Отвергнутая - Екатерина Валерьевна Шитова

поднялась на ноги и увидела, как по воде к ней приближается нечто тёмное и огромное.

– Нет! – закричала она, и голос её сорвался, превратился в визг.

Она бросилась бежать к лесу, путаясь в густой озёрной траве, но Нина догнала её, схватила за волосы и поволокла назад.

– Не надо, не губи меня! – взмолилась Василина.

Но Нина с безразличным видом толкнула её в воду. И тут же из тёмной глубины показались два огромных щупальца. Нечто огромное, тёмное схватило напуганную до смерти, отчаянно кричащую Василину, и уволокло под воду – во тьму бездонного озёрного омута. Туда, откуда ей уже не суждено было выплыть живой…

Глава 4

Возвращение Василины

Весть о том, что у Прохора утопилась невеста, разнеслась по деревне в мгновение ока. Но, округляя от ужаса глаза, люди больше говорили о том, что бедняжка утопилась, не вынеся позора, ведь её отец сам всем рассказал о том, что Прохор позвал Василину замуж лишь потому, что перед этим снасильничал её.

Люди косо смотрели на Прохора, но ему было всё равно – он не видел чужих взглядов, он вообще ничего вокруг не видел и не слышал.

После того, как пропавшую Василину за день до их свадьбы нашли на Невестовом озере, жизнь для Прохора словно остановилась, сузилась до размеров его узкой холостяцкой койки, померкла. Он не мог понять, почему она решилась на такое, ведь они оба так ждали свадьбу. Василина любила его, в этом он был уверен. А если любила, то почему утопилась?

В сердцах Прохор порвал новую рубаху, которую приготовил на свадьбу. Порвал, а потом бросил её на пол и принялся яростно топтать. Лицо его в ту минуту было красным от напряжения, а по щекам текли горячие слёзы.

– Василина, милая моя, любимая! Что же мне теперь делать? Как же жить без тебя? – шептал он позже, лёжа на койке и прижимаясь горячим лбом к холодной стене.

Прохор снова и снова вскакивал с постели и начинал метаться раненым зверем по комнате, круша всё на своём пути. Отец с матерью поначалу пытались утешить его, а потом оставили в покое.

– Пусть настрадается вдоволь. Когда он всю боль свою выплачет, ему тогда только полегчает, – сказала мать и скорбно поджала губы.

Она ничего не сказала Прохору о том, что накануне к ним приходил Иван, отец Василины, в стельку пьяный, убитый горем. Он проклинал Прохора и обещался убить его при встрече. Его тоже можно было понять – человек потерял единственную дочь, да ещё и так постыдно.

* * *

Через несколько дней на пригорке у леса покойников, где издавна хоронили неотпетых, собралась горстка людей. С самого утра над деревней нависли тяжёлые серые тучи, шёл мелкий дождь. Дорогу до пригорка развезло, и мужчины еле-еле доволокли до могилы гроб. Иван был очень пьян, его самого едва дотащили до места его собутыльники. Фёдор с Ираидой топтались в сторонке, они не хотели идти на похороны, но решили проследить за сыном – как бы он не напился с горя, взяв пример с Ивана.

Прохор, белый как мел, стоял возле гроба невесты. С его мокрых волос на лицо стекала вода, смешиваясь со слезами.

– Уберите крышку, дайте взглянуть последний раз, попрощаться хочу, – попросил он хриплым голосом.

– Убирайся отсюда, супостат! Василина, доченька моя, из-за тебя, ирода, и утопилась! – с трудом шевеля языком, выговорил Иван и смачно плюнул в сторону Прохора.

Парень сжал кулаки, весь напрягся, но смолчал.

– Не глядел бы лучше, сынок. Утопленница она всё-таки, сколько времени в озере пробыла, распухла вся уж поди, – тихо сказала мать, положив руку на плечо Прохора.

Прохор вытер лицо ладонью, опустился на колени перед гробом и сам сдвинул крышку. Стоящие вокруг ахнули – Василина ничуть не изменилась, как будто смерть не тронула её, как будто озёрная вода не наполнила её изнутри.

Она лежала в гробу, одетая в светлое льняное платье, в тонкие белые руки был вложен жёлтый цветок озёрной купальницы. Пышные рыжие волосы были тщательно расчёсаны и огненными волнами покоились на её плечах. На лице покойницы застыло умиротворение, словно она не умерла вовсе, а просто уснула. Прохор нежно поцеловал невесту в губы, потом прикоснулся к руке, на которой поблёскивало кольцо с чёрным камнем, подаренное им Василине на помолвку.

– Кольцо-то снять нужно, а то поди потянет тебя утопленница за собой, – прошептала Ираида на ухо сыну.

И тут же она решительно наклонилась и начала стягивать кольцо с пальца мёртвой девушки. Но все её попытки были тщетны, кольцо не снималось, как будто намертво приклеилось к тонкому белому пальцу утопленницы. Прохор оттолкнул мать от гроба.

– Оставь! Она моя невеста, пусть с кольцом и будет похоронена.

– Да как с кольцом-то? Нельзя, сынок, – испуганно прошептала Ираида.

Но Прохор лишь зло взглянул в ответ. Взяв крышку, он аккуратно положил её обратно на гроб.

– Всё бы отдал, чтобы вернуть тебя обратно, – едва слышно прошептал Прохор.

А потом он развернулся и пошёл прочь, не дожидаясь того, когда гроб опустят в землю и забросают наскоро землёй.

* * *

Со дня похорон Прохор не поднимался со своей койки. Мать с отцом пытались его растормошить, но он не слышал их, лежал лицом к стене и молчал, не ел, не пил. Когда Ираида меняла наволочки, она увидела, что подушка сына вся мокрая от слёз. Тогда взволнованная женщина сложила наволочку за пазуху, накинула на голову платок и побежала на пригорок, к могилке Василины. Там, встав на колени у свежего холмика, она проговорила в землю:

– Оставь Прохора, Василина, а то помрёт он от тоски. На вот, забери выплаканные слёзы, а новых у него не проси.

Она достала из-за пазухи наволочку, разгребла руками землю на могильном холме и, положив её туда, произнесла:

– Вода-водица, река-царица, заря-зарница, соймите с сына моего Прохора тоску-печаль, унесите на сине море, в морскую пучину, где люди не ходят, на конях не ездят!

После этого она ушла домой в надежде, что сын успокоится и вернётся к привычной жизни. Лето ещё не кончилось, работы было полным-полно, без его помощи им с Фёдором приходилось туго.

Прохор и вправду после этого горевать стал как будто меньше, занялся работой. Он понял, что, когда занят, меньше думает о Василине. Но тоска его по ней ничуть не уменьшилась. Наоборот. Едва Прохор ложился в постель, как тут же на него накатывали воспоминания, да такие яркие, что сердце его рвалось на