Кремень и зеркало - Джон Краули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут во влажном воздухе над заливом возникло нечто, чему он тоже не знал названия, – огромное, похожее на дракона, оно словно поднялось прямо из-под воды. Когда оно подошло ближе и стало еще больше, Кормак понял, что это не подводное чудище, а творение рук человеческих – морской корабль, галеон. Длинные весла поднимались и опускались снова, погружались в воду мощным гребком и толкали корабль вперед – и все это в совершенном согласии друг с другом, как будто всеми правил один человек. Порывы ветра раздували квадратный парус, на котором Кормак вскоре разглядел красного вепря – тот шевелился, как живой, когда парус слегка обвисал или натягивался снова. Корабль лавировал среди островков на мелководье; высокая мачта клонилась то в одну сторону, то в другую, словно меняя партнеров в танце. «Какое же тут надобно искусство!» – подумал Кормак. До берега оставалось уже совсем немного, когда корабль сделал крутой разворот: казалось, он сейчас пустится в обратный путь, но нет, он по-прежнему двигался в сторону суши, только теперь – кормой вперед. Внезапно на берегу показались люди – они бежали туда, где должен был причалить корабль, а матросы на высокой палубе уже тащили к борту тяжелые бухты просмоленных канатов. Кормак с интересом смотрел, как со стороны кормы выдвинули и с превеликими усилиями и осторожностью опустили какую-то большую, странного вида доску; люди на берегу между тем забежали в воду, подхватили концы канатов и, забросив их себе на плечи, повернули обратно. Кормак не поверил своим глазам, но они и впрямь потащили корабль за собой; матросы с палубы подбадривали их громкими криками, а им вторил парус, хлопающий на ветру. Сидя поодаль на лугу, Кормак все равно услышал, как днище корабля скребет по песку. Вот уже убрали весла и начали сворачивать парус; выбросили веревочные лестницы; несколько моряков спустились по ним с уверенным проворством, спрыгнули в воду и побрели к берегу сквозь прибой. Наблюдать за всеми этими трудами и подвигами моряцкого искусства было так увлекательно, что Кормак не сразу заметил, как прямо на него ползут через заросли пырея какие-то повозки, запряженные волами. Большие, скрипучие и неповоротливые, они упорно продвигались к берегу и едва ли смогли бы остановиться, так что Кормак вскочил, чтобы его не стоптали, и затесался среди мужчин и женщин, подгонявших волов. Завидев повозки, люди с корабля радостно закричали и замахали руками.
Потом один из моряков указал на Кормака. Недолго посовещавшись, к нему выслали двоих. «Может, сбежать?» – мелькнуло у него в голове. Вдруг его схватят или убьют? Кормак не представлял себе, зачем бы им его убивать, но все-таки повернулся и двинулся прочь от берега. Когда двое, направлявшиеся к нему, перешли на бег, он тоже припустил бегом, но через несколько шагов упал от слабости. Пока он пытался отдышаться и встать, его уже схватили за руки и стали поднимать силой.
– Ты кто такой, парень?
– Никто.
– Как тебя звать? Чьих ты?
– Никак.
Может, надо было сказать им правду – что он теперь попросту не знает, кто он такой?
– А чего ты здесь сидел и смотрел на гавань? И чего побежал?
– А что, нельзя было? А чего побежал – ну, так вы меня напугали!
– Шпион?
Кормак промолчал, прекрасно понимая: будь он шпионом, первым делом стал бы все отрицать. Его подтолкнули вперед – туда, где стоял корабль, где погонщики уже остановились и начали разгружать повозки. Что они привезли? Какие-то большие бурдюки, завязанные, но слегка протекавшие – кожа у горловин темнела от влаги.
Вода. Они доставили воду на корабль. На корабль, который плавал по воде, жил в воде, среди воды, раскинувшейся кругом на бессчетные мили. С трудом волоча ноги по песку, Кормак рассмеялся. Один из тех, что его схватили, съездил ему по уху. Его затолкали в воду – та оказалась холодней, чем он рассчитывал, – и заставили взяться за веревочную лестницу, свисавшую за борт, который отсюда, снизу, казался высоченным, как замковая стена. Кормак понял, что от него требуют забраться наверх, но он не мог: старая, с обтрепанным подолом сутана, слишком большая для него, но оставшаяся чуть ли не единственной его одеждой, промокла и стала тяжелой, как камень. Люди, толкавшие его в спину, крикнули что-то на языке, которого Кормак не знал; кто-то выглянул за борт, исчез, тут же вернулся и бросил им веревку. Кормака споро обвязали подмышками и снова крикнули на палубу – мол, поднимайте. Так он и поднялся – то обвисая на веревке, за которую его тянули наверх, то отчаянно цепляясь за веревочную лестницу и пытаясь перебирать ногами. Наконец его втащили на борт и швырнули на палубу. Он поднял голову, увидел вокруг одни сплошные бороды – рыжие, каштановые, черные – и подумал: наверно, меня потому схватили, что я на них не похож. И впрямь, он привык бриться пока работал на монахов, и стричься коротко.
А потом все исчезло.
Гранья О’Малли в своей крошечной каюте на корме (скорее даже палатке, чем каюте: полукруглый деревянный каркас, покрытый шкурами) перебирала жалкие пожитки из тканой сумы, которую матросы забрали у юноши, доставленного на борт. Две рубахи: одна из грубого льна, другая – из тонкого. Две книги: псалтырь и учебник латыни. Бдительная команда Граньи заподозрила в этом молодом человеке шпиона; но если это и шпион, то очень бедный. Где, скажите на милость, его отмычки, нож и пистоль? Где его шифрованные бумаги и шифровальные инструменты?
Гранья медленно встала. В последнее время кости бедер постоянно ныли. Сидя, она забывала о боли, но стоило подняться, как та снова давала о себе знать. Она крикнула, чтобы парня привели к ней (голос, как всегда, был слышен на весь корабль), снова села и принялась набивать длинную глиняную трубку. Когда полог палатки откинули и парня втолкнули внутрь, Гранью почему-то пробрала дрожь.
