Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов - Михаил Сергеевич Трофименков

dolce vita. Опытным путем она выяснила, что под гигантским зонтиком идеалов, к которым всегда можно апеллировать, удается жить в свое удовольствие.

В мемуарах Татьяны Рыбаковой есть чудное место: «Утро, шаги на крыльце. Евтушенко явился – и прямо с порога начал кричать… израсходовал утренний запас крика, неожиданно спокойно спросил: “Вы уже завтракали? Нет? Можно я позавтракаю с вами?”» Отличная метафора эпохи, которая, дежурно подрав – неважно, по какому поводу, – глотку, тут же интересуется, что у хозяев на завтрак.

Пазолини (Pasolini)

Бельгия, Италия, Франция, 2014, Абель Феррара

Соприкосновение имен Феррары и Пазолини вызывало предчувствие и предвкушение некоего откровения. А что еще могло возникнуть из заочного диалога двух великих богоборцев-богоискателей. Пазолини – католика, коммуниста и педераста, автора самой смиренной и бунтарской экранизации Евангелия, страшно убитого на пляже Остии 2 ноября 1975 года то ли снятым им продажным мальчишкой, то ли близкими к власти фашистами, заманившими поэта в похабную западню. И Феррары – нью-йоркского визионера, падшим копам которого в кокаиново-сексуальном угаре являлся распятый Иисус. Кто, если не Феррара, мог пережить на экране последний день Пазолини? Как было не поверить ему, когда он изрекал: «Я знаю, кто убил Пазолини», даже если бы он прибавил, что обрел это знание на спиритическом сеансе.

Ни фига-то он не знает.

На новость о съемках фильма писать отклик было гораздо интереснее, чем на сам фильм. Ну да: Уиллем Дэфо – идеальный Пазолини, Мария ди Медейруш с сигаретой в предлинном мундштуке и ярких тряпках – вылитая Лаура Бетти, муза и, кажется, единственная женщина Пазолини. Да, трогательно: старика Эдуардо Де Филиппо, великого драматурга, сыграл состарившийся Нинетто Даволи, актер большинства фильмов Пазолини. Перед гибелью режиссер выбрал Де Филиппо и Даволи на главные роли в «Порно-Тео-Колоссаль», сказке о волхве, ведомом кометой через новые Содом и Гоморру.

Несостоявшееся «Порно», кусочек которого Феррара реконструировал, остается прекрасным мифом. Как ни жестоко это прозвучит, лучше бы и «Пазолини» остался таким же мифом.

От Феррары меньше всего ждешь чудес гримерного ремесла и трогательной игры масок. Нам демонов давай, демонов. Так-то на экране есть все, чего ждешь. Но это «все» – из области антуража трагедии, а не самой трагедии. Статуя Диоскура, застывшая перед многоквартирным домом еще фашистской кройки, – чистый де Кирико. Идиллический семейный и дружеский круг Пазолини, квартира образцового интеллектуала, из которой он отправляется, надев черные очки, выглядывать пацанов на панели, обочинах и помойках. Отголоски «свинцовых времен» на итальянских улицах. Вот, говорит хозяин траттории, давеча за углом двух мальчишек убили; один был фашист, а другой – так, мимо проходил.

Можно предложить несколько версий, почему встреча Феррары с Пазолини породила не «пляску смерти», не «Евангелие от Пьера Паоло», а просто фильм «Пазолини».

Может быть, пиетет Феррары перед Пазолини не позволил ему зайти слишком далеко. Но какой может быть пиетет перед астральным братом, получавшим удовольствие, как он сказал в одном из последних интервью, когда ему плюют в лицо незнакомые прохожие.

Не избавиться от подлой мысли, что Феррара прошел курс режиссерской дезинтоксикации. Или – такое, бывает, тоже влечет печальные творческие последствия – дезинтоксикации не режиссерской, а банальной.

Наконец – и это самая гуманная версия – Феррара попытался опровергнуть, но только подтвердил лукавую закономерность. Кажется, еще никогда никто из режиссеров не сумел конгениально передать на экране, простите за пошлость, внутренний мир художника. Даже если этот художник конгениален режиссеру. Есть гениальный «Ван Гог» (1991) Мориса Пиала, но он гениален именно потому, что творчество вынесено за скобки: просто ходит по экрану такой странный человечек по имени Ван Гог. Есть анилиновые пляски Кена Расселла на гробах Чайковского и Малера. Так для Расселла что они, что Рудольф Валентино были на одно лицо: все – художники эпохи поп-арта.

Но, как правило, демонам или ангелам, составляющим свиты разных художников, друг с другом не ужиться. У Пазолини – одни астральные дружки, у Феррары – другие. Феррара, реконструируя эпизоды из сценария «Порно» или романа «Нефть», героически угодил в тот же капкан, что и, скажем, Вендерс и Содерберг, пытавшиеся воплотить фантазии Хэммета и Кафки. Темное бормотание Пазолини в предсмертных интервью о «всеобщем желании убивать» понятно лишь самому Пазолини.

Дружба, даже астральная, – дружбой, а ангелы и демоны – всегда врозь.

Переправа (Taiping Lun)

КНР, 2014, Джон By

Только ленивый не назвал первую часть кинодиптиха By «китайским “Титаником”», хотя сам режиссер предпочитает сравнение с «Доктором Живаго» – не тем, который Пастернака, а экранизацией Дэвида Лина. В список эпических мелодрам, с которыми соревнуется «Переправа», можно включать хоть «Войну и мир», хоть «Унесенных ветром», да только вот лень: «Переправа» вполне снотворное средство.

By, гонконгский автор культовых гангстерских апокалипсисов 1980-х годов, вернулся «Переправой» из голливудской «эмиграции» на родную китайскую почву. Хотелось бы вскликнуть: «Узнаю старика Джона!» Но не получается.

Правда, на пятой минуте фильма пулеметная очередь прошивает ранец огнемета, притороченного к спине солдата Национально-революционной «гоминьдановской» армии, от которого не остается и кучки пепла, а примерно на 110-й – огонь сотен тысяч батарей Народно-освободительной «маоистской» армии кувыркает в воздухе чанкайшистские танки. Белые голуби, памятные по «Киллеру» (1990), пернатые статисты гангстерских войн, парят над шанхайским пирсом, а встретившиеся в разведке солдаты враждебных армий держат друг друга на мушках тяжелых винтовок, почти как Гонконгские пацаны былых времен: именно у By перепер эту фирменную мизансцену Тарантино.

Беда не в том, что боевые эпизоды, мировым мастером номер один которых By считался, лишь обрамляют патологически сентиментальные злоключения трех лирических пар в охваченном гражданской войной Китае конца 1940-х. Беда в том, что гениальный хореограф насилия, получив в свое распоряжение бюджет в $65 млн, словно устыдился того, что именно в насилии черпал некогда вдохновение, и обратился к человечеству с проповедью на тему «Гражданская война – это нехорошо». Кто бы сомневался! Однако же общее место, даже оформленное в эстетике конфетной коробки, остается всего лишь общим местом: доктор Живаго может спать спокойно.

Единственный, пожалуй, эпизод, который торкает, – прощание гоминьдановского генерала Лэй Ифана (Хуан Сяомин) с красавцем конем. Безупречный «слуга царю, отец солдатам», ласково и справедливо