Экзорсист - Уильям Блэтти

Зашел доктор Кляйн, установил насогастрическую трубку и стал объяснять женщинам, как вводить девочке сустаген, пока она пребывает в состоянии комы. Крис глядела на лицо дочери и старалась не видеть его; ловила каждое слово доктора, пытаясь выбросить из головы все, что услышала в клинике. Голоса эти слабо, но неумолимо, словно туман сквозь густые ветви, просачивались в сознание, затягивая его густой пеленой.

“— Вы говорили, что не исповедуете никакой религии, миссис Мак-Нил. Это правда? Девочка действительно не получила религиозного образования?

— Нет. Ну, разве что о Боге ей объяснили что-то такое… в общих чертах. А что?

— Дело в том, что бред ее — я не имею в виду, конечно же, тот бессмысленный набор звуков — так вот, бред ее имеет ярко выраженную религиозную направленность. Как вы думаете, откуда она все это могла почерпнуть?

— Что именно?

— Ну, вот, например: “Иисус и Мария, шестьдесят девять…”

Кляйн протолкнул трубку в пищевод.

— Во-первых, нужно проверить, не попала ли жидкость в легкие… — Он защипнул трубку, перекрывая поток сустагена. — Если она…

“…Некоторые признаки состояния, которое наблюдается в наше время лишь у представителей самых отсталых народностей. Это так называемая сомнамбулиформная одержимость; болезнь, о которой известно нам, по правде говоря, совсем немного. Лишь одно можно утверждать наверняка: в силу каких-то внутренних факторов больной начинает искренне верить, будто в него вселился посторонний разум… дух, если хотите. В давние времена, когда вера в дьявола была еще очень сильна, вторгающуюся сущность называли демоном или бесом. В последнее время “захватчиком” при сомнамбулиформной одержимости все чаще становится душа умершего. Обычно это человек, которого больной прежде знал или видел и которому он может подражать голосом, жестами, мимикой; черты лица его при этом иногда полностью изменяются…”

Кляйн в этот день выглядел необычно мрачным. Как только он ушел, Крис тут же позвонила в Беверли Хиллз и вяло проинформировала своего агента о том, что взяться за работу над своей серией она уже не сможет. Потом набрала номер миссис Перрин, но той не оказалось дома. Крис повесила трубку с таким ощущением, будто нависшая глыба вот-вот оборвется и раздавит ее окончательно. “Кто-нибудь… Хоть кто-то же должен помочь…”

“…Вселение духа умершего особой опасности для физического здоровья пациента не представляет: в поведении его не наблюдается ни агрессивности, ни гиперактивности, отсутствуют признаки моторного возбуждения. Однако при бесовской одержимости сомнамбулиформного характера вторая личность по отношению к первой всегда настроена крайне враждебно и в конечном итоге, похоже, стремится ее разрушить.”

В дом доставили комплект смирительных ремней. Пока Карл привязывал запястья Риган к краям кровати, Крис стояла рядом и глядела вниз, устало и опустошенно. Затем нагнулась и стала поправлять подушку под головой ребенка. Швейцарец выпрямился; какое-то странное, жалкое выражение застыло на его неподвижном лице.

— Она ведь поправится? — Крис показалось, в тоне его впервые прозвучало нечто похожее на отзвук человеческого чувства. Но ответить она не успела, потому что нащупала в этот момент под подушкой у девочки что-то твердое.

— Кто засунул сюда распятие? — строго спросила она…

“Синдром этот — всего лишь внешнее проявление некоего внутреннего конфликта, так что первоочередная наша задача — докопаться до его причин. Лучшее средство для этого — гипнотерапия, но полностью загипнотизировать ее нам, похоже, так и не удалось. Тогда мы сделали ставку на наркосинтез — метод, предусматривающий использование наркотиков, но и тут, по правде говоря, кажется, зашли в тупик.

— И что теперь будем делать?

— Ждать. Боюсь, ничего больше не остается. Ждать и надеяться на лучшее. Ну, а пока что придется девочку госпитализировать, чтобы…”

Крис нашла Шэрон на кухне: она только что принесла из детской машинку и теперь устанавливала ее на столе. Уилли стояла у раковины и тонкими ломтиками нарезала морковь.

— Шэр, это ты положила ей под подушку распятие? — Голос Крис зазвенел от напряжения.

— Ты о чем это? — изумилась девушка.

— Не ты, значит.

— Крис, я даже не понимаю, о чем ты спрашиваешь. Во всем, в чем только можно было, я тебе уже созналась: да, я говорила Рэгс о том, что “мир создан Богом”… может быть, еще кое-что…

— Хорошо, Шэрон, я тебе верю, но тогда…

— Я ничего никуда не клала! — заранее взъерепенилась Уилли.

— Но кто-то же положил его туда, черт возьми! — Карл, только что вошедший в кухню, открыл холодильник, и Крис набросилась на него. — Слушай, последний раз спрашиваю: ты сунул распятие ей под подушку? — голос ее сорвался на визг.

— Нет, мадам, — ответил он совершенно невозмутимо и завернул в полотенце кучку ледовых кубиков. — Распятие — нет.

— Но не могло же оно само там оказаться, черт бы его побрал?! — взвизгнула Крис, да так пронзительно, что все присутствующие на миг остолбенели. — Ну-ка отвечайте, кто его туда сунул, кто… — она вдруг рухнула в кресло, закрыла лицо руками и затряслась от рыданий… О Боже, Боже, совсем перестала соображать…

Уилли с Карлом глядели на нее молча. Шэрон подошла, мягко опустила ей ладонь на затылок, нежно помассировала шею.

— Ну ничего… ничего.

Крис утерла слезы рукавом.

— Ну конечно, я понимаю… Тот, кто положил туда распятие, хотел, как лучше…

— Слушайте, повторяю еще раз: я не позволю вам засунуть мою дочь в дурдом!

— Но это…

— Мне плевать на ваше “это”. Она должна быть все время у меня на виду!

— Что ж, мне очень жаль.

— Вам жаль! Бог ты мой! Сотня докторов, обложились тоннами всякой дряни, и все, что они могут сказать мне, это…”

Крис затянулась последний раз, нервным движением затушила окурок и поднялась в спальню, чтобы взглянуть на дочь. Она открыла дверь и вошла в полумрак. На стуле с очень высокой и прямой спинкой у самой кровати сидел Карл. “Чем это он там занимается?..”

Крис тихо приблизилась, но он даже не взглянул на нее. Рука швейцарца была вытянута, пальцы касались детского лица. “Да что это такое там у него в руке?..”

Крис подошла еще ближе. Карл охлаждал девочке лоб импровизированным компрессом, который только что соорудил на кухне. Она постояла над ним немного, пристыженная, глубоко тронутая. Затем поняла, что он решил не замечать ее до конца, повернулась и вышла из комнаты.