Живое и неживое. В поисках определения жизни - Карл Циммер

В 1744 г. Трамбле наконец выпустил двухтомную монографию, где описывались все эти исследования. Но она ознаменовала не начало его новой карьеры зоолога, а конец научной деятельности. Братья Бентинк выросли и больше не нуждались в его услугах. За те годы, что Трамбле пребывал в Соргвлите, граф ввел его во влиятельные круги своих знакомых, которые оценили острый ум учителя. В качестве участника тайной дипломатической миссии, целью которой было урегулирование войны за австрийское наследство, он отправился во Францию. По завершении этой миссии Трамбле пригласили руководить обучением одного юного английского герцога, и исследователь несколько лет путешествовал по континенту со своим учеником. Эти две должности принесли Трамбле пару щедрых субсидий, которыми он воспользовался для того, чтобы вернуться в Женеву, купить имение, вырастить собственных пятерых детей и написать ряд книг о преподавании.

Главным учеником Трамбле стал он сам. Всего за четыре года он самостоятельно научился строгой методике экспериментов на животных. Обучаясь извлекать из своих полипов данные, он выдвинул научные основы экспериментальной зоологии. И еще долгое время после того, как он закончил свои исследования и покинул Соргвлит, сделанные им на полипах открытия будоражили умы натуралистов и философов. Эти существа, которых иные ошибочно именовали «насекомыми», демонстрировали, что живое опровергает все прежние о нем представления.

«Жалкое насекомое только что явило себя миру и перевернуло то, что мы до недавнего времени считали непреложным законом природы, – заявил натуралист Жиль Базен. – Философы напугались, а поэт сказал нам, что сама смерть побледнела»[162].

Раздражимость

В то время как Трамбле и юные Бентинки шлепали по канавам, в немецком Гёттингене один молодой доктор нарабатывал себе репутацию более традиционным путем. Альбрехт фон Галлер[163] переехал туда в 1736 г., поддавшись на уговоры местного барона, который строил новый университет и хотел пригласить в него лучшего анатома Европы. В свои 28 лет Галлер был уже весьма очевидной кандидатурой. Барон так жаждал заполучить его, что выстроил для молодого человека усадьбу, ботанический сад и кальвинистскую церковь, чтобы тот мог посещать там службы. И ведь это было отнюдь не всё, что барон предоставит Галлеру. «Прибыв по приглашению в Гёттинген, я счел наиважнейшим для себя делом построить анатомический театр, – писал ученый впоследствии, – и обеспечить его трупами»[164].

Как и Трамбле, Галлер был швейцарцем в изгнании. Он родился под Берном в семье, которая слыла нервной, скрытной и чудаковатой. Пятилетним малышом Альбрехт сидел на кухонной плите и зачитывал домашней прислуге наставления из Библии. К девятилетнему возрасту он свободно читал по-гречески и уже был автором биографий более тысячи знаменитостей. Он начал интересоваться, как устроено тело внутри, и удовлетворял свое любопытство, вскрывая животных. Уехав из Швейцарии учиться медицине – сначала в Германии, потом в Голландии, он принялся и за людей.

Студенты-медики, однокашники Галлера, находили его несносным. Он воспринимал возражения как личные нападки. «Он не мог спокойно относиться к чужим ошибкам», – писал один из его биографов. Когда некий знаменитый профессор объявил о своем открытии нового слюнного протока, Галлер, которому не было и 20 лет, проверил это на практике. Юноша сконфузил профессора, доказав, что того ввел в заблуждение обычный кровеносный сосуд.

Окончив медицинскую школу, Галлер продолжил свое образование в Лондоне и Париже. Став свидетелем жуткой операции на мочевом пузыре, он решил, что не будет оперировать живых людей. Молодой человек стал проводить еще больше времени за вскрытием трупов, и чем тщательнее он их изучал, тем больше узнавал. По словам ученого, сказанным впоследствии, «освоить всё и полностью рассмотреть все области человеческого тела столь же исключительно трудно, как досконально описать всю необъятность земель, рек, долин и холмов»[165].

Завершив учебу, Галлер возвратился в Берн и стал семейным врачом, обязанности которого состояли главным образом в том, чтобы делать кровопускания мамашам и детям. Клиентура у него была скудная, поэтому оставалось много свободного времени, большую часть которого он проводил, бродя по склонам Альп. Ему было чуть за 20, когда он прославился как ботаник – знаток альпийской флоры. В Лондоне молодой человек полюбил английскую поэзию и теперь написал длинную романтическую поэму «Альпы» (Die Alpen), воспевавшую горы. Она сделала его самым читаемым немецким стихотворцем своего времени и превратила Альпы в туристический магнит XVIII в.

В свободное от кровопусканий, стихов и походов по горам время Галлер занимался вскрытиями, работая в основном с трупами преступников и бедняков. Он открывал новые мышцы, связки и сосуды. В 1735 г. Галлер провел первое тщательное вскрытие сиамских близнецов. У пары младенцев, умерших сразу после рождения, было по отдельному мозгу, но общее сердце. Галлер заключил, что душа не может циркулировать в крови, ведь это означало бы, что две независимые души детей смешивались. В мудреном сращении близнецов Галлер усмотрел отнюдь не уродство, а новое свидетельство Божьего умысла и всемогущества.

Благодаря заслуженной в Берне славе молодой исследователь и получил приглашение в только что открытый Гёттингенский университет, где тут же приступил к работе – даже более рьяно. Всего за несколько лет он выпустил ряд томов по ботанике и анатомии, хотя за это время потерял двух жен и двоих детей. В своем анатомическом театре Галлер руководил целой армией анатомов и художников, зарисовывавших все, что обнаруживалось при вскрытиях.

Мертвецы помогали Галлеру познавать живых. Он любил называть разрабатываемую им науку «анатомией в действии». На первом этаже своего театра Галлер проводил опыты с человеческими трупами, а на втором – еще более жуткие исследования. Там он и его студенты работали с живыми собаками, кроликами и другими животными. Галлер считал недостаточным просто рассмотреть, как куполообразная пластина диафрагмы прикрепляется к ребрам в грудной клетке у мертвого человека. Ему нужно было видеть живую диафрагму в движении.

Трамбле и сам проводил изуверские эксперименты на полипах, но никого особенно не волновали беды малюток, которых он разрезал пополам. Галлер, напротив, приобрел в Гёттингене дурную славу из-за того, что по его вине страдали животные. «Когда нужно изрядно собак и кроликов, то начинаются трудности, неизбежные в маленьком городке, где все удивляет и привлекает зевак»[166], – сетовал он.

Причинение боли животным нелегко давалось и самому Галлеру. Однажды он охарактеризовал свое исследование как «вид жестокости, к которому я чувствую такое отвращение, какое можно превозмочь только желанием принести пользу человечеству, но он простителен по той же причине, что побуждает людей самого гуманного склада ежедневно поедать плоть безвинных животных безо всяких угрызений совести»[167].

Поначалу задачей экспериментов Галлера было исследование органов поочередно. Но с течением времени он стал рассматривать диафрагму, сердце и все прочие части тела как элементы единой большой системы. Мысль естествоиспытателя перешла к более фундаментальным вопросам о живом. Самым