Прямо сейчас - Сергей Нагаев

Чего ему не хватает? Что могло бы внести в его жизнь счастье (опять дурацкое старое слово), или что могло бы сделать ее хотя бы не такой тухлой, как сейчас? Слава? Ну, если честно, быть знаменитостью он бы хотел. Данила попытался представить себя популярной личностью. Но не раздающим без конца интервью, не участвующим во всех, куда позовут, телепередачах и ток-шоу, нет – он хотел быть «тихо» знаменитым, то есть чтобы все его знали и чтобы в то же время он мог продолжать жить «обычной» частной жизнью. Хотя понятно, что обычная жизнь для знаменитости недоступна, вести обычную жизнь можно будет только за высоким забором, придется таиться от окружающих, избегать общественных мест. Тем не менее, оказаться прославленным программистом, создателем каких-то принципиально новых вещей, кем-то вроде Стива Джобса, – это было бы классно. По той простой причине, что именно слава является реальным подтверждением успеха. Слава и еще богатство.

Данила хмыкнул. Деньги и слава сопутствуют успеху – мысль, конечно, гениальная. Надо ж было столько пыжиться и так натужно кумекать, чтобы докумекаться до такой банальщины. Как там Фигаксель сказал? Адмирал Ясен Пень открывает Америку. Картина маслом. В очередной раз.

«Нет, секунду, – подумал Данила, – банальность банальностью, но дело не в ней. А в том, чтобы для себя определить приоритеты. Все люди вроде как не против того, чтобы быть богатыми и знаменитыми. Но кто идет к этому? Кто по-настоящему именно к этому стремится? Вот что тут принципиальное и основное – понять все это в применении к своей конкретной жизни. Так что, плевать на то, как это все звучит – тупо или креативно».

Данила отхлебнул чаю. В общем, надо стать богатым и знаменитым. Вот так просто. Значит, решено.

И, стало быть, это и есть то, чем отличаются друг от друга он и Витек? Чтобы сравняться с Фигакселем ему не хватало решимости стать богатым и прославленным? Как-то тут концы с концами не сходятся. Хотя бы уж из-за того, что Фигаксель явно не стремится ни к богатству, ни к известности. Нет, все правильно. Витек ни к чему такому не стремится, но по всему чувствуется, что если ему вдруг вздумается, то он обязательно добудет и богатство, и славу. Причем без помощи папочки. Это просто прет из Фигакселя. Харизма – вот как это называется. У Витька внутри есть особая энергия. Она в нем скрыта, но неглубоко, она из него прямо лучами исходит. Это и чуют женщины, когда с ним знакомятся. «А у меня этого нет, – подумал Данила. – Вернее, раньше не было. До сих пор не было, а теперь будет».

Данила вспомнил, как с год назад случайно повстречал на улице своего сокурсника Вишневского – тот в университете тоже всегда выделялся характером. Как водится, стали интересоваться, кто где работает, и сокурсник сказал, что создал фирму. Правда, не в сфере ИТ-технологий, которым они обучались. Его фирма занималась тем, что размещала в общественных женских туалетах автоматы по продаже колготок, а еще прокладок, тампонов и прочих предметов гигиены. Это были автоматы, при помощи которых другие бизнесмены до сих пор продавали только шоколадные батончики, бутерброды – в общем, сухомяточную снедь – в аэропортах, на вокзалах, во всяческих торговых и развлекательных центрах. А он, Вишневский, догадался закладывать в раздаточные ячейки автоматов то, что может пригодиться любой женщине в туалете. Но, собственно, это детали, Данила вспомнил сейчас Вишневского лишь потому, что тогда же, на улице, спросил его, как поживает друг Вишневского, Гаспарян. Вишневский и Гаспарян были в университете не разлей вода, и Данила подумал, что они вместе туалетный бизнес наладили. Но Вишневский ответил:

– Да нет, один обхожусь. Гаспарян, конечно, нормальный пацан, честный, ему можно доверять, но… хрен ли в мне в его честности и в этой его верности? Не это важно. То есть честный человек – это, конечно, хорошо, но только когда он у тебя работает наемным сотрудником.

Сказав это, Вишневский чуть усмехнулся и глянул, прищурившись, искоса, будто хотел еще что-то добавить, но не добавил, потому что такие вещи умные люди сами должны понимать. И тогда Данила поймал себя на мысли, что ведь речь-то идет не только о Гаспаряне. Этот хитроватый и немного насмешливый взгляд Вишневского словно говорил, что не всякому дано добиться успеха и что Данила – такой же славный малый, как Гаспарян, но и так же не способный взять верх в этой жизни. Этот взгляд Вишневского был отстраняющим, обозначающим дистанцию. Это был взгляд, как определил его для себя Данила, взглядом не соседа по окопу, а взглядом из окопа напротив, из окопа, находящегося по ту сторону линии фронта, по ту сторону успеха. Он как будто говорил Даниле, что они могут улыбаться друг другу, могут, как полагается сокурсникам, иногда встречаться на юбилейных застольях и вспоминать студенческие дни, но их общее прошлое не заменит разного настоящего и разного будущего.

– Козлина! – вслух сказал раздосадованный этим воспоминанием Данила и снова закурил. Ну ничего, он еще покажет, на что способен, и этому хитрожопому Вишневскому с его сраным сортирным бизнесом, и дурам телкам, и всем.

В этот момент раздался звонок в дверь. Когда Данила отпер ее, в прихожую ввалился Виктор, вернувшийся от своей подружки.

– Ну и репа у тебя, Даницыл, – с порога сказал он. – Ты чего одетый? Не спал, что ли?

– Да, что-то не могу уснуть.

– А я просто падаю, так спать хочу. Ну что, тут все тихо?

– Да.

– Держи свой рюкзак. Понесешь обратно на работу? – Виктор чуть встряхнул рюкзачок, в котором был термос с кенозином. К одной из молний на рюкзаке была приторочена георгиевская ленточка. Символ Победы. Данила, как и многие молодые люди его поколения, как-то особенно гордился именно этой вехой в истории страны – победой России над фашистской Германией, а не чем-то другим, скажем, не первым полетом человека в космос.

– Да. Уже скоро, получается.

– А, погодь, забыл, – Виктор притянул рюкзак, уже оказавшийся в руках Данилы, к себе и достал из него две большие алюминиевые банки пива. – Пивка не хряпнешь?

– Давай.

Данила поставил рюкзак на пол у двери, чтобы не забыть его взять с собой, когда отправится на станцию искусственного осеменения животных, и открыл банку.

Они прошли в большую комнату, где до этого тщетно пытался уснуть Данила.

Виктор, сидя в кресле и попивая пиво, стал рассказывать о сексуальных достоинствах девушки Тамары. Данила сидел рядом, в другом кресле, поддакивал и кивал, но не слушал товарища.

Данила думал о своем: «Так, значит, мне нужны слава и деньги? А зачем? Если бы я хотел и мог их получить, наверно, я давно бы уже начал перемещаться в их сторону. Но у меня так выходит по жизни, что я, наоборот, чуть ли не увертываюсь от них. Работал же после университета в Юнилевере – громадная корпорация, нормально зарабатывал, были неплохие перспективы роста. Лет сколько-то поработал бы и стал бы начальником отдела. Потом стал бы руководителем более крупного подразделения. В конце концов, возможно, даже дорос бы до вице-президента. Так нет же, надо было разругаться с начальством. Короче, получается, что деньги – это не мое. Слава как-то тоже не очень греет. Выходит, ни того, ни другого мне не видать как своих ушей – так, что ли? Мы действительно сильно отличаемся, – Данила посмотрел на Виктора, который быстро устал рассказывать про свои сексуальные подвиги и просто молча пил пиво. – Да, Витек может добиваться успеха, если захочет, а я не могу, и главное, никогда и не захочу этого изо всех сил. А если не хочешь чего-то изо всех сил, то и ни черта не выйдет. Но если отбросить способности, если не думать, смогу я что-то сделать или не смогу, а только просто подумать, чего я хотел бы сделать такого крутого в жизни? Что это могло бы быть? Ну, скажем, вот мне не очень нравится, как устроена жизнь. То, что я могу по-настоящему захотеть – это вот это: сделать что-то, чтобы изменить отношения между людьми. Причем глобально. Во всем мире изменить отношения людей. А почему нет? Не в одной же России есть множество людей, которые недовольны устройством общества, повсюду есть такие. Везде кто-то хочет большей справедливости для всех. И надо просто подойти к этому, как будто у меня такое задание от начальства – написать программу изменения отношений в сторону справедливости». Тоска по величию мечтаний и свершений, тоска по участию в Истории с большой буквы снедала Данилу.

И тут в голове Данилы мелькнула некая мимолетная идея. Некая мысль о том, как можно было бы устроить больше свободы для себя и для всех на планете. Но Данила сразу забыл, что ему пришло на ум. Видимо, сказывалась усталость. Или идея была слишком необычной, чтобы для нее сразу отыскалась словесная форма. Не забыл он лишь некие обрывки мгновенных вспышек размышлений, предшествовавших появлению идеи.