Изумрудная ведьма - Дороти Освальд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Довольна?
– Что? Я не…
– И он еще тебя защищает! Всегда! Всегда защищает! А ты же никто… Ты же…
– Роза! Хватит! – неожиданно раздался знакомый голос отца, и сестра прервалась, хотя по-прежнему не сводила злого взгляда с растерянной Эль. – Мне казалось, мы уже все выяснили. Иди. И было бы неплохо, подумай ты над моими словами и своим поведением.
Рафаэль Страда едва ли не впервые говорил настолько удивительно жестко и холодно. А потому Роза вынужденно процедила сквозь зубы:
– Да, отец.
Разумеется, в ее тоне не было ни капли раскаяния или послушания. Да Эль оно и не было нужно, ведь на самом-то деле Роза, наверное, имела полное право так злиться. Но слышать и чувствовать эту злость было все равно больно. Что вдруг случилось с ее подругой по всем детским шалостям? Что произошло с любимой сестрой, ради которой Эль готова пойти на все что угодно? И страшно, если это было всегда, а она почему-то не замечала.
Тем временем Роза поджала бледные, чуть синеватые губы и, едва не оттолкнув Эль плечом, быстро зашага прочь от кабинета Директора. И ее распущенные светлые волосы мерцали в свете магических факелов слишком уж призрачно. Сердце Эль почему-то снова заныло в тревожном предчувствии, но тут за спиной послышался тяжелый вздох, и она повернулась.
Отец выглядел уставшим, словно не спал эту ночь. Возможно, оно так и было, – путь до Школы все же не близкий, а у первого вельможи Озилэнда целый ворох забот. И, словно в подтверждении всех не очень радостных мыслей, Эль услышала:
– Пойдем, у меня не так много времени, а нам с тобой надо многое обсудить.
Он прошел в пустой кабинет и уселся на край директорского стола. Самого руководителя Школы здесь не было. Видимо, он благородно давал возможность семейству Страда решить свои личные неурядицы. Так что Эль с любопытством огляделась.
В целом, в обстановке не было ничего необычного. Пара магических шаров, которыми обычно пользовались ментаты; разумеется, несколько книжных шкафов, доверху забитых старыми фолиантами и древними свитками; огромная карта всего королевства во всю единственную пустовавшую стену; стол и пара кресел для посетителей. Гримуара здесь не было. Видимо, древняя книга хранилась в месте понадежнее, чем обычный, едва ли запертый кабинет.
– Я не могу просить тебя не обижаться на нее, – неожиданно проговорил отец, и Эль вздрогнула. – Роза не маленькое дитя, и потому ее поведение недопустимо.
– Легче ли мне от этого? – с кривой улыбкой спросила Эль. На что отец помолчал, прежде чем со вздохом признал:
– Нет. Но все же я хочу попросить у тебя прощения за нее.
– Ты не должен…
– Должен, – тяжело произнес отец, и Эль замолчала. Она подняла на него взгляд и вдруг с какой-то неожиданной грустью заметила в светлых волосах отца седину. Интересно, когда та появилась? Или была всегда, просто Эль стала достаточно взрослой, чтобы суметь разглядеть этот след жизни и опыта? В ее беззаботном детстве отец всегда казался молодым и красивым.
– Ты должен был рассказать нам все сразу.
Рафаэль Страда как-то нехорошо усмехнулся и уставился на свои сапоги, что покрывал добротный слой пыли. Похоже, он и правда давно не был дома.
– Будь на то моя воля, я бы сказал, – наконец произнес он.
– Мама? – Эль прикрыла глаза. Мама… – Она не хотела? Почему?
– Бэль считала, это ничего не значит. Она искренне верила, что, вырастив тебя и Розу в настоящей любви и заботе, мы сможем отвратить вас обеих от любых сомнений и предрассудков.
– Но она умерла. Ты был свободен от любых обещаний или планов. Почему не рассказал тогда?
Отец поднял взгляд и мрачно посмотрел на застывшую Эль, а она вдруг ощутила, как тяжело и неохотно забилось сердце, словно на него повесили всю тяжесть этого мира.
– Потому что я не знал. – Эль прикрыла глаза и болезненно улыбнулась. Ах, какой прекрасный в своей жестокости вышел обман. – Бэль никогда не говорила, а я никогда не спрашивал. Мне это было неважно. Что-то подозревать я начал только в ночь ее смерти. Бэль умирала, наложенное на нее проклятье не проходит бесследно, а потому это было мучительно. Понимая, что после ее смерти заклятье перейдет на тебя, она сделала все, чтобы унести его с собой, но… Вопреки всему ты будто была для него неуязвима. Как я понял уже много позже, мы все ошиблись. Тебя защищала его кровь. И целью была вовсе не ты, а все, что дорого Бэль. Он мстил ей. Будучи почти уничтоженным, отвечал болью на свою боль. И потому проклятье сделало единственное, на что еще было способно – настигло Розу, а еще разбудило твою настоящую магию.
Страда замолчал и отвел взгляд, уставившись куда-то в окно, откуда открывался вид на затянутые пеленой дождя далекие горы.
– Когда ты все окончательно понял?
– В тот день, когда твоя магия обрела форму. – Отец повернулся и с грустной улыбкой посмотрел на мягко переливавшийся на груди Эль изумруд. – Тебе было пятнадцать, и я подумал, что Бэль все же права. В правде нет больше смысла. Ни для меня, ни, как я надеялся, для вас обеих, ведь прошло столько лет. Я верил, той любви, что мы успели вам подарить, хватит…
Отец замолчал, и Эль закусила губу, борясь с дурацкими слезами, что вдруг защипали глаза. Она смотрела на человека, который дал ей так много, хотя, если подумать, ничего не был должен. Который, как и сама Эль, оказался жертвой обмана, пускай и во благо обоим. Но теперь все это грозило обернуться бедой. А потому она шагнула ему навстречу и заключила в самые крепкие объятия, какие только могла. Это было все, что Эль могла ему дать, – свою безусловную любовь и благодарность. За все.
– Мама любила тебя? – пробормотала она, пока широкая ладонь Рафаэля Страды медленно и так знакомо гладила по волосам. И знакомые с детства движения успокаивали.
– Я любил ее, и мы были счастливы, насколько возможно. Этого достаточно. Не вини ее, уже ничего не исправить. И не вини Розу. Она, к сожалению, слишком уж… Страда. А мы еще те тугодумы. Ты же видишь, сколько я пытался сложить два и два. – Шутка вышла натянутой, но Эль все равно улыбнулась. Впрочем, следующие слова отца вынудили ее насторожиться. – Будь осторожна. Не покидай Школу ни при каких обстоятельствах. Поняла меня?
– Что происходит? Не увиливай, я знаю, что все обеспокоены. Здесь были Волки, а еще…
А еще Фредрик…