Почему распался СССР. Вспоминают руководители союзных республик - Аркадий Дубнов

– Не фундаментально. Мы, например, по-другому вводили деньги. Эстонцы сразу ввели кроны. Мы же, как и литовцы, сначала ввели промежуточную валюту – латвийский рубль; на нем мы выдержали 951 % инфляции в 1992 году (в Эстонии было 1052 %). Но мы быстрее ее сбили, и в начале 1993 года она была уже всего 25 %. И когда весной 1993 года мы ввели национальную валюту – лат, инфляция установилась на уровне примерно 10 % с небольшим.

Надо сказать, что иногда нам просто везло. Мы бы все равно ввели свои деньги, но процесс ускорил следующий случай. Как-то приходит ко мне офицер КГБ и вручает конверт. Открываю, а там решение министра [финансов СССР] Валентина Павлова об изъятии больших денежных банкнот из оборота. Все ясно. Значит, никому ничего не сообщают и проводят конфискационную денежную реформу. Я собираю правительство: «У вас 40 минут, чтобы решить свои проблемы». И мы в течение дня приняли решение, что выходим на свои деньги. В течение дня!

– Не кусали локти, уйдя из Союза?

– Некогда нам было. Мы должны были думать, как выживать и одновременно проводить реформы. А еще преодолевать сопротивление.

– Кто сопротивлялся?

– Компартия наша. Хотели заводы силком затащить во всероссийские холдинги. Мы действовали симметрично России, заявившей при разделе: мол, все, что в Российской Федерации, – российское. Ну, если они так, то и мы сказали: все, что у нас в Латвии, – латышское. Чтобы заводы хоть как-то выжили, мы разрешили им продавать свою продукцию по любой цене, в том числе и за границей. Мы завлекали их либеральными методами: никакого административного давления, в отличие от того, что предлагали коммунисты и Интерфронт. У меня тогда была практика лично встречаться с руководителями промышленных предприятий, колхозов и местных советов – это более 400 человек раз в месяц. На этих встречах говорили обе стороны, выражали претензии, вносили предложения. Мне удалось создать доверительные отношения, и в решающий момент, во время путча ГКЧП, практически все руководители встали на нашу сторону.

– И тем не менее вам пришлось уйти в отставку, а Народный фронт на волне экономических трудностей 1993 года почти потерял поддержку.

– Хорошо, что Народный фронт не был партией. Его заслуга и в том, что он стал источником партийной системы новой Латвии – разные партии вышли из него, и к 1993-му члены НФЛ разделились по ним. Я не ушел ни в какую партию по одной причине: все другие начали критиковать то, что делали мы в первом правительстве. Я сказал: «Товарищи, господа, мы ведь это вместе делали – что я, буду сам себя критиковать?» И ушел из политики. Уехал в Германию, получил стипендию на шесть месяцев, учился экономике и финансам. И это мне очень помогло во втором правительстве – в 1998-м, в год российского дефолта, я стал министром финансов Латвии. А через десять лет еще раз стал премьером. Это случилось в годы самого большого мирового кризиса – с 2008-го по 2010-й.

Арнольд Рюйтель, экс-президент Эстонии

«Мы должны быть благодарны тем силам, которым удалось предотвратить возможную гражданскую войну»

Арнольд Рюйтель

Родился в 1928 году в Лаймьяле (остров Сааремаа)

В 1983–1990 годах – председатель президиума Верховного совета Эстонской ССР

Сыграл ключевую роль в подготовке Декларации о суверенитете Эстонской ССР (ноябрь 1988 года)

В 1990–1991 годах – председатель Верховного совета Эстонии

В 2001–2006 годах – президент Эстонии

Интервью состоялось в мае 2016 года

* * *

Таллин был последним пунктом моего путешествия по Балтии в рамках проекта Фонда Егора Гайдара. Там я встречался с Арнольдом Рюйтелем – многолетним руководителем советской, а затем и постсоветской Эстонии. Прежде чем меня принял президент (в Эстонии распространена американская традиция: к бывшему президенту здесь обращаются без приставки «экс»), я долго переписывался с его помощниками. Господин Рюйтель оказался единственным моим собеседником из бывших лидеров Союза, который вежливо, но настойчиво попросил прислать вопросы заранее.

Сначала я подумал, что это говорит о боязни давать интервью незнакомому гостю из Москвы. Но впоследствии понял, что дело в другом: даже спустя много лет после отставки Рюйтель чувствовал ответственность за каждое сказанное слово и избегал риска навредить интересам Эстонии. Тем более речь могла зайти об отношениях с Россией, которые складывались трагично на протяжении всего последнего столетия. Кроме того, говорить со мной Рюйтелю предстояло на неродном русском языке.

Коммуникация выглядела так. Сначала президент на эстонском продиктовал ответы на мои вопросы своему помощнику. Потом их отправили в бюро переводов. Потом господин Рюйтель перечитал свои ответы на русском – перевод показался ему неточным. Сперва я получил письмо с извинениями за столь долгую процедуру, а через некоторое время – ответы, которые господин Рюйтель счел верными. Только после этого он согласился на личную встречу, чтобы авторизовать интервью.

Беседа вышла живой – думаю, это связано с тем, что господин президент попросил не использовать диктофон. Я попросил разрешения включить в текст некоторые исторически важные моменты – например, воспоминания о приезде Бориса Ельцина в Таллин в январе 1991 года (тогда он встречался с лидерами трех балтийских республик). Мне разрешили сделать записи по памяти, при условии, что потом я отправлю их в Таллин на согласование.

Рассказ Арнольда Рюйтеля о событиях четвертьвековой давности показался мне полным личного драматизма. Эстония следила за бурными событиями в Москве конца 1980-х, напряженно выжидая, замерев на низком старте. Мой собеседник с гордостью подчеркивал, что Эстония первой из республик СССР провозгласила верховенство своих законов над союзными, приняв Декларацию о суверенитете, и что именно эстонский пример вдохновил остальных пойти по этому пути. Впечатлило меня и спокойное достоинство президента, с которым он пояснял, зачем Эстонии нужна была поддержка ельцинского руководства: «Мы всегда помнили, […] что во Второй мировой войне погибло 42 % нашего небольшого народа […], поэтому стремились сделать так, чтобы ни одна капля крови не пролилась на пути к суверенитету».

* * *

– Вы были одним из руководителей Эстонии в годы восстановления независимости. Балтийские республики меньше остальных находились в составе СССР и первыми заявили о выходе из него. При этом Эстония была первой даже среди стран Балтии: Декларация о суверенитете была принята 16 ноября 1988 года. Как готовилось это событие и что ему предшествовало?

– На самом деле процесс восстановления независимости Эстонии начался задолго до принятия Декларации о суверенитете. Даже аннексированные, насильственно включенные в правовую систему другого государства, мы пытались менять законодательство в соответствии с нашими интересами. Поэтому в Эстонии очень внимательно следили за зарождавшимися в СССР переменами. Едва ослабла цензура, едва впервые