Хранители мира. Дорога домой - Мелисса Харрисон

– Барсучья нора? – спросил Чердак с ноткой сомнения в голосе. – А это не опасно?

– Не переживай, барсуки – хорошие ребята, – сказал Щавель. – И очень чистоплотные, то и дело меняют себе подстилки. Там нам будет хорошо. Да и вообще, какой у нас выбор? Не здесь же сидеть.

Путники взвалили котомки на плечи, а лис тем временем объяснил скворцу, как найти барсучью нору. Затем Веспер коротко, отрывисто пролаял три раза: это был условный сигнал, которым они с Вереском пользовались ещё в Улье, когда вдвоём ходили на разведку.

Мох увидел, как из темноты, сердито топая, выходит маленькая фигурка и взваливает на плечи последнюю котомку. Вереск не стал смотреть на Чердака, а Чердак – на Вереска. Вместо этого домовой, который наконец понял, что с ненастьем шутки плохи, подошёл ко Мху и взял его за руку. Когда первый по-настоящему грозный порыв ветра обрушился на деревья и кусты, отважные маленькие путешественники ступили в темноту, навстречу ревущей буре.

4. Под землёй. В тайном убежище кипят страсти

Веспер шёл впереди и указывал путь друзьям: кончик его хвоста белел в дождливой ночи. Лихач перелетал с одного придорожного дерева на другое и подбадривал путников с высоты. В отличие от сов, у которых в сырую погоду быстро мокнут перья, скворец мог легко стряхнуть с себя воду, что и делал время от времени.

Вскоре друзья оказались в маленькой роще. Здесь петляли пешеходные дорожки и стояли урны для мусора, но когда-то эта рощица была частью огромного леса. Люди, которые выгуливали здесь собак, даже не догадывались, какое древнее это место. Но деревья-то всё знали – даже относительно молодые вроде рябин и серебристых берёз. И наши путники, войдя в рощу, сразу ощутили дыхание старины.

Вход в барсучью нору прятался среди вывороченных корней берёзы, которую повалил знаменитый осенний ураган 1987 года. Вообще-то, в норе имелось много входов и выходов, что неудивительно: барсуки жили здесь добрых три сотни лет. Один предприимчивый строитель решил воспользоваться пещеркой, оставшейся после падения дерева, и прокопал ещё один лаз.

Веспер помедлил у входа и оглянулся на друзей. Лихач спорхнул на землю и теперь замыкал небольшую колонну. Лисы иногда спят в просторных барсучьих норах, но городскому жителю Весперу пока не приходилось ночевать в таких условиях. Чуточку поколебавшись, он сунул голову в тёмный лаз, пригнулся и проскользнул внутрь.

У тайного народца, как у многих детей природы, глаза неплохо видят в темноте. Вскоре Мох уже вполне отчётливо различал всё вокруг. Только бедный Лихач то и дело спотыкался и сыпал ругательствами на ходу.

Лаз был довольно широким, с высоким потолком и гладкими стенами: их на славу отполировали толстые барсучьи бока. Сверху свисали корни кустов и молоденьких деревьев. Подземный коридор вёл вниз, и, чем дальше заходили друзья, тем теплей становился воздух и тем слабей слышалось завывание ветра в роще. Время от времени лаз ветвился, и из боковых туннелей веяло свежим запахом дождя или, наоборот, густым ароматом земли, если ход уводил ещё дальше вглубь.

Наконец путники попали в большой подземный грот с двумя тёмными туннелями по бокам. Мощные корни деревьев пронизывали грот от пола до потолка, словно колонны, и составляли часть одной стены. Веспер велел друзьям подождать и хорошенько обнюхал нору, чтобы проверить, нет ли в ней других постояльцев. Однако чутьё сказало ему, что сюда уже несколько недель никто не заглядывал.

– Отличное место! – воскликнул Мох, вертя головой по сторонам. – Может, чуточку сыровато, но для укрытия вполне сгодится.

– То что надо, – согласился Вереск. – Молодчина, Веспер!

– Лихач, а ты как? – спросил Чердак.

Скворец уныло сгорбился и как будто растерял всю свою лихость.

– Не дело это, вот что я вам скажу.

– Как-как? – не понял домовой.

– Птица под землёй. Это неправильно. Говорят, у нас есть какая-то дальняя родня, которая куда-то там закапывается. Но я на такое не согласен. Не дело это, ясно вам?

– Лихач, но это же ненадолго, – примирительно сказал Чердак. – Сунь голову под крыло да подремли. Тебе ведь давно пора спать.

– Если б знал, что оно так будет, нипочём бы за вами не пошёл. Сделал бы как всегда, нашёл бы себе тихий уголочек, – пробормотал скворец. – Ничего бы со мной не стряслось. А теперь я тут, в какой-то дыре, а над головой даже неба не видать. Как жить, я вас спрашиваю.

Мох погладил беднягу-скворца по сгорбленной спинке.

– Пойдём-ка вон к тем корням, видишь? Устроишься на одном из них, как на ветке. Это ведь тоже часть дерева. Представь себе: корень идёт наверх, а там уже ствол, и крона, и листья, и свежий воздух. Ну как, полегчало?

Мох и Чердак подсадили скворца на один из перекрученных толстых корней. Лихач изо всех сил вцепился в него коготками.

– Спасибо, начальник, – пробормотал он. – Так оно и впрямь получше. Утром увидимся, – и с этими словами скворец немедленно уснул.

Неподалёку, в укромном уголке, свернулся калачиком Веспер, пристроив голову на передние лапы.

– Ну что? – спросил Вереск, подбоченясь. – Как будем коротать ночку? Я ничуточки не устал, а вы?

– Я тоже, – сказал Щавель.

Мох и Чердак помотали головами.

– Придумал! Давайте играть в «Догони жёлудь».

– Места маловато, – с сомнением сказал Щавель. – И потом Чердак ведь не умеет.

– Ну так мы втроём поиграем. Чердак, ты же не против? Вот видите, Чердак не против!

– Нет уж, Вереск, – твёрдо сказал Мох. – Так нечестно. Если играть, то всем вместе, или не играть вообще. Знаете что? Давайте лучше рассказывать истории.

– Ну ладно, – кивнул Вереск. – Я начну. Давным-давно, в прежние времена, когда людей ещё не было в Зелёном Мире, наш предок Робин Весельчак сделал нас хранителями самых чудесных мест на свете. А про домовых никто даже и не слыхал…

– Ну всё, хватит. Пойду пройдусь, – сердито сказал Чердак и побрёл к одному из лазов, что вели куда-то в темноту и неизвестность.

– Чердак, постой! Не уходи! – крикнул Мох. Но в ответ донеслось только эхо.

– Что это на него нашло? – невинно спросил Вереск.

Впервые в жизни Мох ощутил настоящий – и вполне справедливый – гнев. Иногда гнев пугает нас и выходит наружу слезами. Но не в этот раз.

– Вереск, ты отвратительно себя ведёшь! Я очень на тебя зол, – сказал Мох, отвернувшись от тёмного лаза и сердито глядя на Вереска.

– Я? А я-то что сделал?

– Ты прекрасно знаешь что! С самого начала пути ты всё время нападаешь на бедного Чердака. Знаешь, как это называется? Травля!

– Что-о? Ни на кого я не нападаю. Что я могу сделать, если мы не ладим?

Никому не хочется считать себя отрицательным героем. Травля – дело гадкое, и всё же многие из нас в нём участвуют – хотя бы раз в жизни. Обычно так бывает, когда мы чего-то боимся или не любим сами себя.

– Мох прав, – сказал Щавель. – Ты всё время оттираешь Чердака в сторону, причём нарочно. По-моему, тебе надо извиниться.

– Чердаку тоже надо извиниться, – сердито буркнул Вереск. – Глупец этот ваш домовой. И причёска у него дурацкая.

– Хватит! – сказал Мох. – Да что с тобой творится? Ты прекрасно знаешь, что Чердак не глупый. И чего ты прицепился к его причёске? Мало ли, у кого какой стиль. Давай-ка по-честному: что ты к нему прицепился?

– Ах, ну да, всё понятно! Чердак – молодец, – сквозь зубы прошипел Вереск. – Хорошо, наверное, когда у тебя такой замечательный лучший друг.

При этих словах Веспер вдруг поднял голову и пристально поглядел на троих спорщиков. Правда вышла наружу, и теперь надо было с ней что-то делать. Откровенность часто даётся нелегко, но в итоге всегда идёт на пользу.

– Ах, так ты ревнуешь! – сказал Щавель. – Вот оно что. Никогда бы не подумал. Ведь я сам у вас почти что новенький.

– Ох, Вереск… – тихонько сказал Мох. Всю его злость как рукой сняло при мысли о страданиях друга.

Когда все трое обнялись на этот раз, слёзы катились по лицу Вереска.