Безликий - Мирон Варламов

– Я почему-то не удивлена, что мы попали именно на этот рассказ.

– Обычная случайность. – Ответил я и добавил с легкой усмешкой. – Не усложняй.

– «На меня точно затмение нашло. Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара» – Артистично проговорила Вероника и рассмеялась.

Я ласково посмотрел на нее и подумал: «Зачем ты уезжаешь? И почему ты не со мной? Отчего в жизни все сложилось не иначе, когда я бы мог тебя любить бесконечно сильно всем своим сердцем?».

– Иногда мне кажется, что я когда-то видела подобный взгляд. – Прошептала мне Вероника.

Я, смутившись, отвернулся от нее и, уже не слушая голос диктора, принялся смотреть в окно; спустя минуту мне отчетливо стало понятно, что хочу признать Веронике в любви. Я хотел ей сказать: «И все-таки я люблю тебя» или «Несмотря ни на что, я тебя люблю», или «Вопреки здравому смыслу я люблю тебя» перед тем как она сядет в автобус и снова уедет от меня к человеку, которому она принадлежит и которого она любит также, как когда-то любил ее я. Мне было непонятно, откуда взялись в моей хмельной голове эти слова, но я страстно желал высказаться и быть услышанным. Что-то внутри меня заставляло отказаться от здравого смысла и послушать голос опьяненного сердца. Я держался из последних сил, чтобы не закричать об этом прямо в машине. «И все-таки я люблю тебя» – меня мучили и терзали эти слова, они прогрызали мою душу изнутри, как древоточец-жук дубовую кору. Одновременно я чувствовал прилив бурного и странного счастья от того, что я еще способен любить и эту любовь чувствовать, но потом я задумался о времени… «Что будет дальше? – Спросил я себя. – Что произойдет в будущем? Она снисходительно улыбнется, и, не доехав столицы, забудет обо мне. И мне придется жить со своими словами, а ведь у меня есть любимая девушка, которая искренне любит меня в ответ просто за то, что я существую. И откуда было взяться такой странной любви?».

На прощанье Вероника обняла меня; я пожелал ей счастливого пути. Через минуту автобус скрылся на автостраде, я провожал его взглядом, пока он окончательно не скрылся из поля моего зрения.

«Можно ли существовать, имея две любви? Первая любовь – это любовь для другого человека, когда ты делаешь все, чтобы эту любовь доказать, подтвердить и материализовать, эта любовь требует конкретных действий, умений и навыков. Вторая любовь – это любовь для себя, когда ты любишь тайно и молчишь о ней, как о счастье, которое любит тишину, и ты никак свою любовь не проявляешь. – Подумал я. – И могут ли две любви уживаться вместе, при этом оставляя друга в покое? И какое, должно быть, счастье чувствовать две любви в одном человеке».

………………………………………………………………………………………………

Я неторопливо шел домой и жадно вдыхал свежий воздух. Приближалось раннее утро. Я набрал номер Полины.

– Ты с ума сошел, милый? Ты видел, который час? – Сказала она.

– Я просто хотел сказать тебе, что очень сильно тебя люблю.

– И я тебя люблю… что-то случилось?

– Нет. Все прекрасно. Я звонил только ради этого. Больше не отвлекаю, спи сладко.

Спустя десять минут я с приятным чувством удовлетворения провалился в глубокий сон.

На перепутье

Мы спустились в метро. «Сколько же много людей…» – пронеслось у меня в голове. Все шли, даже скорее бежали или, как мне казалось, дружно занимались спортивной ходьбой. «Вперед, вперед, – казалось говорили они, – спешим на финиш, домой, на работу, в институт, в ресторан, к любимым, к врагам, ко всем разом – в конечную цель определенного отрезка времени. Нас ждут, мы торопимся, виляя бедрами, руки согнуты в локтях, шаг четок и тверд – взгляд только в будущее».

Я не так часто бывал в метро, чтобы так сразу, и ощутить себя здесь своим – спешащим, на вид равнодушным, но с умным, озадаченным лицом, словно все разом бегут защищать докторскую диссертацию. Озирался по сторонам. Сначала искренне и усердно старался всмотреться в лица проходящих людей. «Ну, что вы, как поживаете? – Хотелось спросить. – Куда бежите?».

Люди проносились передо мной словно на ускоренной ленте кинопленки, и, я не мог запомнить ни одного лица, чтобы в будущем его с радостью вспомнить. Было странное ощущение, что они все неживые, безликие, невидимые фантомы. Отгонял озорную мысль схватить кого-нибудь за плечи и сильно тряхануть, чтобы ощутить, что все реально, что все по-настоящему, со мной, с ними, со всеми нами.

Я шел против потока. Навстречу сильнейшему ветру. Плечи, руки, волосы, легкие бедра, ляжки, тугие ботинки, разноцветные шнурки, увесистые модные сумочки и много разноцветного, пестрого, задиристого летело в меня. Я уклонялся, изворачивался, чтобы не сшибло, не унесло куда-нибудь далеко. Благо, за руку меня тянула Лиза, моя Ли, всего две буквы и множество эмоций. Без нее я бы пропал в подземном царстве, сдуло бы сразу, затерялся, сошел бы с ума. Ли тащила мое удивленное тело сквозь толпу, как броненосец «Потемкин» по бескрайним водам, энергично и смело. Она была тут своей, была в столичной теме и знала, что делать. А тело мое тянулось за ней как ребенок, который не хочет идти к стоматологу: тормозит, плачет да упирается. Чем быстрее она шла, тем меньше и меньше я ощущал ее руку – руку, которая была моим навигатором, путеводителем, звездой на небе, по следу которой нужно держать свой штурвал. И чем дальше, тем меньше и меньше она могла удержать мою руку, будто она была сколькая, промасленная и неподатливая. В какой-то момент она умудрилась зацепиться своим острым коготочком за мой палец, за самый его кончик и тянула, тащила. Если бы отпустила, то я бы так и рухнул на землю, отполз бы в угол и сидел бы там, дышал, привыкал. Коготочек был очень цепкий, такой не отпустит, не оставит.

Лиза иногда поворачивала на меня свое тоненькое, остроскулое личико. Не знаю, что там она видела, но игриво улыбалась и даже пару раз умудрялась достать до моих губ своими. Тогда я совсем пропадал. Забывался. Старался дотянуться до ее брусничных, смородиновых, малиновых, ежевичных губ, таких прохладных, будто их специально для меня немного в морозилке подержали, приоткрыть их, остановиться и затеряться в бесконечном лабиринте. Шея, плечи, дыхание в ухо, даже тихий невнятный шепот, вот она – талия, пышные, пахнущие свежим молоком и только, только скошенным сеном волосы – вьюнки. Ли, конечно, обламывала меня. Мол, о чем ты дурачок, в метро же – опомнись.

Сил на людей смотреть не