Лариса Мондрус - Савченко

Во-вторых, деньги требовались на еду. Половина суммы, что мы получали, уходила на оплату квартиры, оставалось всего ничего. Так что расслабляться не приходилось.

ЛАРИСА. Все вначале оказалось сложнее, чем представлялось. Я попросту испытывала постоянный шок, потому что с самого "верха" в Союзе, где мы были относительно богаты и признаны, пришлось скатиться за бугром в какую-то яму и окунуться в самую нищету. И вокруг меня опять те же нахальные русские морды, с большими связями (нам в СССР казалось, что это крамола - иметь связь с заграницей), с пачками денег, на "мерседесах", с кутежами в дорогих кабаках. А мы с Эгилом позволяли себе лишь тоненькие бутербродики, в нашем холодильнике было почти пусто. Только изредка покупали капуччино, без всяких булочек. Потому что хотелось не только кушать, но купить розовые пуловерчики, чтобы отправить в Ригу маме и брату. Какие-то маечки, на которых можно было напечатать имя сына брата, Даниэля. Короче, в этой Остии Лидо мы с Эгилом сразу очень сильно похудели.

ЭГИЛ. Итальянцы резали колбасу, как сыр,- она просвечивала, а сыр как бумагу. Так что, когда мы уходили на день, то брали бутерброды из дома.

ЛАРИСА. Что мне у них нравилось - везде бары, "капуччино", "эспрессо". Вокруг нашего дома - сплошные магазинчики, ресторанчики, пиццерии, отовсюду шла такая "арома", что слюнки текли. А мы голодные-голодные...

ЭГИЛ. Да... Нас сразу предупредили: "Теперь запасайтесь терпением, учите язык. Может, через месяц, а может, и через полгода вы получите разрешение". Там по линии ХИАСа искался "гарант", который должен был нас принять в Америке и опекать. И мы занимались английским и тупо ждали своей участи.

ЛАРИСА. Пока учили язык, Эгил меня все подзуживал: "Ну давай, говори же по-итальянски, ты же столько песен спела на их языке, должна помнить слова..." Петь-то я пела, да не задумывалась зад смыслом. Теперь - ушки на макушке, начала прислушиваться: где одно слово узнала из моих песен, где другое поняла... Стала потихонечку соображать, о чем речь.

ЭГИЛ. Уже месяца через два Лара с нашей соседкой-итальянкой вполне сносно "парлала" и "чиквантила".

ЛАРИСА. Между прочим, когда итальянка пригласила нас к себе и угостила кофе, ее жилище показалось мне просто роскошным. Поражали контрасты. Они выливали грязную воду и выбрасывали мусор прямо на улицу. Там грязь, вонь, побитые машины... А заходишь в дом - будто попадаешь во дворец: кругом мрамор, антик, солидная мебель. Сразу видно, что у людей есть деньги.

АВТОР. Я сейчас предлагаю по рюмке за итальянский неореализм.

Предложение принимается.

ЭГИЛ. Да, в начале 70-х Италия еще походила на фильмы Феллини. Они, кстати, потому и закупались Советским Союзом, что в этих картинах показывалась вопиющая бедность. Мы шли на пляж - море от нас в двух шагах и загорали, где валялись окурки, пищевые пакеты; а за забором другой пляж туда вход стоил восемь тысяч лир! Мы благоговели: какие есть богатые люди выбрасывают такие деньги, чтобы часок посидеть в шезлонге!

В Риме функционировал так называемый Толстовский фонд, где напрокат выдавались книги на русском языке. Там я впервые увидел на полках "антисоветчину", так это называлось тогда: Милюков, Родзянко, Троцкий... Случайно познакомились с одной русской, она обещала помочь с контактами по линии музыки. Мы действительно получили один адрес в Модене, и было сказано, что нас там ждут.

Моя мама с Дизиком осталась в Риме, а мы с Ларой завели свой "опель" и тронулись в путь. Как говорится, надежды юношей питают. В Модене, между прочим, живет Паваротти и делаются "феррари"! По автостраде это примерно километров четыреста от Рима. У машины барахлил стартер, и мы понимали, что в один прекрасный день он может накрыться. Рассчитывали на русский "авось пронесет", тем более двигались по автостраде, кругом заправки, автомастерские... По пути посмотрели Флоренцию: Санта Мария дель Фьоре, "Золотой мост", Санта Кроче...

ЛАРИСА. В Модене нашли эту дискотеку. Молодые ребята музыканты, танцевальная группа, две певицы лет по двадцать. А у меня уже тридцатник на носу. Руководитель предлагает: "Ну, спойте что-нибудь". Эгил сел за рояль, и я исполнила две итальянские песни: "Нон пенсаре а ме" ("Не думай обо мне") и "Адьио" Доменико Модуньо. Выложилась, как на Всесоюзном конкурсе. Я же не знала, как у них там поют, какие требования. Спрашиваю: "Еще что-нибудь?" - "Нет, достаточно. Можете у нас оставаться и начинать. Выучите репертуар". Предложили пятьсот тысяч лир в месяц. А петь надо каждый вечер, да и по ночам тоже, в разных дискотеках. И не соло, а вместе с этими девочками. Я страшно заволновалась: начинать балаганную дискотечную жизнь после большой сцены?! Ведь даже в Советском Союзе я по ночам спала...

ЭГИЛ. Ты им ответила: "Мы подумаем". Я рассчитывал, что они предложат больше. Пятьсот тысяч - маловато. Мы от ХИАСа получали по сто пятьдесят тысяч. А если Ларе начинать у них работу, тогда мы лишались этого пособия. Мне же в плане работы ничего не светило, я мог только сопровождать ее. А эти ребята мотались по городам, спали где придется...

ЛАРИСА. Я уяснила только одно: раз они меня брали, значит, я могу рассчитывать на свой голос.

ЭГИЛ. Да, первую проверку ты прошла. В общем, мы расстались по-джентльменски. Они даже дали нам денег на обратную дорогу, на бензин, и мы покатили назад. Но уже не по автостраде, а в целях экономии средств по параллельной дороге. И вот едем по этому шоссе, едем-едем, едем-едем и никак не преодолеем даже то расстояние до Флоренции, которое по автобану казалось таким небольшим.

Когда поднимались из ущелья по серпантину, двигатель вдруг зачихал и через минуту заглох. Я понял, что уже не смогу завести эту машину. Как нарочно стемнело, а нам надо было во что бы то ни стало выбраться хотя бы на автостраду, которая шумела где-то вверху, над нами. Ничего не оставалось, как просто толкать машину собственными силами. Намучились мы с Ларой капитально. Выбрались кое-как на автостраду, заночевали в машине. Утром нам поменяли стартер, мы заплатили двадцать пять тысяч и продолжили свой путь.

АВТОР. Вы рванули за счастьем в Модену, а что, в Риме вариантов не было?

ЭГИЛ. Я захватил из Москвы брошюру со старыми романсами. Лариса их никогда не пела. Так, на всякий случай разучила, чтобы иметь какой-то "русский репертуар". И в Риме мы постоянно репетировали, рассчитывая, что вот-вот это пригодится.

В Остии Лидо, между прочим, я встретил Игоря Высоцкого, который все еще ожидал выезда в Америку. Ему удалось в Риме установить контакт с племянником Муссолини, известным джазовым музыкантом, и тот пару раз брал Игоря с собой, давая играть ему какие-то халтурки, и платил приличный гонорар.

Потом объявились еще два наших бывших музыканта - пианист Леня Зеликсон и саксофонист Толик Герасимов. Они надумали эмигрировать уже после нас. Мы, разумеется, тыкались в Риме во все дырки, чтобы как-то проверить свои силы. На виа Венетто, например, в подвале работало крупное ночное заведение. Мы туда с Ларой сунулись, не зная, что это одна из самых популярных в Риме дискотек. Взяли с собой и Высоцкого, там могло быть что-то и для него, Я через пень-колоду по-английски объяснил, что вот, мол, у нас есть хорошая певица. Они послушали Лару и согласились: "Пусть поет". Насторожило предложение: согласна ли Мондрус вступать в контакт с публикой, общаться с посетителями? Мы заподозрили, что это может означать нечто большее, чем просто кокетство с завсегдатаями заведения. Поэтому Лариса отступила. Устроиться на такую работу - не главное. Важно, что мы лишний раз убедились в артистических возможностях Ларисы, вполне приемлемых для Запада.

В судорожных поисках приложения своих сил нас даже занесло на знаменитую римскую киностудию "Чинчитта"; тоже прикидывали, кому мы могли бы показаться...

ЛАРИСА. Господа, не пора ли перекусить? А то мы так рьяно взялись...

Возражений опять не последовало. На кухне допили вино. Поели отварной картошки с деликатесной селедочкой, выуженной из консервов. Попили чай-кофе и вновь заняли свои позиции.

АВТОР. Ну и...

ЭГИЛ. Моя мама находилась в жуткой депрессии и все время устраивала истерики: то мы ее в Израиль насильно хотели увезти, то теперь за океан собрались, а она на дух не переносила Америки. Ей было тогда 62 года, и она тоже посещала курсы английского языка.

ЛАРИСА. И везде только портила нам настроение. Но именно она оказала неоценимую услугу. Еще в Латвии Герта активно сопротивлялась нашей эмиграции. А в Риме из-за боязни, что придется лететь в проклятую Америку, к черту на кулички, она написала письмо консерваторской подружке Эгила, которая жила в Федеративной Республике. Германия не казалась ей такой далекой и страшной, как Америка.

ЭГИЛ. Да, мама написала Ирен Рейншюсель, которая уехала, кажется, еще в 63-м году. Я даже провожал ее, тогда это не считалось опасным, как стало позже. И она потом сообщила мне свой адрес во Фрейбурге.