Схватки в тупиках (сборник) - Дмитрий Виноградов

– Зачем? – прохрипел Осинин, с трудом балансируя, чтобы не сорваться.

– А что тебе ещё остаётся? – с некоторым даже удивлением спросил злой дух.

Ян знал – больше ничего. Поэтому просто дал своим ногам в рваных носках соскользнуть с ветки. Его охватило мучительное удушье. На мгновение вокруг вспыхнули ярчайшие звёзды, и в голове мелькнуло, что он-таки прыгнул на орбиту. Однако всё вокруг вновь почернело, и в этой бездонной черноте сначала появился пронзительный красный огонёк – словно последний уголёк догоревшего дома. Но он разрастался и превратился в ревущее пламя, которое мгновенно пожрало то, что оставалось от Яна Осинина.

Джейн Сэлливан, агент МИ5, двадцатишестилетняя блондинка, выглядящая, как девочка-подросток, чем вовсю пользовалась в своей работе, сначала испугалась. Клиент, которому она подсыпала в коньяк рицина, вдруг выпрямился и уставился на неё бешеным взглядом. Она решила было, что раскрыта и нащупала «стреляющую ручку» с отравленным цианидом зарядом. Но клиент протянул руку и выцедил напиток. Джейн слегка отпустило.

Клиент вдруг стал что-то бормотать, обращаясь явно не к ней. Ну да, по-русски она не знала ни слова. Её заданием было просто подсыпать яд бывшему агенту влияния в России, который стал бесполезен и только компрометировал своим пребыванием Соединённое Королевство. Потом с ним пришлось бы переспать, изображая развратную школьницу, а утром уехать на машине конторы. Клиент бы тихо умер через несколько дней – от инфаркта, инсульта или пневмонии, и Джейн просто забыла бы об этом эпизоде.

Но русский, похоже, сошёл с ума. Он спорил с кем-то, о чём-то умолял, и на лице его был написан непередаваемый ужас. Джейн просто не знала, что делать.

Наконец он вскочил и, как был в носках, побежал в ванную. Джейн пошла за ним и видела, как он лихорадочно привязывает шарф к перекладине для полотенец и делает петлю. «Не выдержит», – прикинула опытная в такого рода делах дама. И правда не выдержал, но не перекладина, а шарф – когда клиент встал на край ванны и прыгнул, он порвался и мужик свалился ничком с болтающимся обрывком на шее.

Джейн подождала несколько секунд – не очнётся ли – потом проверила пульс на шее. Мёртв. Ну что же, так тоже неплохо. Только надо замести следы.

Она прошла в комнату и тщательно вытерла всё, за что бралась. Свой стакан она вымыла, надев перчатки, поставила на место, а в стакан Яна долила коньяка. Подумала, взяла его дорогие туфли, пошла в ванную и натянула на покойника, не забыв завязать шнурки. Вернулась в комнату, позвонила и сказала кодовую фразу. Вскоре машина уже въезжала в аллею. Тут Джейн заметила, что пропустила флэшку, торчащую из компьютера. Всё, что было на жёстком диске, давно уже находилось в конторе, но на флэшке могло быть что-то интересное. Сунув флэшку в сумочку, осмотрелась в последний раз. В угасающем камине догорали какие-то бумажки. Ну и пусть. Девушка отвернулась и весело сбежала вниз, не забыв запереть дверь электронных ключом – точной копией того, который остался в кармане пиджака покойного олигарха Яна Осинина.

Беги, пацан, беги!

Ипт, вот это уже серьёзно. Трое навстречу, двое заходят сзади. Не сопляки и не бакланы, главарь точно деловой – внимательные тусклые глаза, холодная усмешка, в рукаве прячет выкидуху. Его надо валить первым, с остальными будет легче.

И где, спрашивается, эта ваша долбанная мировая гармония? Стоит усталому следаку сдать табельный ствол и побрести по городу, наслаждаясь тёплым майским вечером и любимым портером, как начинает наяривать холодный дождь, порывы ветра грубо толкают в задницу, а любимого портера нет в ларьке, и приходится заменять его нелюбимым. Хоть тот и крепче. А когда, добивая шестую бутылку, этот вполне умиротворённый следак расслабленной походкой приближается к дому безлюдным парком и уже видит немытые тёмные окна своей холостяцкой берлоги на четвёртом этаже, он нарывается на пятёрку гопников с серьёзными намерениями. Я не имею в виду, что они жаждут предложить мне руку и сердце.

«Щ-щчик», – щёлкает выкидуха. «Длинь-звяк», – недопитая бутылка разлетается от удара по краю урны, обдав мою руку пивом и оставив в ней симпатичную «розочку» с выдающимся острым осколком. Левой я перехватываю клешню пахана, несущую перо прямо в мою печень. Спасибо, не надо. Она, конечно, основательно проспиртована и вряд ли долго протянет, но всё-таки ножик – это лишнее. Моя правая с «розочкой» между тем достигает ухмыляющейся морды противника. «Ч-чпок», – лопается его глазное яблоко. Уркаган дико орёт, на меня брызгает кровь и глазная жидкость. А вы что думали, я им ментовскую ксиву совать стану? Хрен!

Тут меня охаживают чем-то по рёбрам. Телескопическая дубинка, похоже. Вот же прибарахлённые пацаны какие! Бью ногой с разворота, попадаю удачно, гопник отлетает на газон. От кастета успеваю отстраниться. В принципе, инцидент исчерпан – пахан, стоя на коленях, исходит стонами и матюгами, обеими руками держась за лицо, очевидно, в надежде удержать вытекающий глаз. Поздно, милый. Ушибленный ногой, кряхтя, старается подняться, ему тоже пока не до чего. Третьего, с кастетом, опрокидываю прямым в челюсть. Остальные сейчас побегут. Тут меня накрывает тьма.

Солнечный луч елозит по моим стиснутым векам. Идёт оно всё лесом, не хочу просыпаться! Головная боль пока трепыхается где-то в недрах черепа, но стоит открыть глаза, и она заполонит собой весь мир. Когда это я вчера успел так нажраться? Птички поют, ипт… Стоп, какие, на хрен, птички? И почему холодно и твёрдо?

Глаза придётся открыть. Солнце исчезло. Я лежу щекой на мелком песочке, и перед моим носом ползёт нахальный муравей. Птички поют, ага. И боль. Какая боль!

Теперь вспоминаю. Ночь, парк, гопники. Меня отоварили. Ладно, не в первый и не в последний раз. Но вот ведь люди суки – никто даже не подумал позвонить в ментовку, хотя наверняка полдома смотрело на наше месилово, прячась за занавесками. И никто за всю ночь не поинтересовался, жив я или помер. А впрочем, ничего удивительного…

Медленно, стараясь преодолеть мощный позыв блевануть, поднимаюсь. Что-то явно не так. Что-то вообще странно. Ощупываю голову. На ней нет не только основательной дырки, как я опасался, но и какой-нибудь паршивой шишки. И крови на лице нет. И нет её на руках. И на дорожке никаких следов побоища.

Ревизую карманы. Всё на месте – лопатник, мобила, ключи. Часы на руке. 6.27. Утра, надо полагать. Да, дрожащий луч солнца изредка проклёвывается сквозь сырой саван грязных туч. Какой хреновый май! А вот и ксива. Может, ребятишки потянули сначала её, увидели, что завалили мента и со страха разбежались? Не похоже – волчары те ещё были.

Но что же это тогда, мать вашу, мать вашу, мать вашу?!

Оглядываюсь вокруг и обессилено сажусь на скамейку.

Парк тот, ага. Я бегал тут в нежном возрасте, и до сих пор живу в квартире, которую мамаша в наследство оставила. Но, Господи, он ведь именно ТОТ – из детства! Вон гипсовая облупившаяся, но девка с веслом – а её уже лет десять как окончательно разбили местные поганцы. Но вот – стоит в целости, довольная такая, мля. И дерево… У меня захватывает дух при виде любимого дуба, в детстве казавшегося гигантским, да он и правда очень толстый, и каждая его ветка мною-пацаном излажена. Пять лет назад в него попала молния, и он долго горел, а что осталось, спилили и увезли. Я тогда выпил вечером раза в два больше, чем обычно. Но вот же он, шелестит себе молодой листвой!

Мимо скамейки ковыляет бабка с кривоногой таксой. Обе окатывают меня подозрительным взглядом.

Все номера в памяти мобилы «отключены или вне зоны доступа». В том числе и провайдера.

Я вижу угол соседнего с моим дома и кусочек транспаранта на нём. Я очень хорошо знаю, кто там изображён: бровастый вождь. Но транспарант сняли через пару недель после его смерти – в восемьдесят втором…

Я боюсь, но всё-таки оглядываюсь и бросаю всполошённый взгляд на свои окна. Чисто вымытые, просто сияющие, чего у меня никогда в заводе не было. И памятные мне ситцевые занавески… Сшитые мамой…

Если вы думаете, что я тупой мент с воображением носорога, вы крупно ошибаетесь. Я читал фантастические книжки, и знаю, кто такие «попаданцы». И сам часто мечтал вернуться на тридцать лет назад и кое-что сделать… Но одно дело мечтать, а другое – обнаружить вдруг, что невозможное случилось. Однако на это у меня имеются навыки следователя: я знаю, что верна та версия, которая соответствует всем имеющимся фактам. Какой бы она ни была невероятной.

Впрочем, всё это не значит, что я не удивился – челюсть, мягко говоря, отвалилась конкретно. А то: в бреду ли, после смерти или в реальности я переместился в прошлое. В то прошлое, где я был мелким, а жизнь казалась разноцветной. Но если так, я должен сделать тут то, что должен, хоть удивлённый, хоть со съехавшей крышей, хоть мёртвый – если это, предположим, вариант ада. Какая разница, кто подарил мне эту возможность – ведь это именно то, чего я со слезами выпрашивал непонятно у кого долгими бессонными ночами.