Коварный искуситель - Моника Маккарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я ждала три года, и вот моя дочь всего в каких-то двадцати милях отсюда. Двадцать миль – подумать только. – Тихое отчаяние в ее голосе было для него пыткой. – Последний раз так близко от нее я была в Балвени, где и бросила. Лахлан, я не могу уехать, хотя бы не попытавшись связаться с ней! Теперь, когда Бьюкен мертв, она осталась одна. – Голос Беллы дрогнул. – Мне просто необходимо убедиться, что у нее все хорошо!
Видит Бог, он не хотел слышать ее страх, ее отчаяние, не хотел видеть мольбу в этих огромных синих глазах, не хотел напоминать себе, что между ними больше не стоит призрак ее мужа.
Лахлан стиснул зубы. Нельзя колебаться. Ехать наобум, без тщательной разведки – верный путь опять угодить в английскую тюрьму. Лучше выждать, доставить Беллу в безопасное место и уж потом, когда настанет благоприятный момент, придумать, как устроить ее встречу с дочерью.
– Простите, но не могу. На это я не рассчитывал.
Зря он так сказал! Она тотчас вспылила:
– Как это на вас похоже, Лахлан! А на что вы рассчитывали – на очередной мешок серебра? – Ее голос источал презрение. – Я было решила, что вы, возможно, изменились, что, целых два года сражаясь за Роберта, может, уразумели, что есть другие ценности, но нет, вы точно такой же: все ради денег.
Да, все ради денег, будь они неладны. Освободить Беллу. Завершить дело. Забрать награду. Выплатить долги. Удалиться на покой. Не подчиняться никому, делать лишь то, что считаешь нужным, – вот и все, чего он хотел.
Он смотрел сверху вниз на ее обращенное к нему лицо, на прекрасные нежные черты, и так они были близко, черт возьми, что не было сил противиться желанию. Он хотел ее. Страсть ничуть не остыла за эти два года!
Лахлан стиснул кулаки, подобный натянутой тетиве лука: того и гляди лопнет.
Это все она виновата. Она сбивала его с толку. Ему было плевать и на Брюса, и на Шотландскую гвардию, да и на нее тоже: никаких обязательств, никаких привязанностей, чтобы никто не мог предать. Ведь он себялюбивый негодяй, наемник, ничуть не лучше пирата, каковым она его и считала поначалу.
Что касается женщин, к ним он испытывал три чувства: разочарование, ненависть и вожделение. Что он мог предложить леди, одной из знатнейших в Шотландии и ставшей к тому же героиней?
Сама виновата. Зря она так с ним.
– Три года, – уточнил Лахлан, поскольку именно три года назад отправился на остров Скай, чтобы вступить в Шотландскую гвардию. – И все, разумеется, из-за денег. – Его губы тронула коварная усмешка, он обежал взглядом ее фигуру, пожирая глазами формы, туго обтянутые мужской одеждой. – Так что хватит спорить. Или у вас найдется, чем мне заплатить?
Она ахнула, воззрилась на него большими от возмущения глазами и замахнулась было, чтобы дать ему пощечину, которой он, несомненно, заслуживал, но прежде чем ладонь коснулась его щеки, Лахлан поймал ее запястье, завел руку ей за спину и крепко прижал телом к себе.
Она вся дрожала, лицо полыхало гневом – это прекрасное лицо, которое преследовало его два проклятых года. Под напором демона желания, которое пожирало его изнутри, он чувствовал, как улетучивается воинственный дух.
Как глупо было надеяться, что он сможет с ним справиться!
Он впился в ее губы. Поцелуй был жарким, ненасытным. Как он изголодался за эти два года лишений, два года страданий по женщине, которая никогда не станет ему принадлежать.
Глава 11
Он даже застонал. Как вкусно! Ее губы были теплыми и сладкими, с легким привкусом вина, которое он на них оставил.
Она ахнула, но непонятно: от удивления или от возмущения. На какой-то разрывающий сердце миг она статуей застыла в его руках, и Лахлан решил было, что она его оттолкнет, но потом почувствовал, как обмякло ее тело, как по нему пробежала дрожь вожделения. И вот уже Белла таяла в его объятиях.
Лахлана накрыло огненной волной желаний, которые так долго сдерживались. Он был готов: рвался в бой, кровь бешено пульсировала в каждой жилке.
Пальцы уже перебирали мягкие влажные волосы. Обхватив ладонью ее затылок, он притянул голову ближе, вдыхая тонкий сладостный аромат, который опьянял, лишал самообладания, кружил голову. Этой женщиной невозможно насытиться. Желание граничило с отчаянием – такого Лахлан не испытывал ни разу в жизни, а когда Белла раскрыла губы, едва не обезумел. Кровь бросилась ему в голову, а язык скользнул к ней в рот. Эти сладкие глубины теперь принадлежали ему, и Лахлан зарычал от удовольствия, когда почувствовал первые робкие касания ее языка. Ее ответом была сама невинность, и это тоже сводило с ума.
Это было восхитительно! И он так долго об этом мечтал!
Он, похоже, был бессилен унять эту бурю греховных ощущений, что бушевала в нем. Слишком сильно он хотел эту женщину, и слишком долго изнывало в тоске по ней его тело.
Он покрывал поцелуями ее лицо и шею, наслаждаясь бархатистой гладкостью кожи. Господи, какая же она сладкая. Напиток богов для мужчины, который слишком долго умирал от жажды.
Обхватив за ягодицы, он прижал ее к своему пульсирующему жаждущему телу так, чтобы чувствовать, как она вжимается в него. Ощущение близости оказалось таким, что он чуть не обезумел от восторга, особенно когда она пошевелилась и потерлась об него.
Она прекрасно знала, что делает, когда своим женским холмиком терлась о его ствол. Сколько еще он мог вытерпеть? Ощущения были невероятными, явно намекали на то наслаждение, что ожидало его, если бы он вонзился в нее, потом вышел, и еще, еще… приспосабливаясь к нужному ритму. Уже по тому, как она двигалась сейчас, он мог определить, что совокупление с ней будет самим совершенством. Он никогда не испытывал ничего подобного.
Он втиснулся к ней в промежность, слегка нажал. Боже! На лбу от напряжения выступил пот – сколько можно себя сдерживать? Ему казалось, что он вот-вот взорвется. Чресла горели как в огне. Он хотел взлететь к вершине, хотел выкрикивать ее имя, ныряя все глубже и глубже, утверждая свои притязания на эту женщину самым интимным способом.
Он ускорил ритм, давно перестав притворяться, что владеет положением. Тело пылало как в огне. Он слышал, как учащается ее
