Паутина прошлого - Дмитрий Корсак

– Никто. Я сейчас у них дома, собираюсь везти Вадима в больницу. Я реаниматолог. Его отец едет с нами, по-моему, он считает, что это произошло по вашей вине.

От сна не осталось следа.

– Какая больница? – быстро спросил Брагин, вскакивая с дивана.

Арина назвала адрес.

– Скоро буду, это почти рядом со мной.

Брагин засуетился, собираясь. Не глядя, схватил джинсы, какую-то футболку, плеснул холодной водой на лицо. Мимоходом брошенный в зеркало взгляд отразил всклокоченный вид. Все-таки надо было побриться, подумал он, сбегая по лестнице.

Потом он метался в приемном покое, стучась в запертые двери и дергая и без того задерганную медсестру, оформлявшую больных.

Арину он не узнал. Сообразил, лишь когда она сама в ярко-голубой форме сотрудников «скорой» направилась к нему. Выглядела она уставшей, в уголках глаз пролегли гусиные лапки ранних морщин. А днем они не заметны, совсем некстати пришла в голову мысль.

– Мы уезжаем, сделали все, что могли, – голос Арины звучал глухо, бесцветно.

– Как он?

– Думаю, обойдется. – Улыбка получилась вымученной. – Мы быстро приехали, отец вовремя заметил. Вот он, – кивнула она на мужчину, который что-то яростно втолковывал местному эскулапу. – Только подходить к нему не советую – взрывоопасно.

Брагин взглянул в конец коридора, куда показала Арина. Все та же багровая физиономия с мясистым носом, те же начальственные интонации с угрозами, только вместо дорогого костюма теперь на Маврине-старшем красовались рубашка поло и трикотажные брюки.

– А мать?

– Как бы это помягче… – Арина невесело усмехнулась. – Мать не в лучшем виде, хотя для жизни ничего угрожающего. Ее бы хорошему наркологу показать, женский алкоголизм – штука коварная.

Она замолчала, прислушиваясь к доносившимся из коридора воплям Маврина-старшего.

– Я вас засужу! Я это так не оставлю! Я до министра здравоохранения дойду! – рычал он на замотанного врача в несвежем халате с фонендоскопом на шее.

Врач не пытался ни возражать, ни прятать гримасу брезгливости, давал проораться папаше, понимая, что поддерживать этот диалог не стоит.

– Через час найдите лечащего врача, раньше не стоит, – тихо посоветовал Арина.

– Может, кофе?

Арина с сомнением взглянула на кофейный аппарат в небольшом холле приемного покоя и неуверенно кивнула.

С двумя бумажными стаканчиками эспрессо они вышли на воздух. Над головой светилась вывеска приемного покоя, возле открытой дверцы желтого реанимобиля лениво курил водитель, на сиденье, положив голову на врачебный чемодан, дремала фельдшер. Вдалеке, за громадой больничного корпуса, мерцал огнями ночной город; громко звякая, проехал запоздалый трамвай; где-то взвыл кот, и ему тут же ответил другой.

Хотя ночь была теплой (к вечеру распогодилось и от утренней хмари не осталось следа), Арина куталась в рабочую жилетку, и Брагину хотелось обнять ее, согреть и защитить от всех невзгод. Он был благодарен, что она не спрашивала о ходе следствия, не выпытывала о шансах брата. Они молчали, и Брагин давно не чувствовал себя так умиротворенно.

Идиллию прервал звонок мобильного: Арину ждал следующий пациент.

Оставшись один, Брагин неторопливо допил кофе, поискал на редком для Питера безоблачном небе Большую Медведицу, но быстро запутался. В голову неожиданно закралась шальная мысль отказаться от расследования ради Арины, но он тут же прогнал прочь глупую идею. Не стоит форсировать события, решил он, времени хватит и расследование довести до конца, и завоевать Арину. Как же он ошибался! Но в ту ночь ему казалось, что будущее так же безоблачно, как ночное небо.

Отпущенный час подошел к концу, и Брагин вернулся в приемный покой.

Корочки Следственного комитета беспрепятственно открыли двери в палату Вадима.

– Пять минут, не больше, он еще слаб. – Пробормотав стандартную скороговорку, врач деликатно удалился.

Бледный до синевы, со спутанными волосами, Маврин-младший лежал на высоких подушках, к его руке тянулась прозрачная трубка от капельницы. Хотя палата была рассчитана на двоих, вторая кровать осталась незанятой.

Брагин придвинул поближе к изголовью кровати белый больничный табурет и присел на краешек.

– Что случилось? – тихо спросил он.

Вадим молчал. Его глаза были прикрыты, но он не спал.

– Это как-то связано со смертью Чистяковой?

На это раз прозвучало едва слышное «нет».

– Так что случилось? Тебе нужна помощь?

Снова молчание. Брагин уже думал, что он больше ничего не скажет, но Вадим прошептал:

– Я не хочу жить.

Брагин растерялся. Ну что тут можно сказать? Банальные фразы вроде «все обойдется» и «в твоем возрасте жизнь только начинается» не помогут. Потом на смену растерянности пришло раздражение – не понимал он современных подростков. Сыты, одеты, живут как у Христа за пазухой. Чего им не хватает? Разве когда мы были молодыми, кто-то задумывался о самоубийстве? Если только несчастная любовь… Хотя и с ней справлялись. Носиться с ними нужно меньше, а нагружать больше. Физически. Поразгружал бы вагоны после уроков, глядишь, и глупости в голову бы не полезли.

Он неприязненно посмотрел на Вадима.

– Испугался, что Зайцев рассказал мне о наркотиках в бутылке? Зачем ты их записывал на видео? Хотел выложить в Интернет? Чистякову потом ты пытался изнасиловать?

Глаза Вадима широко раскрылись. Он испуганно уставился на подполковника.

Не знал он об изнасиловании! Точно не знал!

– Н-нет, не я.

– А кто?

– Не знаю… Я правда ничего не видел. И в Интернет видос сливать не хотел, это была страховка, – донеслось с кровати торопливое бормотание. – Ленка грозилась отцу рассказать, что я употребляю и продаю наркотики в школе, а я всего-то пару раз попробовал – ребята в компании «на слабо» взяли. Мне деньги нужны были с долгами расплатиться, меня на счетчик поставили.

– Пару раз? И почему я тебе не верю? – едва слышно пробормотал подполковник.

– Думал, покажу ей видео, она и отвянет…

– У нее были какие-то доказательства?

– Моему папаше никакие доказательства не нужны.

Это правда. Представить, что Маврин-старший сначала распустит руки, а потом начнет разбираться, было легко.

– Он и мать довел, садист чертов, она из-за него пить начала. Я дни считал, когда из дома свалю в Англию, но сегодня папаша передумал. Не будет мне Англии, не достоин, боится, опозорю я там его фамилию, только здесь рядом с ним я могу стать человеком… Не хочу с ним жить… Не могу… Не буду…

Давя рыдание, Вадим отвернулся.

Хотя особого сочувствия к парню Брагин не испытывал, но в уме уже прикидывал, что можно сделать. И тут, как назло, открылась дверь. На пороге палаты застыл «чертов садист» собственной персоной. Увидев подполковника, Маврин-старший утратил дар речи.

– Какого дьявола?! – только и смог просипеть он, задыхаясь от возмущения.

Через мгновение и без того багровое лицо налилось кровью, ноздри раздулись и, невзирая на ночь и больничную обстановку, он заорал:

– Довел ребенка до суицида, и опять тут! Ну менты, ну сволочи, лишь бы докопаться! Да я тебя размажу!..

8

Угрозу Маврин-старший привел в исполнение на следующее утро – когда только успел наябедничать? Конечно, Брагин не думал, что ночные крики в больнице – пустое сотрясение воздуха, но не предполагал, что расплата последует так скоро. Мобильный в кармане разразился трелью, как только подполковник миновал родную проходную.

– Зайди, – обеспокоенность в голосе шефа была приправлена усталым раздражением.

Обычно такое приглашение не сулило ничего плохого,