Почему распался СССР. Вспоминают руководители союзных республик - Аркадий Дубнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ярузельский ввел в стране чрезвычайное положение, чтобы предупредить приход советских войск (с декабря 1981 по июль 1983 года в Польше действовало военное положение, сопровождавшееся силовым подавлением «Солидарности». – Прим. ред.).
– Да. В это время я близко общался с академиком [Сергеем] Мергеляном, всемирно известным математиком. Он мне сказал, что после краха «Солидарности» в Польше рухнули все надежды и, по всей вероятности, нужно ждать Третьей мировой войны. Мы были очень воодушевлены теорией конвергенции американского экономиста Джона Гэлбрейта. Он говорил, что Советский Союз будет двигаться в сторону либерализации, Соединенные Штаты – в сторону социализма, и где-то они встретятся. В это время мы читали книги [Александра] Солженицына, а еще я был вдохновлен книгой математика [Игоря] Шафаревича «Социализм как явление мировой истории». Шафаревич преподавал нам, когда я учился на физмате МГУ.
– Откуда вас отчислили в 1967-м за участие в митинге у турецкого посольства с требованием признать геноцид армян.
– Да. Одновременно мы собирали подписи о присоединении Карабаха к Армении, поднимали другие национальные вопросы. Я мечтал о независимости Армении, но не думал, что доживу до распада Советского Союза. А без этого независимость не получилась бы. Мне казалось, что только следующее поколение увидит независимую Армению, а наше должно увидеть реформированный социализм в рамках Советского Союза. Лишь в 1988 году с появлением в Армении карабахского движения возникло ощущение, что мы можем обрести независимость.
Похороны армянского солдата, Степанакерт, Нагорный Карабах, 1994 год
– Вы были одним из его инициаторов?
– Да. В то время в Армении одновременно возникло три движения. Первое – мощное экологическое, за закрытие заводов, вредящих здоровью населения. В итоге оно добилось закрытия каучукового завода «Наирит». Второе – малочисленное движение за независимость Армении, организованное вышедшими из тюрьмы в 1987 году диссидентами. Но наибольшую силу набрало третье – за присоединение Карабаха к Армении. Организовался комитет «Карабах», которым с какого-то момента руководил я. Я начал включать туда людей, уже добившихся успеха в жизни, для меня было важно отсечь маргиналов и неудачников, которые в революционные времена стремятся попасть в волну. Я сделал так, чтобы в комитет вошел доктор наук Левон Тер-Петросян, заведующий кафедрой математики в университете Бабкен Араркцян, известный физик Давид Варданян и так далее.
– Как к вашему комитету относились представители армянского руководства, коммунистической номенклатуры?
– Сперва они пробовали подавить движение, но потом поняли, что это невозможно. В результате мы все время были в диалоге.
– Пока вы не были арестованы в составе этого комитета?
– Да. Но я хочу сказать, что, хотя движение началось с карабахского вопроса, через несколько месяцев были сформулированы идеологические принципы, в которых большую часть занимали вопросы либерализма, личной свободы и так далее. Я даже включил в них строчку из Декларации независимости США, что если власть строит народу какие-то препоны, то народ имеет право сменить власть. А на третьем этапе, когда мы начали двигаться к независимости, в 1990 году я написал маленькую брошюру «Пора спрыгнуть с поезда», в которой рассматривались уже все возможные случаи распада Советского Союза.
– Тогда распад Союза казался вполне реальной перспективой?
– Да. И когда в 1990 году начались выборы в Верховный совет Армении, эта брошюра сыграла большую роль, как бы указывая направление, в котором надо было двигаться. В то время я предполагал, что все должно происходить планомерно, регулируемо, путем принятия в СССР закона о реальном праве республик на независимость. Сначала должен быть референдум. После него в течение нескольких лет мы, находясь в составе Советского Союза, будем постепенно отдаляться. То есть я рассматривал самый мягкий вариант. Но все получилось быстрее, чем я предполагал.
– Тем не менее главной идеей национального движения в Армении стала не независимость, а воссоединение с Нагорным Карабахом. Предполагалось, что это произойдет в рамках СССР, однако надежды не оправдались – Москва выступила за территориальную целостность Азербайджана в рамках советских границ.
– В 1988 году я говорил вернувшимся из тюрем диссидентам во главе с Ашотом Навасардяном (основатель и руководитель военно-политической организации «Армия независимости», которая участвовала в боях за защиту границ Армении; создатель республиканской партии Армении. – Прим. ред.), что сейчас идти по пути выхода из СССР не имеет смысла. Сначала мы должны попробовать в рамках Советского Союза решить карабахский вопрос. Если это не получится, то шаг за шагом народ сам придет к идее о независимости. Сейчас же, говорил я, общенационального интереса лозунги независимости представлять не будут и под них невозможно будет собрать сотни тысяч людей на митинги.
– В декабре 1988-го вас вместе с соратниками по «Карабаху» арестовал КГБ и доставил в Москву, в «Матросскую Тишину».
– Да, сразу после землетрясения в Спитаке, через несколько дней (7 декабря 1988 года мощные подземные толчки разрушили почти весь север Армянской ССР; в центре оказался город Спитак. – Прим. ред.).
– Но почему это произошло только в декабре?
– Был приказ из Москвы. Наше движение было таким бикфордовым шнуром. В 1988 году были массовые митинги, я звонил [Сергею] Григорьянцу (диссидент, основатель правозащитного фонда «Гласность». – А.Д.), говорил, что у нас по сто тысяч человек собирается [на митингах], но он не верил, что в Советском Союзе это возможно. Сам приехал в Ереван, чтобы увидеть своими глазами. А в марте советские войска вошли в город.
– Советские войска, дислоцированные в Армении?
– Да. На следующий день на митинг вышло еще больше людей. В этот момент у Горбачева были варианты. Он мог арестовать комитет «Карабах», расстрелять несколько человек, танками пройтись по городу. Это было бы сигналом для всего Советского Союза: дальше в своих требованиях идти нельзя. Но он не решился или, наоборот, решился не пойти против этого. Я провожу аналогию с тем, что произошло через год на площади Тяньаньмэнь в Пекине (с 15 апреля по 4 июня 1989 года там собирались протестующие против коррупции, инфляции и безработицы, требующие демократизации граждане Китая. – Прим. ред.). Там Дэн Сяопин принял решение при помощи
