Сияние снегов (сборник) - Борис Чичибабин

Слово о Булате

Хвалюсь не языком,не родом, не державой,а тем, что я знакомс Булатом Окуджавой.

Он скромен, добр и смели был на фронте ранен,а в струнном ремесленикто ему не равен.

Хоть суета суетсвои соблазны множит,он – истинный поэт,а врать поэт не может.

Когда лилась ливмябрехня со всех экранов,он Божьей воле внял,от бренного отпрянув.

Во лжи срамных годин(а дело не за малым)из сонма он одиностался не замаран.

Не самохвал, не шут,как многие другие, –раскрытый парашюту падавшей России.

Я чокнусь за негос друзьями веком об век:мне по сердцу егоинтеллигентский облик.

Не шут, не самохвал, –как воду из колодца,он любящим давалуроки благородства.

Не ластился к чинам,не становился в позу,а честно сочинялсвои стихи и прозу.

Не марево кадил –лирическая малость, –он с ней в сердца входил,и жизнь переменялась.

Мы верили ему,бродя по белу свету,как верят своемулюбимому поэту.

Гнездо разорено,и брат идет на брата,а мы-то, все равно,поклонники Булата.

Я с песнями его,любя, полжизни прожил, –для сердца моегонет музыки дороже.

Групповой портрет с любимым артистом и скромным автором в углу

По голосу узнанный в «Лире»,из всех человеческих чертсобрал в себе лучшие в миреЗиновий Ефимович Гердт.

И это нисколько не странно,поскольку, не в масть временам,он каждой улыбкой с экранадобро проповедует нам.

Когда ж он выходит, хромая,на сцену, как на эшафот,вся паства, от чуда хмельная,его вдохновеньем живет.

И это ни капли не странно,а славы чем вязче венок,тем жестче дороженька стлана,тем больше ходок одинок.

Я в муке сочувствия внемлю,как плачет его правота,кем смолоду в русскую землюеврейская кровь пролита.

И это нисколько не странно,что он той войны инвалид,и Гердта старинная ранаот скверного ветра болит.

Но, зло превращая в потеху,а свет раздувая в костер,он – выжданный брат мой по цехуи вот уж никак не актер.

И это ни капли не странно,хоша языка не чеша,не слушая крови и клана,к душе прикипает душа.

Хоть на поэтической биржемоя популярность тиха,за что-то меня полюбил жезаветный читатель стиха.

В присутствии Тани и Лилив преддверье бастующих шахтмы с ним нашу дружбу обмылии выпили на брудершафт.

Не создан для дальних зимовийворобышек-интеллигент,а дома ничто нам не внове,Зиновий Ефимович Гердт.

Белле Ахмадулиной

Простите, что с опозданьем.Каким я добром казним!Когда-нибудь сопоставим,обдумаем, объясним!

Но в данную нашу бывностьу Господа меж людьмипростите, что не любил Вас,упорствуя в нелюбви.

Простите мою виновность,которой с души не снять,надменнейшую готовностьне слышать и не узнать.

За то, что мы разны слишкоми разным идем путем,влюбившись по первым книжкам,я Вас разлюбил потом.

Наветами бед навьючасьи в свой же ступая след,я Вашей струны певучестьотверг на исходе лет.

Но верю, что в этом большенесчастия, чем греха,узнав лишь из кары Божьей,как Ваша душа тиха…

Еще говорят, Вы пьетеи плоть не вольны бороть,и спьяну в лихом полетепроветриваете плоть.

И брешут еще сладимей,что Вы, разогнув тетрадь,играете со святыней,а с нею нельзя играть.

Мы рады причине всякойунизить Господний свет:ведь мерзостно быть писакой,когда перед ним – поэт.

Начхать мне на все на это!Духовность – не поле битв.Не может поэт поэта,услышав, не полюбить.

О девочка, русской раньюк притихшему, словно тать,ко мне прикоснитесь дланью,чтоб рыцарем Вашим стать.

Александре Лесниковой

Пью за Хьюза, Хикмета и Гарсиа Лорку,за бессмертную душу и черствую коркувместе с добрым вином, чей крепителен норов,спирт воловьей работы и бешеных споров.

За стихи, что от шпиков таились под спудом,за пропавших во тьме и за выживших чудом,за влюбленных пришельцев из лагерной школы,чудаков с чердаков, чьи певучи глаголы,

за дарующих радость везде и всечасно,за тебя, раз ты к этому делу причастна,и, запомнив навек горячо и подробно,за твою красоту, Александра Петровна!

Нас печали качали и грозы растили.Хорошо, что мы – дети метельной России,но не худо и то, что у солнца и сининам сподобилось жить на степной Украине.

От бедовых голов далека беззаботность.Нас пугает покой, неизвестность зовет нас.Но, волнуясь, не раз припаду и присяду,и послушаю русскую Шехерезаду.

О, язычница Севера, ясное чудо!В наши трезвые сны ты зачем и откуда?Как поют нам твой голос, осанка и облик!Ночь запутала хмель в волосах твоих теплых.

О тебе не умолкнут хмельные поминыв миллионах сердец россиян с Украины,не забудет никто, перед памятью жалок,как любили тебя в переполненных залах.

Неуклончивый друг мне судьбою подарен,и за дружбу с тобой я судьбе благодарен,и люблю твой талант, задушевный и вещий,и свищу тебе в лад свои лучшие вещи.

Эпиталама, свадебная песнь

О Гименей-Христос, о нежный Гименей!Благослови двух душ бесстрашную единость,наставь и укрепи, слепи, смешай, сведи насв убожестве Твоем – в духовности Твоей.

О скорбный Гименей, кто плотницким виномстол бедных одарил в рассказе Иоанна,чей образ обрастал одеждами обмана,будь с нами, как тогда, во времени ином.

От нашей немоты, о ясный Гименей,не пастырь наш, а брат, прими обет венчальный,благослови обряд блаженный и печальныйсредь попранных святынь, обобранных камней.

От бренности и лжи в мечте своей омой,избави от стыда и, отрешив от странствий,прощенным счастье дай друг другу молвить «Здравствуй»,прижать к лицу лицо вернувшимся домой.

О сердце и чело, отвергнувшие злость!О легкий Гименей, сквозь рознь благослови нас,чтоб канула во тлен былая половинностьи Целое из нас собралось и зажглось.

Две тьмы преобрази в сияние одно,благослови на жизнь, благослови на вечность,дай любящим прозреть в конечном бесконечность,испить в земных водах небесное вино.

О Гименей-Христос, о тихий Гименей,открой нам нашу высь, чтоб, низости переча,друг с другом и с Тобой увечненная встречав бессмертие вела средь смертоносных дней.

Да примем в брачный дар Твой жертвенный венец,о кроткий Гименей, как в Кане Галилейской,раскаявшихся душ ласкающею лескойиз мертвых вод времен для вечности ловец.

Да с верой длань Твоя коснется наших лбов,играющий с детьми и сам Дитя Господне,чтоб Царствие Твое исполнилось сегодняи вызрела в сердцах всемирная любовь.

И в терньях, и в цепях, свободный Гименей,упрочь наш брачный дом, о бесприютный путник,в стране берез и верб, где есть Толстой и Пушкин,что сладостней, чем мед, и соли солоней.

А если станет в ней безлюдней и темнейи недостойный стон из недр во сне исторгнем,да устыдимся уз, да будет даром долг нам,о радостный Иисус, о светлый Гименей!

«А как же ты, чей свет не опечалю…»

А как же ты, чей свет не опечалю,кому я друг, возлюбленный и брат?«Живи, живи!» – твои мне говорятглаза и я «не бойся» обещаю.

Налей мне лучше водки вместо чаю(хотя и водке я уже не рад) –и улыбнусь, и жить не заскучаю:не собран вклад для поминальных трат.

Прозреть бы смысл, отринув злую чушь бы,а там и ты, глядишь, уйдешь со службыи поживем, весь свет растеребя.

Вся жизнь до сих прочлась, как телеграмма,и в мрак уйти мне, в самом деле, рано:так мало в жизни радовал тебя.

Церковь святого покрова на Нерли

Мы пришли с тобой и замерлии забыли все словаперед белым чудом на Нерли,перед храмом Покрова,

что не камен, а из света весь,из любовей, из молитв, –вот и с вечностию сведались:и возносит, и знобит.

Ни зимы меж тем, ни осени,а весна – без мясников.Бог растекся паром по земи –стала церковь меж лугов.

Мы к ней шли дорогой долгою,мы не ведали другой, –лишь душа жужжала пчелкоюнад молящейся травой.

Как подумаю про давнее,сколько зол перенесли,крестным мукам в оправданиеэта церковь на Нерли.

Где Россия деревенскаяниц простерлась, окружив,жил я, родиной не брезгуя, –потому и в мире жив.

Красоты ничем не вычислим:в Риме был позавчера,горд, скажу вам, и величественв Риме том собор Петра.

А моя царевна-скромницавсех смиренней, всех юней,да зато и зло хоронитсяперед радостною ней.

Дух восторгом не займется ль там,в Божестве неусомним,перед ней, как перед Моцартом, –как пред Господом самим?

Что ж ты, смерть? Возьмись да выморозь –да не выйдет ни шиша:незатмимым светом вымыласьвозлетевшая душа.

Лебедь белая, безмолвница,от грехов меня отмой!Кто в России не помолитсякрасоте твоей родной?

Горней радости учила ты:на удар – в ответ – щеку б!У тебя и мы – не сироты,и поэт – не душегуб.

Еще о Петре