И время остановилось - Кларисса Сабар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мать Мадлен остановилась перед входом в свой дом.
– Может, отправитесь перекусить в «Ритц»? – предложила она девушкам. – Сегодня ограничение на мясо, зато с выпечкой все в порядке.
Разрумянившаяся от холодного ветра Мадлен одобрительно захлопала в ладоши:
– Чудесная мысль, хоть согреемся! Да и поболтаем напоследок перед твоим отъездом, Аурелия. Подумать только, ты уже завтра уезжаешь…
Франсуаза как-то странно улыбнулась дочери. Аурелия не поняла этой улыбки.
– Развлекайтесь и не засиживайся допоздна, Мадлен! – крикнула мадам Монтиньяк напоследок и скрылась в парадной роскошного дома.
Аурелия взглянула на часы. Она собиралась встретиться с Ариэль в Тюильри, но еще оставалось немного времени. От улицы Шоссе д’Антен до «Ритца» подруги дошли всего за десять минут. В ресторане было на удивление малолюдно для этого времени суток, когда обычно дамы и барышни неспешно пьют чай в изысканном зале, украшенном изящной деревянной резьбой в стиле ар-деко и комнатными растениями. Девушек усадили в уютные кресла, и официант принес им по чашке густого горячего шоколада и печенье, которое они с удовольствием ели, обмакивая в ароматный дымящийся напиток. Мадлен задумчиво разглядывала Аурелию, одетую в элегантную твидовую юбку и ярко-алый шерстяной кардиган. Та хранила молчание.
– Что-то ты неразговорчива. Я почти ничего не знаю о твоей жизни со времен последних писем, – рискнула начать Мадлен.
Аурелия машинально поправила берет и потупилась, не отрывая глаз от чашки.
– Знаешь, в моей жизни нет ничего увлекательного. Дни напролет слоняюсь без дела, чего-то жду.
– Бедняжка ты моя, – посочувствовала Мадлен. – Ты ведь больше всего на свете мечтала танцевать, а теперь… Эх, как обидно!
Аурелия бросила на подругу колючий, жесткий взгляд, которого та, увлеченно уплетая третье печенье кряду, даже не заметила. Неужели так обязательно бередить едва поджившую рану?
– Война ведь не вечна, – вздохнула Аурелия. – Вот вернусь насовсем в Париж, и ничто не помешает мне попытать счастья. Люди захотят развлечений после всех этих ужасов.
Мадлен поставила фарфоровую чашечку на блюдце и склонила голову, стараясь поймать взгляд подруги.
– Ты все еще думаешь о том парне? Ну, с которым вы прошлым летом… Антуан, кажется?
– Нет, конечно, – солгала Аурелия, хотя лишь одно упоминание о нем мигом всколыхнуло в душе бурю эмоций. – Да и вообще, он ни разу о себе не напомнил.
После потрясения первых дней, последовавших за спешным отъездом цирка, девушка решила, что сможет превозмочь тоску, беря пример с сильной духом Мари: та и не думала раскисать в разлуке с Готье. Горечь утраты понемногу сменилась надеждой – надеждой, что Антуан все же объявится: ведь он знал, где ее искать. Каждый Божий день она ждала почтальона, но тщетно. Минуло восемь месяцев, а она по-прежнему понятия не имела, что сталось с пленившим ее сердце красавцем брюнетом.
И все же Аурелия отказывалась верить, что он просто посмеялся над ней. Стал бы он оставлять записку под орешником – их орешником, – если бы ровным счетом ничего к ней не чувствовал? Хотя к чему теперь об этом… Они, наверное, уже никогда не увидятся.
– Вижу, тебя это гложет, – не унималась Мадлен. – Давай рассуждать здраво. Наверное, его тоже призвали. Если ему двадцать один и он здоров…
Аурелия нетерпеливо перебила подругу:
– Прошу тебя, хватит о нем. – И уже мягче добавила: – Лучше расскажи о том своем дальнем родственнике, которого ты так расхваливала в последнем письме.
Мадлен разом подобралась и заулыбалась. Аурелия поняла: та как раз ждала этого вопроса.
– Пьер-Ив попросил у папы моей руки. Мы поженимся! – возвестила она, сияя от счастья.
– Боже, как чудесно! – восхитилась Аурелия, стараясь подавить горькую зависть.
– Еще бы! Мама потому и отправила нас в «Ритц» – хотела, чтоб я сообщила тебе эту новость до твоего отъезда. Ох, надеюсь, я не очень тебя расстроила?
Аурелия сглотнула подступивший ком и выдавила ответную улыбку.
– Вовсе нет. Я безумно за тебя рада! И когда свадьба?
Мадлен чуть помрачнела.
– В принципе, не раньше чем через месяц, когда ему в следующий раз дадут увольнительную. Но в наше время ни в чем нельзя быть уверенной…
– Ну-ну, не вешай нос! Скоро станешь настоящей мадам. А где он сейчас служит?
– В Нормандии. Пишет, на фронте затишье. Но по тому, о чем он умалчивает, я догадываюсь, что у них там полнейшая неопределенность. Папа прав: нам лучше примкнуть к Гитлеру. Это было бы выгоднее.
Аурелия изумленно округлила глаза.
– Твой отец всерьез так считает? По-моему, не слишком патриотично.
– Гитлер сумел возродить экономику своей страны, и его армия невероятно сильна. Нам незачем с ним воевать.
Аурелия не верила своим ушам. Как подруга может повторять подобное?!
– А как же Польша? – вспыхнула она. – И что он творит с евреями?
– Евреи! – презрительно бросила Мадлен. – Это из-за них мы дошли до такой жизни! Если бы они не развратили Европу, я бы, может, давно была замужем. Они ничем не лучше испанских беженцев, которые, говорят, только и делают, что грабят да женщин насилуют.
– Мадлен! – воскликнула потрясенная Аурелия. – Я знаю одну испанскую семью, которую приютили в Шатийоне. Уверяю тебя, это чудеснейшие люди!
Хосефа, школьная уборщица, частенько забегала к Мари, стряпала что-нибудь вкусненькое, чтобы той было полегче. А ее муж Пабло – сама доброта. Он охотно чинил сломанную мебель, не требуя ничего взамен, или сам развозил дрова одиноким старикам. Аурелия понятия не имела, откуда у семейства Мадлен такие предрассудки, но выслушивать подобные гадости было невыносимо.
– Ну, если ты так говоришь… – хмыкнула не слишком убежденная Мадлен. – Ладно, глядишь, скоро вся эта канитель закончится. Ты хоть в кино сходила, раз уж выбралась в Париж?
Аурелия молча покачала головой. После откровений подруги трещать о пустяках не было никакого желания. Одетая в шерстяное розовое платье, Мадлен демонстрировала самодовольство и тщеславность, которых Аурелия раньше в ней не замечала. Куда только подевалась та застенчивая девочка, которая и шагу боялась ступить без оглядки на родителей?
– Мама водила меня на новый фильм с Даниэль Дарьё, – продолжала Мадлен, явно не замечая, в какое смятение повергла Аурелию. – Недурно, вот только в какой-то момент она появляется в купальнике! Нет, ты представляешь? Какое бесстыдство!
– Да ну? – механически обронила Аурелия, взглянув на часы. – Ох, мне пора бежать. Совсем про время забыла.
– Как, уже?! Но нам столько всего нужно обсудить с июля!
– Как-нибудь в другой раз, – торопливо пообещала Аурелия. – Мне нужно еще кое-куда заскочить, а вечером отец ведет меня в ресторан.
Мадлен кивнула.
– Ну да, последний день всегда суматошный. Надо, наверное, еще горничной помочь чемоданы собрать.
На самом деле Жермен упаковала багаж еще с утра, но Аурелия не стала разубеждать подругу. После разговора с ней во рту стоял горький привкус желчи. Мадлен неспешно двинулась в сторону дома, а Аурелия вышла на улицу Кастильоне и направилась к Тюильри. Ходьба помогала обдумать чудовищные речи подруги. И давно ли Мадлен так люто ненавидит евреев? Наверняка просто повторяет за отцом… Но неужели нечто подобное говорит почтенный судья, который не раз захаживал на вечера к Леандру, где непременно бывали Ариэль с мужем? Какая жуть!
Погрузившись в невеселые мысли, Аурелия нырнула в парк. Тротуары почти обезлюдели, однако по аллеям все же прогуливались парижане, решившие насладиться погожим деньком. Мальчишки с визгом и гиканьем носились вокруг, а их матери и няньки, снисходительно поглядывая на проказников, прогуливались вдоль статуй и фонтанов, чтобы согреться. Ариэль сидела на скамейке – в элегантном красном пальто с поясом и черной шляпке с большим бантом, лихо сдвинутой набок. Густые каштановые локоны рассыпались по плечам. Ее дочь Дина мирно спала в коляске под толстым одеяльцем.
– Куда подевалась твоя лучезарная улыбка? – поинтересовалась Ариэль, расцеловав Аурелию. – Я-то думала, ты обрадуешься встрече.
Девушка смущенно прикусила губу. Не хотелось тревожить подругу, посвящая ее в причины своего уныния.
– Что ты, я безумно рада с тобой пересечься! – заверила она. – Просто эта бесконечная зима, эта непонятная война… Порой
