Воздушная война в небе Западной Европы. Воспоминания пилота бомбардировщика. 1944-1945 - Майлз Трипп

Я навел справки и обнаружил, что рыбный рынок был закрыт много лет назад.

Казалось, что Пол сделал все, чтобы его было трудно отыскать.

5. Рей Парк

Я знал, что Рей был родом из деревни в Норфолке, и имел смутное подозрение, что «Сент-Мэри» было частью ее названия. Три подобных деревни действительно существовали около Нориджа, и я решил, когда погода улучшится, поехать туда и навести справки. Поиск через телефонные справочники был неудачен.

6. Гарри Маккалла

Военная дружба, порожденная необходимостью взаимной защиты и поддержки, редко переживает расслабленный, безопасный мир. Когда я отправился в свой дом в деревне, а Гарри остался в Лондоне, было неизбежно, что связи, существовавшие между нами, должны будут тихо разорваться. Он бросил свои попытки стать адвокатом, побежденный больше любовью к удовольствиям, чем нехваткой способностей, и стал жить, и хорошо жить, своим умом. Время от времени я получал художественные открытки из-за границы, когда он посещал такие места, как Ле-Туке и Монте-Карло. Иногда приходили письма. Одно из них, написанное в 1950 г., начиналось так:

«Дорогой Майк,

В надежде на Вашу быстро развивающуюся практику и с желанием иметь Ваше большое покровительство в сомнительном деловом предприятии я посылаю Вам приветствие...»

Он основал в лондонском Уэст-Энде клуб и хотел, чтобы я стал его спонсором. Все, что требовалось, как он писал, было то, чтобы я пожелал «замолвить слово» за него. В конце письма он приводил несколько неопределенных деталей о клубе и заканчивал его так:

«Я недавно слышал, что Рождество будет здесь через несколько недель, но я не могу утверждать, что фактически знаю об этом что-нибудь, не так ли?»

Я ответил, что он может рассчитывать на меня и что я могу замолвить за него более чем одно хорошее слово.

Прошло почти два года, прежде чем я снова получил от него какое-либо известие, письмо начиналось:

«Дорогой Майк,

Как ты поживаешь теперь? Как обычно, есть причина, почему я пишу тебе. Я разорился и оказался у обочины. В течение шести месяцев в моем благосостоянии произошли такие огромные изменения, что теперь я вынужден искать работу любого рода...»

Он сообщил мою фамилию как человека, который может поручиться за него при приеме на работу в почтовое отделение, и, естественно, когда пришло официальное письмо с запросом рекомендации, я охотно дал ее. Но с этого момента Гарри исчез из моей жизни. Он не отвечал на письма, и в конце концов я прекратил писать.

Прошло девять лет, и я оставил надежду увидеть его снова, когда он позвонил. К этому времени я жил около Поттерс-Бара[135]; он получил номер от моей матери, которая все еще жила в Гануик-Корнер.

Это был нелегкий разговор. Я был потрясен, когда он назвал меня «сэр» не из шутливого подобострастия, а из желания быть официально вежливым. Он сказал, что был женат в течение пяти лет и что у него нет детей. Теперь он работал в диспетчерской электростанции в Уиллисдэне[136].

Неделю спустя мы встретились в Лондоне и пообедали в китайском ресторане на Уордор-стрит[137]. Из замечаний, сделанных вскоре после нашей встречи, мне стало ясно, что я ожидал встречи с ним с неким трепетом, наполовину ожидая увидеть человека, который был самолюбив и высокомерен, униженный, когда ему было двадцать, и сломленный, когда ему исполнилось сорок. Но я безнадежно ошибался. Он был намного в лучшей физической форме, чем я, намного лучше одет и не потерял ничего из своей властной манеры поведения. Снова, как и в прошлом, я был впечатлен его очаровательной манерой вести себя и приятно удивлен его грустным юмором.

Во время обеда он сказал, что девять лет назад достиг той стадии, когда понял, что утратил свои моральные критерии. «Я решил порвать со своей прошлой жизнью в Уэст-Энде», – сказал он. Этот разрыв стоил ему его друзей, и с тех пор он больше не беспокоился о мигрантах, прибывавших из Вест-Индии, и не приобрел себе новых друзей. Это был суровый период его жизни, о котором лучше забыть, когда он в течение двух лет работал на фабрике по производству металлических щеток. На вопрос, почему он не отвечал на мои письма, он извиняюще улыбнулся и сказал, что не хотел быть обузой для профессионала.

Он не был на Ямайке, начиная с момента вступления в RAF, и не знал, когда, если вообще когда-нибудь, туда вернется. Некоторое время мы говорили о нашем экипаже и о том, как еще до того, как завершился наш тур, он раскалывался на отдельные группы, когда мы были не на службе. Не было ничего удивительного в том, что все так быстро потеряли контакт друг с другом. Я сказал, что хотел снова увидеть Дига, хотя в то время мы, казалось, проводили немного времени вместе и часто действовали на нервы друг другу. Гарри рассмеялся. «Ты знаешь, почему это было так, – сказал он. – Хотя Диг, возможно, не был столь интеллектуальным, как ты, он был более взрослым».

С того времени мы продолжали встречаться, иногда – чтобы пообедать, а иногда – чтобы лишь пропустить стаканчик, и обычно шли в паб в Сохо. Гарри продолжал работать диспетчером на различных лондонских электростанциях, и, когда я нашел следы Джорджа и Леса, я позвонил ему и попросил, чтобы он встретился со мной.

Глава 2

ГАРРИ

Всякий раз, когда Гарри и я назначали дату встречи, это неизменно «то же самое место в обычное время», и это место – Пикадилли-Серкус[138], на продуваемом насквозь углу между Риджент-стрит и Шервуд-стрит, где книжный киоск предлагает журналы с голыми девушками и книги в мягкой обложке с рассказами «строго для взрослых». Обычное время – это 12.30, и что демонстрирует сущность консерватизма, так это то, что мало того что у нас незыблемые место и время для встреч, так обычно мы проходим небольшое расстояние до «Красного льва» на углу Уиндмилл-стрит и Арчер-стрит. Это паб без новомодных диковин, за исключением одного игрального автомата. Мужчины и несколько женщин приезжают сюда, чтобы провести время за выпивкой, словно это работа, которую надо сделать, и они не требуют от паба ничего большего, чем элементарной мебели, чтобы они могли стоять, опираясь на барную стойку, или сидеть за одним из столов. По крайней мере, так было во время ленча. Прошло много времени с тех пор, как я был в «Красном льве» ночью.

Я полагаю, что это Людовик XIV сказал, что точность – вежливость королей. Гарри, которому приходилось ехать издалека, всегда прибывал в течение двух минут после 12.30, и в этот холодный зимний день я был благодарен ему за его точность. Мы проворно пошли к «Красному льву» и, получив выпивку, сели за стол, где я рассказал о своих планах относительно книги. Гарри слушал очень внимательно, и, когда я спросил, ответит ли он на мои вопросы максимально точно, насколько это было возможно по прошествии времени, он ответил: