красный кружок" образца 1975 года ничего общего, кроме названия, с символом 1969 года не имеет… Сегодня название «Красный кружок» используют зачинщики беспорядков в целях маскировки»… А то, что в «Красный кружок» входили те же люди, что и в 1969 году, попросту замалчивалось. Да и в 1969 году поначалу тоже писали о «зачинщиках беспорядков», «радикальных элементах» и «братьях-погромщиках».

В 1972 году особенно ясно проявилось намерение высокопоставленных боссов выиграть грядущее сражение еще до его начала с помощью затяжного пропагандистского артобстрела. Местные ганноверские газеты развернули неслыханную по интенсивности кампанию ругани и травли. Казалось, что материалы местной хроники для всех ганноверских газет готовились в редакции «Бильд-цайтунг». Еще до этого журнал «Шпигель» сообщил о тайной договоренности двух буржуазных изданий освещать демонстрации только после предварительного взаимного согласования. Именно так теперь они и делали.

Целые полосы были забиты «настоятельными» призывами: «Не выходить из дома!», «Отразить атаку на демократический правопорядок!». «Родители! Оберегайте своих детей!» – заклинали газетные заголовки. Писали о «терроре», «погромах», «хулиганских группах», об «улюлюкающих демонстрантах, среди которых непонятно как очутились матери с детскими колясками», и о «раненых, потерявших голову», «самоотверженных молодых полицейских». Попадались и материалы, похожие на сообщения с полей сражений, например: «Крупная процессия демонстрантов оттеснена в боковые улицы и расчленена на мелкие группы» или: процессия «разбита на отдельные группки», которые «то тут, то там» в различных районах города «приковывают к себе полицейские силы». Господа из ратуши, министры, депутаты, высокопоставленные представители различных политических направлений открыто благодарят полицию за ее самоотверженные действия. ХДС «обращается с просьбой к населению отмежеваться от демонстрантов, облегчить работу полиции, выполняющей свой долг.

Любимым занятием стало запугивать население всеми возможными средствами. «Снова десятки тысяч людей с большим опозданием попали домой» – типичный заголовок тех дней. Все это было сплошным враньем, так как из той же статьи можно было узнать, что благодаря нашему призыву к бойкоту «последние трамваи, которые вчера между 18 и 19 часами миновали площадь Штайнтор, были почти пустыми». Но, как известно, читателю важнее всего заголовок.

Как только молодежные профсоюзные организации открыто объявили о своей солидарности с нами, на следующий же день в газете этому событию была посвящена целая полоса: местное отребье – наверняка по указке сверху – неистовствовало, выражая свое возмущение действиями «Красного кружка». Помимо этого, обер-бургомистр и обер-директор в совместном заявлении угрожали: они-де еще «потребуют возместить все убытки – и немалые! – за ущерб, возникший в результате перебоев в работе транспорта», уж они постараются «совместными усилиями отразить нападки на наш демократический строй». Но не кто другой, как полицай-президент, открыто уверял, будто «население не проявляет солидарности» с нами.

Если это так, то к чему тогда все эти призывы и заклинания? К чему тогда «кризисный штаб», заседающий в большом зале полицай-президиума, дирижирующий действиями полиции против демонстрантов? Об этом штабе газеты писали: «Там собралось около 20 руководящих полицейских чинов. Постоянный участник совещаний – министр внутренних дел Рихард Ленерс». Что заставляет министра внутренних дел так волноваться, если, согласно официальным данным, на демонстрации выходит всего лишь жалкая кучка заблуждающихся? Почему же 1800 полицейских, оснащенных самым современным вооружением, словно для ведения гражданской войны, в течение многих дней не могут восстановить столь желанную для них кладбищенскую тишину, действуя якобы против «равного числа демонстрантов»?

Позднее журналисты рассказали мне, какое давление сверху в эти дни оказывалось на редакции: от них требовали сообщений в «нужном ключе». В результате этого в прессе появились статьи хотя и разбросанные по разным полосам, но тем не менее освещавшие события крайне тенденциозно. Закономерно, что при этом в газетных материалах нет-нет да и обнаруживались противоречия: с одной стороны, читателю пытались внушить мысль о слабости и незначительности протеста, с другой же – не упускали возможности запугивать сограждан, живописуя страшные картины разгула террора и насилия (естественно, по вине демонстрантов). Классическим примером может послужить газета «Бильд», угодившая в собственные силки.

По данным полиции (как всегда, сильно заниженным), численность участников первой демонстрации 1975 года не превышала 3 тысяч. Некоторые газеты (и мы тоже) называли цифру 10 тысяч, другие, среди них, конечно, и «Бильд», приводили официальные данные- 3 тысячи (вполне достаточно!). Кричащий заголовок на семь колонок: «"Красный кружок" – 3000 демонстрантов парализовали движение городского транспорта». А дальше следовало: «Бесконечные вереницы застрявших трамваев с пассажирами, проклинающими все на свете» (читатель «Бильд» в этом месте обязательно выругается!), «…пробки на улицах и множество полиции… Прибыли водометы из Бремена, Ольденбурга и Брауншвейга, полицейские взяли под контроль (выдержано в лучших традициях фронтовых сообщений) стратегически важные пункты в центре города, они должны быть удержаны, несмотря на яростные атаки противника, площадь перед оперой, площадь Штайнтор и центральный вокзал. Бронированные машины с голубыми «мигалками» двигались колоннами… Затем тронулись две процессии демонстрантов… В 18 часов 40 минут они слились… Площадь Штайнтор не в состоянии вместить толпу… Возникает хаос». Ну вот, пожалуйста. И чтобы усилить впечатление, еще раз выделено жирным шрифтом: «Тотальный хаос на площади Штайнтор».

Одна только ошибочка вышла: Штайнтор – огромная площадь, это известно любому ганноверцу. Толпа в 3 тысячи человек выглядела бы на ней скорее маленькой группкой. В довершение ко всем передержкам статья была проиллюстрирована фотографией на семь колонок, показывающей подлинный размах демонстрации. Злорадство по поводу «гола, забитого в собственные ворота», было повсеместным. И ходили слухи, что все это было сознательно сделано одним очень неглупым сотрудником «Бильд», симпатизирующим демонстрантам.

Мы делали все от нас зависящее, чтобы противостоять демагогии. Члены профсоюзов, школьные и студенческие комитеты, союзы пенсионеров выражали свой протест в заявлениях для печати. Тем самым документально подтверждался широкий размах сопротивления. Мы поместили серию мелких объявлений в местной прессе от имени частных лиц, дать крупные не позволяли наши слабые финансовые возможности. Например, в разделе «Знакомства»: «Кто пойдет со мной на митинг "Красного кружка"?» Или: «Вы одиноки? Приходите к нам на митинг!» В разделе автомобильных анонсов: «Вы сможете продать свою машину, если добьетесь снижения тарифов на проезд в общественном транспорте. Поэтому приходите на митинг "Красного кружка"!» А иногда просто: «Уже слышали? "Красный кружок" действует»…

Но в лучшем случае это были капли воды на раскаленном камне, если под камнем понимать манипулирование общественным сознанием со стороны официальных кругов. Противная сторона постоянно пыталась изолировать нас от общественности. В 1972 году я дал интервью радиостанции «НДР» [19] о целях и намерениях «Красного кружка». В мгновение ока ХДС начал против «НДР» кампанию на страницах близких к нему изданий, сетуя на то, что министру внутренних дел предпочли Киттнера. Затем генеральный секретарь этой партии ультраконсерваторов заявил в ландтаге, что «НДР» – это-де «рупор врагов конституции». Радиостанция, где в то время еще не все ключевые посты находились в руках людей из ХДС, хотя и вяло, но все же отвергла обвинения, сославшись на свой долг информировать общественность. Тем не менее следующее интервью со мной на эту же тему, естественно, не состоялось.

Конечно, были и такие редакторы и репортеры, которые серьезно относились к своему журналистскому долгу и пытались давать объективные сообщения. Среди них иные даже более или менее симпатизировали нам. Но других было больше: по их материалам часто было видно, что автор целиком и полностью находится в лагере противника. При этом репортер не всегда действовал в соответствии со своими убеждениями, иногда – просто из желания сохранить положение, а порой бездумно – по привычке пользовался полицейскими источниками.