Антитело - Андрей Тепляков

Он был счастлив.

Возвращение на ферму напоминало погружение в глубокую воду. Ясная и четкая картина мира с каждым километром все больше размывалась, словно воздух выходил из проколотого колеса. И снова в голове появилось ощущение стены, вроде той, что окружала ферму. Глеб становился все мрачнее. Съезжая с шоссе в сторону леса, он уже знал, что свобода, которую он ощутил — не более, чем мираж — эйфория, вызванная поцелуем девушки. Простых решений не было, и не могло быть. Они обречены остаться.

И ждать.

Дядя сидел возле сарая, держа в руке дымящуюся сигарету, и смотрел, как Глеб выбирается из машины. Трактор с открытой дверцей сиротливо стоял на пашне, метрах в двадцати от них; тусклым красным пятном на фоне темной земли выделялась картофелесажалка.

— Ну, охотник за приведениями, что слышно?

Глеб тоже закурил и сел рядом.

— Тетка говорит, что у нас тут гипноз.

— Гипноз?

— Ну или что-то около того. Она говорит, что на нас воздействовали.

— Ничего не понял. Кто воздействовал?

Глеб пожал плечами.

— Не знаю.

— Погоди, Глеб. Давай разберемся. Она говорит, что нас гипнотизируют?

— Да не поймешь. Она сама точно не знает. Что-то в лесу на нас воздействует. А что и как — неизвестно. Может даже мы сами себя… ну… гипнотизируем.

— Бред какой-то.

Глеб пожал плечами.

— Как ты проехал?

— Нормально. Кстати, тетка говорит, что тут раньше было село. Кокошино называлось.

— И что?

— Оно опустела. Неизвестно почему.

— Гипноз, — задумчиво проговорил дядя. — Гипноз, гипноз… Непохоже на гипноз. Хотя, не знаю.

— Я предлагаю вкопать кресты обратно.

— Это она присоветовала?

— Она не возражала.

— Понятно. Вобщем, никаких ответов мы не получили. Только вопросы одни.

— По большому счету, да.

— Так я и думал.

Они молча курили, глядя на лес и выпуская в теплый воздух облачка дыма. Туман медленно пульсировал, словно дышало огромное бесформенное существо.

Дядя встал.

— Ладно. Копать — так копать. Больше делать нечего. А насчет гипноза надо поразмыслить еще.

— Предлагаю начать копать прямо сегодня.

— Почему нет? Вот сразу после обеда и начнем.

— В доме никаких новостей?

— Слава Богу, без них. Аленка ходит за Ирой хвостом, не отпускает ни на шаг. Ира дергается.

— Не надо говорить ей о крестах.

— Да она сама все увидит. Я не собираюсь ничего скрывать.

Он склонил голову и стал похож на высокую, тощую птицу.

— И тебе не советую. Мы тут, вроде, все заодно.

Глеб затянулся в последний раз и потушил сигарету.

— Это точно.

Настя не хотела говорить с родителями о знахарке и поэтому придумала прогулку с Танюшкой. Лучшая подруга, с которой они вместе почти с самого рождения, не могла вызвать подозрений и в качестве алиби подходила идеально.

Они были разными, почти полными противоположностями друг друга. Танюшка — с астеническим сложением модели, невротическая и шумная; она тайком курила тонкие сигареты и любила напустить на себя вид скучающей светской львицы. Наверное, главной задачей в ее жизни было найти для Насти подходящего парня, и, несмотря на то, что все попытки неизменно проваливались, она не падала духом.

Узнав про Глеба, Танюшка сразу же приняла сторону молодой пары.

«Лишь бы он не оказался гадом. Но за этим, милая, я прослежу. Лично».

Несмотря на такую преданность, Настя не сразу решилась рассказать ей про знахарку. Впервые в жизни ей пришлось долго думать, прежде чем поделиться с подругой. Впервые в жизни у нее появился секрет, который она разделила с другим.

— Привет, подружка!

Танюшка появилась неожиданно, как чертик из коробки, заставив Настю вздрогнуть.

— Давно стоишь?

— Привет. Нет, только вышла.

Они взялись за руки и пошли в сторону речки. Заинтригованная скудными сведениями, полученными от подруги, Танюшка буквально лопалась от любопытства, но всякий раз выговаривала себе, что не должна лезть Насте в душу. Это нехорошо. Неправильно. Для себя самой она решила, что подруге нужен от знахарки совет по поводу парня.

«Это круто: немногие девчонки отважились бы на такое. Тут, небось, настоящая любовь».

Сумерки поглощали солнечный свет и тепло, заполняли улицы, словно мутная вода; громко верещали сверчки; где-то на окраине лаяли собаки. Настя чувствовала себя неспокойно. Несколько раз за вечер она решала не идти к знахарке, убеждала себя, что не хочет больше ничего слышать, что это ничего не изменит, и что некоторые вещи лучше не знать. Решала и снова меняла решение. Как бабочка, летящая на свет, она не могла поступить иначе. Слишком много было поставлено на кон.

— Как дела с Глебом? — поинтересовалась Танюшка, не в силах больше выносить молчания подруги. — Продвигаетесь?

— Так, потихоньку.

— Надеюсь. С твоим «потихоньку» можно до пенсии оставаться старой девой.

— О, уж это мне не грозит.

— Да? Расскажи! Мне можно!

— Ну, мы целовались…

— Ага! С этого места подробнее, пожалуйста!

Они шли и болтали. Со стороны реки раздался тихий звук гитары. Солнце огромным красным глазом смотрело им в спину, а их длинные, как телефонные столбы, тени стелились впереди.

Настя старалась держать шутливый тон, хотя на душе скребли кошки. Глеб ей нравился. Конечно, это еще не любовь, но что-то очень близкое к ней, и отсюда брали начало многие проблемы. Относись она к парню прохладнее, можно было бы уговорить его уехать. Настя непременно сделала бы это, разрешив все возникшие неприятности. Но она не хотела. Не хотела, чтобы он уезжал. И ничего не могла с собой поделать.

Весь день Настя ругала себя, называла эгоисткой. Глеб в опасности — она это чувствовала и даже без Анны понимала, что лучший выход для него — уехать. Это было бы правильно.

Правильно.

А потом просыпались чувства. Ей снова хотелось прижаться к нему, ощутить его силу, скрыться в нем от всех проблем. От всего на свете. Хотелось верить, что все неправда, просто какое-то недоразумение, которое вот-вот разрешится само собой, и, обнимая Глеба, она действительно в это верила.

Губы все еще помнили последний поцелуй. Глеб ушел, и ей стало так плохо, так пусто и тоскливо, что Настя испугалась.

«Мне нужно следить за собой. Все зашло слишком далеко».

На окраине поселка они с Танюшкой разошлись, договорившись встретится через час на берегу. Прощаясь, та выглядела обеспокоенной, словно каким-то образом почувствовала то, что творится в душе у подруги.