Отвергнутая - Екатерина Валерьевна Шитова

коже Василины появляется всё больше безобразных трупных пятен, что волосы её становятся всё реже, а их яркий цвет бледнеет, что некогда пышные локоны превращаются в сухие лохматые пряди. Он не замечал и того, что девушка, которая когда-то так страстно целовала его, теперь безразлична и холодна, она лишь принимала его любовь, но ничего не отдавала ему взамен. Василина хоть и отвечала на его поцелуи и ласки, но её прикосновения были леденящими, от них мороз шёл по коже.

Ослеплённый чувствами, Прохор смотрел на неё, любил её, дорожил каждой минутой, проведённой с нею. И каждое утро он, в тайне от матери, сушил простынь, пропитавшуюся озёрной водой…

* * *

Шли дни. Прохору казалось, что так, как сейчас, будет продолжаться вечно, но однажды ночью Василина не легла рядом с ним в постель. Прохор удивлённо взглянул на неё, взял за руку, потянул к себе. Но утопленница оттолкнула его и поднесла к его лицу свою руку, на которой в ночной темноте блеснуло кольцо, его подарок.

– Сними с меня кольцо, – попросила она.

Голос её прозвучал хрипло, незнакомо. В нём не было ни былой нежности, ни ласки, только холодное безразличие. Прохор замер от удивления. До этого Василина не говорила с ним, он думал, что после смерти она больше не может говорить. Оказывается, может. А ведь ему так о многом хотелось поговорить с ней!

– Василина, любимая! – страстно прошептал он. – Почему ты не говорила со мной раньше?

Прохор обнял девушку, но она оттолкнула его и снова поднесла руку к его лицу.

– Сними с меня кольцо! – повторила она.

– Зачем? – удивлённо спросил Прохор.

– Пока на мне кольцо, я не могу стать женой Водника.

– Что? – воскликнул Прохор. – Женой Водника? Но ты моя невеста!

Прохор сел на кровати, нервно взъерошил волосы, взял Василину за руку.

– Василина, я люблю тебя по-прежнему. Я без тебя не могу, – взмолился он, и на глазах его выступили слёзы.

– Ничего не поделать, – холодно ответила она, – я должна стать женой Водника.

Прохор посадил Василину рядом с собой и принялся целовать её лицо и шею.

– Нет, нет, нет, – страстно шептал он.

– Водник ждёт меня. Я утопленница, я должна стать его женой, – монотонно твердила она.

– Нет! – сказал Прохор и посмотрел ей в лицо. – Ты – моя! Ни Воднику, ни самому чёрту я тебя не отдам.

Она медленно поднялась с кровати, оставив после себя мокрое пятно на простыне. Зло взглянув на Прохора, она вдруг схватила его за шею и принялась душить. Прохор покраснел, стал хватать ртом воздух. Лицо Василины страшно искривилось, сморщилось, синие губы безобразно растянулись. Вот теперь она была похожа на покойницу. Прохор хотел закричать, но из горла вылетали лишь сдавленные хрипы. Откуда в мёртвом теле взялась такая сила, этого Прохор не знал.

– Сынок, что с тобой? – раздался за стенкой голос матери, и сразу после этого по коридору послышались её шаркающие шаги.

Утопленница расслабила хватку, а потом отпустила Прохора. Распахнув настежь деревянные створки, она выпрыгнула в окно. Прохор подбежал к окну, почувствовав, как его тело тут же окутала ночная прохлада, входящая в дом. Василина быстро шла к лесу, её длинное белое одеяние светилось во тьме.

– Проша? – испуганно позвала мать, заглядывая к нему. – Ты зачем же окно раскрыл?

– Душно, – недовольно буркнул в ответ Прохор, тяжело дыша и прижимая руки к шее.

– А чего же у тебя постель вся мокрая? – снова спросила она, заглядывая сыну в лицо.

– Кошмар приснился, пропотел весь, – ответил Прохор, отворачиваясь от матери.

Ему хотелось, чтобы мать ушла, оставила его одного. Сердце его рвалось от тоски по Василине, ему надо было перетерпеть эту боль в одиночестве, сжав зубы. Но мать в беспокойстве сновала по комнате, что-то бормотала себе под нос.

– Постель вся мокрая, на полу вода. Ты вскочил, как ужаленный! Что же это такое?

– Мама, уйди! Оставь меня одного, прошу тебя! – закричал Прохор.

Ираида замерла на месте, глянула в дикие глаза сына, и лицо её вытянулось, побледнело.

– Ладно-ладно, Прошенька, ухожу! Вот только бельё у тебя сменю на сухое, а то простудишься…

– Уходи сейчас же! – закричал Прохор, схватил мать за плечи и вытолкал из комнаты.

Потом он схватился за голову и упал на кровать, рыдая в подушку, яростно сжимая кулаками мокрую простыню, вдыхая запах Василины.

– Что там у вас? – спросил проснувшийся от шума Фёдор.

– Плохо дело, Федя, – ответила Ираида, присаживаясь на край кровати, – всё, как я и говорила.

Какое-то время она смотрела в стенку перед собой, шепча под нос молитву, а потом повернула голову к мужу и произнесла взволнованным шёпотом:

– Пора к ведьме Игнатихе бежать, если хотим сына живым видеть. Спасать надо Прохора, сам уже не спасётся…

* * *

Утром, отправив мужчин на работу, Ираида собрала в узелок гостинцы: горшочек масла, кринку сливок и румяный, тёплый ржаной каравай. Ведьма в деревне была вредная и без гостинцев к себе не пускала. Ираида не в первый раз шла к Игнатихе, но в другие разы она ходила с кем-то из женщин, да по всякой мелочи, а сейчас шла одна, по важному делу и сильно волновалась, прижимая к груди узелок и то и дело высматривая за рябинами маленький покосившийся домик ведьмы.

– За сына, что ль, пришла просить? – спросила ведьма, встретив Ираиду у калитки.

Та остановилась, поклонилась Игнатихе и взмолилась:

– Помоги, Игнатиха! Погибает сынок! Как утопшую невесту схоронил, так всё сохнет по ней. И ходит она к нему. Ходит и ходит, в покое не оставляет.

– Платок-то закапывала на её могиле? – сухо спросила старуха.

– Закапывала и наговор читала. Ничего не помогает. Вся надежда на тебя! – всхлипнула женщина и вытерла лицо кончиком платка.

– Подарки-то принесла? – снова спросила старуха, присматриваясь к узелку, который Ираида держала в руках.

– Принесла! И ещё принесу вдвое больше, если поможешь!

Игнатиха отворила калитку, впустила Ираиду и, с трудом переставляя ноги, повела её в свой маленький, почти развалившийся от старости, дом.

– Часто ль утопленница у вас бывает? – спросила ведьма, пряча гостиницы в шкаф.

– Каждую ночь приходит, окаянная.

Ираида прижала ладони к лицу, вытирая непрошенные слёзы.

– Мало тебе сырости в своём доме, так ты ещё у меня её разводишь, – недовольно проворчала старуха. – На, выпей, успокоишься.

Игнатиха протянула Ираиде чашку со сколотым краем. В чашке был свежий, ещё дымящийся травяной отвар, и женщина сделала несколько глотков.

– Хорошо, что пришла. Если не отвадишь утопленницу, то помрёт твой Прохор, и очень скоро, – сказала Игнатиха.

Она положила перед собой кусок мешковины,