Кремень и зеркало - Джон Краули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы защищаться и внушать страх защитникам гаваней и каракк, «Ричард» был оснащен небольшой артиллерийской батареей, размещавшейся на носу (на высоких кораблях пушки можно было установить на нижней палубе, но на галеоне для них не хватило бы места). Орудий было всего четыре: чугунное вертлюжное, черное, окованное железными обручами; две испанские мортиры из литой бронзы, короткоствольные, стрелявшие малым калибром; и длинноствольная полупушка, тоже бронзовая, самая большая из четырех и стоявшая в центре, точно великан среди ребятишек. Все они крепились на шарнирах, чтобы можно было поднимать и опускать стволы и поворачивать по мере надобности вправо или влево. Бронзовую полупушку украшали рельефные узоры: свивающиеся драконы и морские чудовища, гербы и звезды. Кормак, которого Гранья приставила выполнять мелкие поручения, носился по проходу между гребными скамьями, но всякий раз останавливался посмотреть на пушки. Они спали, дожидаясь, когда настанет время проснуться. Главный канонир и другие пушкари заботились о них, как о любимых детках: протирали масляными тряпками от соляного налета, пересчитывали каменные и чугунные ядра, разложенные по разным штабелям. Бочонки с порохом, который вдохнет в них жизнь, хранились отдельно: наверх их выносили только перед боем.
Пушкари разрешали Кормаку смотреть, сколько влезет: они понимали, что парня так и тянет к пушкам. Он и смотрел, сцепив руки за спиной, считая себя недостойным прикоснуться к этим чудесным творениям. И внимательно слушал, стараясь разобрать, о чем толкуют пушкари на своем непонятном языке, – вылавливал отдельные словечки, приглядывался к жестам. Он уже знал – от королевы Граньи, – что эти пушки служат в основном для устрашения: за все время «Ричарду» довелось стрелять по другим кораблям лишь пару раз. Ну, или три-четыре, но точно не больше, и только тогда, когда какая-нибудь каракка, которую собирались взять на абордаж и принудить к сдаче, решала постоять за себя и, распахнув бортовые порты, ощетинивалась черными свиными рылами собственных пушек. Тогда «Ричард» сбавлял ход и отставал, пропуская добычу вперед, но ненамного: как только незащищенная корма каракки оказывалась на виду, гребцы вновь налегали на весла, а канонир отдавал приказ. Одиночный выстрел, двойной, еще двойной – и, наконец, бронзовый великан выплевывал огромное ядро, ломавшее шпангоуты. После этого добыча смирялась со своей судьбой, не желая рисковать, что ее потопят. «Ричард» снова подходил борт к борту и забрасывал крючья; вооруженные пираты сыпались горохом на палубу каракки; затем королеву Гранью с парой пистолей за поясом торжественно переносили на руках на мостик захваченного судна, и она растолковывала капитану, что нужно сделать, чтобы предотвратить резню.
До чего же Кормаку хотелось увидеть все это своими глазами!
«Ричард», как и другие галеоны О’Малли, почти никогда не уходил далеко от побережья: на открытых просторах Атлантики лютовали шторма, а с большим грузом припасов такие корабли становились неповоротливыми и неустойчивыми. Капитанам и штурманам хватало знаний и мастерства для плавания в прибрежных водах, но никто из них не смог бы довести галеон до Индии или Атлантиды на крайнем западе и вернуться обратно. Они знали часы приливов и отливов, умели определять возраст луны, могли без ошибки рассчитать течения в знакомой гавани. Но, в отличие от широкого, гладкого, почти не подверженного приливам Средиземного моря, где было приволье большим венецианским и османским галеонам, Атлантика заставляла корабли жаться к берегам: весь их тесный мирок состоял из Ла-Манша и островов, Ирландского моря, Бискайского залива и побережья Бретани.
Любое судно, вышедшее в Ла-Манш, О’Малли считали своей законной добычей, как если бы у них имелось каперское свидетельство или грамота сборщиков налогов – те имели право опечатывать груз и взимать плату, после чего отпускали корабль подобру-поздорову. Правда, с большими кораблями Ганзейского союза, возившими в Лондон зерно и лес, О’Малли благоразумно не связывались, но мелкие торговые суда непременно останавливали или преследовали, вынуждая сдаться. Почти все торговцы исправно платили, понимая, что произойдет, если они заупрямятся; и все прекрасно знали, что при переговорах не должно звучать слово «пират» ни на каком языке, потому что для О’Малли честь была на вес золота, если не дороже.
Но два корабля, которые попались «Ричарду» этой весной, не относились ни к одной из категорий, известных О’Малли. То были галеоны, как и сам «Ричард», но кое-чем от него отличались: пока тот со своим обычным изяществом огибал один из этих кораблей, Гранья по обыкновению стояла на носу, чтобы внимательно рассмотреть его и отсалютовать капитану, если сочтет увиденное достойным. Но тут над носовой частью второго судна поднялось белое облачко, затем донесся звук выстрела и над головой королевы пиратов просвистело ядро. Было понятно, что их только предупреждают, не желая навредить, и обозначают расстояние, на котором следует держаться. Но Гранья взъярилась, и не ответить было нельзя. Пушкари крикнули, чтобы им несли каменные ядра, те, что по тридцать фунтов, и тащили порох и каморы; последние (на взгляд Кормака, походившие больше всего на пивные кружки) наполнили порохом загодя, и теперь пушкари аккуратно привинчивали их к стволам всех пяти орудий. Кормак, сам не свой от возбуждения, помогал поднести снаряды и смотрел, как их загружают через дула. Под могучими взмахами весел «Ричард» развернулся на месте, пока чужой корабль тоже производил маневр – то ли чтобы выстрелить еще, то ли уклоняясь от огня. Когда палуба накренилась, Кормака изрядно качнуло, и он пропустил тот момент, когда первая из пушек, вертлюжная, выплюнула ядро, но звук его оглушил и ошарашил. Каменный шар полетел по длинной дуге и плюхнулся в воду: это орудие стреляло лишь на тысячу ярдов, не дальше. Чужие корабли пошли на сближение; солнце уже садилось. Второй галеон тоже пустил ядро в «Ричарда», и Кормак застыл, вцепившись в перила и глядя, как оно приближается, не в силах оторвать глаз. Потому
