Схватки в тупиках (сборник) - Дмитрий Виноградов

Но сперва надо точно узнать дату. Будет мерзко, если меня принесло сюда слишком поздно. Впрочем, я не удивлюсь – надо думать, такова сука-жизнь во всех мирах, какие есть. Приходится просто сжать очко и бодаться, пока тебя не отволокут ногами вперёд на свалку. А иначе никак.

Ларёк «Союзпечать» стоит там, где я и помню. Какой же он щелистый и облупленный! Жадно впериваюсь в первые полосы нескольких газет, игнорируя удивлённый взгляд продавщицы. Буквы расплываются передо мной, я с усилием концентрирую взгляд и вижу: «27 мая 1981 года». А ё!..

Тот самый день. Ну, конечно же, кто бы, ипт, сомневался!

С хмурого неба, на котором не осталось ни следа солнца, начинает накрапывать нудный дождик. Судя по выражению хлебала продавщицы, сейчас она побежит звать милицию. Я быстро отхожу в соседний двор и сажусь на скамейку. Думать надо зверски, а мне зверски хочется жрать и ещё больше – выпить. Но с этим придётся погодить. Достаю сигарету, зажигалку, затягиваюсь.

«Пик-пик-пи-ик. Московское время семь часов», – из открытого окна на первом этаже приглушённо раздаётся радостный голос дикторши «Маяка». Гляжу на часы – надо же, так оно и есть. И дата та. А в настоящем… там, откуда я свалился, было двадцать восьмое… Мне некогда думать над этой фигнёй, времени в обрез. В лопатник я даже не заглядываю – козе ясно, что тут на фиг не прокатят ни мои тысячные и пятисотенные, ни, тем более, кредитка. А бабло мне ох, как нужно! В своём нынешнем виде я здесь долго не прохожу – и так уже редкие по утреннему времени прохожие пялятся, как на диво. Представьте в восемьдесят первом развалившегося на скамейке в советском городе жлоба с бородкой подковкой, связанными в хвост волосами и куртке из ткани, которую вряд ли ещё изобрели. Шпион в натуре! Как бы уже в гэбуху не стукнул кто.

Я поспешно снимаю резинку с хвоста и распускаю волосы по плечам – так тут, вроде, всякие неформалы ходят. А хвосты мужики точно ещё не носят. Но всё равно видок подозрительный и, скорее всего, гулять мне до первого мента. А в карманах-то что! Одна ксива в ступор приведёт всё отделение, да ещё бабло из свободной России… И мобила! Расстрел, как минимум. Или в институт – на опыты.

В принципе, что делать я знаю. Тряпки мои тут сокровище, только бы доставить их в нужное место. И оно есть – я точно помню, что в тот день была суббота. Значит, «балка» торгует.

Я вскакиваю и несусь к автобусной остановке. Надо же, как всё помню! Номер автобуса тоже. Путь на окраину долгий, но пересаживаться не надо. Кассы на самообслуживании, а контролёры ходят редко.

Дождь разошёлся, как психованный урка. Потоки хлещут в окна упорно трясущегося по выбоинам автобуса. Лица немногочисленных пассажиров скорбно вытянуты, словно они едут на похороны. Но большая часть едет туда же, куда и я.

Я гляжу на плывущий за мокрыми окнами город. Бесконечные серые улицы, которые никакой дождь не отмоет, потому что гнилая серость разъедает самое их нутро. Лозунги, лозунги – через фасад. Огромные буквы, мускулистые руки рабочих, мудрое лицо с бровями. Ничем не лучше рекламы. Даже хуже. Сутулящиеся сограждане, одетые в какое-то унылое тряпьё. Хорошо ещё, машин мало и пробок нет, иначе я бы на этом тарантасе весь день тащился.

Пока еду, дождь прекращается, но небо остаётся безнадёжным. Вхожу на «балку» – огромный овраг в окружении рабочих общаг. Полулегальный городской рынок, где можно купить и продать всё. По этим временам, конечно.

Я – здешний – сейчас ещё мал, но потом я это время изучал. В основном, криминальную среду. Потому что интересовался… «Балку» сейчас, кажется, не могут поделить цыгане и первая местная «бригада». У цыган обрезы и наганы, а у «бригады» есть тэтэхи и даже парочка MP-40, которые не надо называть «шмайссерами». Уже должны быть первые трупы, но меня это не колышет.

Здесь я привлекаю меньше внимания – «балка» ещё и не таких фраеров видала. Ну и славно. Прохожу мимо старух, разложивших прямо на промокшей земле на газетах всякую дрянь, и тёток, мающихся с уродливыми куртками и сапогами на продажу. А вот и мой клиент. Рыжий, похожий на лису, чувак в мешковатых вытертых джинсах и замшевом пиджаке. В руках ничего нет. Стоит, курит, лениво обозревает окрестности.

– Глянь мои штаны, – от моего тихого голоса он вздрагивает и кидает взгляд в сторону. Там дружки, конечно, но мне пох.

– Только глянь, – я поворачиваюсь, чтобы он увидел лейбл.

– Левисы… – восхищённо вздыхая, он ощупывает строчку, – настоящие, вроде.

– Настоящие, – подтверждаю я. – А куртон нравится?

– Ага. Болонья такая?

– Угу, болонья. Короче, ты мне нормальные советские тряпки. Моего размера. И четвертак сверху. Куртон и штаны твои.

Парень застывает с полуоткрытым ртом, потом воровато оглядывается. С одной этой сделки он заработает много… для него очень много. Если проведёт её мимо друзей. Я всё верно рассчитал – опыт не пропьёшь.

– Ладно, – тихо бросает он. – Пошли.

За общагами обычные жилые кварталы. Парень подводит меня к вонючему подъезду.

– Жди здесь.

Я киваю. Он собирается уходить, но становится, как вкопанный, когда я железными пальцами хватаю его за локоть.

– Как тебя зовут?

– Л-лёша.

– Алексей, смотри не наколи, – говорю тихо, но так… значительно.

Конопатая рожа бледнеет.

– Да ты что, чувачок, да всё будет пучком!

Из его рта вылетают капли слюны. Я брезгливо отстраняюсь, но пока не отпускаю.

– И вот что забыл. Мне перо нужно. Хорошее. За отдельную плату.

– Какое?

– Не колбасу резать, в натуре. Подгонишь?

Лёша судорожно кивает. Боится, но жадность сильнее.

Он приходит часа через полтора – я уже почти добил пачку сигарет и начал нервничать.

– Пошли в подъезд.

В подъезде воняет мочой – кошачьей и человечьей. Уединяемся под лестницей. За всё время по ней проходит только одна тётка, не обращающая на нас внимания – близ «балки» такие сценки обычны. Так, обдергайские штанцы с олимпийским мишкой на заднице, жёсткая сероватая футболка, которая после первой стирки будет напоминать мешок. А вот курточка неплохая – из мягкой японской болоньи, только ношеная. Всё вместе не больше пятидесяти рублей, если я верно помню.

Скидываю штаны и куртку, протягиваю Лёше.

– Майку, – требует он.

Хрен с ним, забирай мою пропотевшую футболку с огромной рожей Бен Ладена, которую ношу из чистой вредности. Забавно будет смотреться на каком-нибудь здешнем комсомольце.

– Что за чувак? – интересуется Лёша.

– Группа «Аль Каида». Не слышал?

– Не-а, – с уважением качает головой и тут же требует, – Шузы давай. И котлы.

– А вот это хрен, – отрезаю я.

Удобные мокасины здесь подозрений не вызовут, а точные часы «Сейко» ещё пригодятся, надо только повернуть их на тыльную сторону запястья.

– Перо?

Лёша воровато оглядывается и вытаскивает из-за пазухи завёрнутый в газету предмет. Охотничий нож в чехле. Ничего, хотя тупой и сталь не первый сорт.

– Это на четвертак, – нагло заявляет барыга.

Я поднимаю на него холодный взгляд и слегка вынимаю клинок из ножен.

– Лёша, – тихо говорю ему, – больше чирика оно не тянет.

Лёша судорожно сглатывает, лезет в карман и протягивает мне смятые десятку и пятёрку. Просёк расклад. В утешение дарю ему наполовину полную одноразовую зажигалку. Похоже, парень счастлив.

– Гражданин, предъявите документы, – тяжёлая, но неосторожная рука опускается мне на плечо через пару кварталов.

Резко приседаю, захватываю руку и бросаю лоха через бедро. «Кр-ря-щчик!» – это в его руке. Кажется, сломал. Жалко – мент совсем молоденький. Дурачок – зачем побежал за мной один. Вытаскиваю из кобуры его ПМ и вырубаю служивого рукояткой. Прости, сынок, у тебя своё дело, а у меня своё. А вот Лёше за такие шуточки надо бы вставить его перо в попу. Но времени нет, а теперь стало ещё меньше.

Переходя по мостику небольшую, но быструю речушку, бросаю в грязную воду ксиву, мобилу, кредитку и российские рубли. Пятнадцати советских мне хватит с избытком. Несколько раз меняю маршруты автобусов, уезжая как можно дальше от места преступления. С координацией у них тут неважно. Пока объявят общегородскую тревогу, я всё успею, тем более что скоро перестану соответствовать словесному портрету.

Вот и то, что мне надо – маленькая парикмахерская, прячущаяся в зелёном дворике. Конечно, эту тётку, с удивлением сбривающую мою стильную через тридцать лет бородку и стригущую «под канадку» длинные патлы, найдут, но не сразу. На улицу выхожу, благоухая тройным одеколоном и чувствуя себя полноценным советским человеком.

А теперь – жрать и пить. Пирожковая попадается через два дома. Первый стограмчик по-божески разбодяженной водовки взрывается в желудке тёплым фейерверком и разносит по крови сияющие частицы веселья. Я кусаю мерзкий рыбный беляш и опрокидываю второй стограмчик. Теперь беляш кажется гораздо вкуснее. Жизнь бывает неплоха. Иногда. Редко.