Божественная комедия - Данте Алигьери

100 Но где она идёт стезёю зла

       Иль блага жаждет слишком или мало,

       Там тварь завет творца не соблюла.

103 Отсюда ясно, что любовь — начало

       Как всякого похвального плода,

       Так и всего, за что карать пристало.

106 А так как взор любви склонен всегда

       К тому всех прежде, кем она носима,

       То неприязнь к себе вещам чужда.

109 И так как сущее неотделимо

       От Первой сущности,[771] она никак

       Не может оказаться нелюбима.

112 Раз это верно, остаётся так:

       Зло, как предмет любви, есть зло чужое,

       И в вашем иле[772] вид её трояк.

115 Иной надеется подняться вдвое,

       Поправ соседа, — этот должен пасть,

       И лишь тогда он будет жить в покое;

118 Иной боится славу, милость, власть

       Утратить, если ближний вознесётся;

       И неприязнь томит его, как страсть;

121 Иной же от обиды так зажжётся,

       Что голоден, пока не отомстит,

       И мыслями к чужой невзгоде рвётся.

124 И этой вот любви троякий вид

       Оплакан там внизу; но есть другая,

       Чей путь к добру — иной, чем надлежит.

127 Все смутно жаждут блага, сознавая,

       Что мир души лишь в нём осуществим,

       И все к нему стремятся, уповая.

130 Но если вас влечёт к общенью с ним

       Лишь вялая любовь, то покаянных

       Казнит вот этот круг, где мы стоим.

133 Ещё есть благо, полное обманных,

       Пустых отрад, в котором нет того,

       В чём плод и корень благ, для счастья данных.

136 Любовь, чресчур алкавшая его,

       В трёх верхних кругах предаётся плачу;

       Но в чём её тройное естество,

139 Я умолчу, чтоб ты решил задачу".[773]

ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ

1 Закончил речь наставник мой высокий

     И мне глядел в глаза, чтобы узнать,

     Вполне ли я постиг его уроки.

4 Я, новой жаждой мучимый опять,

     Вовне молчал, внутри твердил: "Не дело

     Ему, быть может, слишком докучать".

7 Он, как отец, поняв, какое тлело

     Во мне желанье, начал разговор,

     Чтоб я решился высказаться смело.

10 И я: "Твой свет так оживил мне взор,

      Учитель, что ему наглядным стало

      Всё то, что перед ним ты распростёр;

13 Но, мой отец, ещё я знаю мало,

      Что есть любовь, в которой всех благих

      И грешных дел ты полагал начало".

16 "Направь ко мне, — сказал он, — взгляд своих

      Духовных глаз, и вскроешь заблужденье

      Слепцов,[774] которые ведут других.

19 В душе к любви заложено стремленье,

      И всё, что нравится, её влечёт,

      Едва её поманит наслажденье.

22 У вас внутри воспринятым живёт

      Наружный образ, к вам запав — таится

      И душу на себя взглянуть зовёт;

25 И если им, взглянув, она пленится,

      То этот плен — любовь; природный он,

      И наслажденьем может лишь скрепиться.

28 И вот, как пламень кверху устремлён,

      И первое из свойств его — взлетанье

      К среде, где он прочнее сохранён,[775] —

31 Так душу пленную стрёмит желанье,

      Духовный взлёт, стихая лишь тогда,

      Когда она вступает в обладанье.

34 Ты видишь сам, как истина чужда

      Приверженцам той мысли сумасбродной,

      Что, мол, любовь оправдана всегда.

37 Пусть даже чист состав её природный;

      Но если я и чистый воск возьму,

      То отпечаток может быть негодный".

40 "Твои слова послушному уму

      Раскрыли суть любви; но остаётся

      Недоуменье, — молвил я ему. —

43 Ведь если нам любовь извне даётся

      И для души другой дороги нет,

      Ей отвечать за выбор не придётся".

46 "Скажу, что видит разум, — он в ответ. —

      А дальше — дело веры; уповая,

      Жди Беатриче, и обрящешь свет.

49 Творящее начало, пребывая

      Врозь с веществом в пределах вещества,

      Полно особой силы, каковая

52 В бездействии незрима, хоть жива,

      А зрима лишь посредством проявленья;[776]

      Так жизнь растенья выдаёт листва.

55 Откуда в вас зачатки постиженья,

      Сокрыто от людей завесой мглы,

      Как и откуда первые влеченья,

58 Подобные потребности пчелы

      Брать мёд; и нет хвалы, коль взвесить строго,

      Для этой первой воли, ни хулы.

61 Но вслед за ней других теснится много,

      И вам дана способность править суд

      И делать выбор, стоя у порога.

64 Вот почему у вас ответ несут,

      Когда любви благой или презренной

      Дадут или отпор, или приют.

67 И те, чья мысль была проникновенной,

      Познав, что вам свобода врождена.

      Нравоученье вынесли вселенной.

70 Итак, пусть даже вам извне дана

      Любовь, которая внутри пылает, —

      Душа всегда изгнать её вольна.

73 Вот то, что Беатриче называет

      Свободной волей;[777] если б речь зашла

      О том у вас, пойми, как подобает".

76 Луна в полночный поздний час плыла

      И, понуждая звезды разредиться,

      Скользила, в виде яркого котла,

79 Навстречу небу,[778] там, где солнце мчится,

      Когда оно за Римом для очей

      Меж сардами и корсами садится.[779]

82 И тень, чьей славой Пьетола[780] славней

      Всей мантуанской области пространной,

      Сложила бремя тяготы моей.

85 А я, приняв столь ясный и желанный

      Ответ на каждый заданный вопрос,

      Стоял, как бы дремотой обуянный.

88 Но эту дрёму тотчас же унёс

      Внезапный крик, и показались тени,

      За нами обегавшие утёс.

91 Как некогда Асоп или Исмений[781]

      Видали по ночам толпу и гон

      Фивян во время Вакховых радений,

94 Так здесь несутся, огибая склон, —

      Я смутно видел, — в вечном непокое

      Те, кто благой любовью уязвлён.

97 Мгновенно это скопище большое,

      Спеша бегом, настигло нас, и так,

      Всех впереди, в слезах кричали двое:

100 "Мария в горы устремила шаг,[782]

       И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью,

       В Испанию, где ждал в Илерде враг".[783]

103 "Скорей, скорей, нельзя любвеобилью

       Быть вялым! — сзади общий крик летел. —

       Нисходит милость к доброму усилью".

106 "О вы, в которых острый пыл вскипел

       Взамен того, как хладно и лениво

       Вы медлили в свершенье добрых дел!

109 Вот он, живой, — я говорю нелживо, —

       Идёт наверх и только солнца ждёт;

       Скажите нам, где щель в стене обрыва".

112 Так встретил вождь стремившийся народ;

       Одна душа сказала, пробегая:

       "Иди за нами и увидишь вход.

115 Потребность двигаться у нас такая,

       Что ноги нас неудержимо мчат;

       Прости, наш долг за грубость не считая.

118 Я жил в стенах Сан-Дзено[784] как аббат,

       И нами добрый Барбаросса правил,

       О ком в Милане скорбно говорят.[785]

121 Одну стопу уже во гроб поставил