Моряки идут на лыжах - Еремей Лаганский

— Разрешите, товарищ командир, я «Суоми» принесу: жалко, без дела валяется!　

— Видите, какой чорт огонь!? Головы не поднять — в решето превратитесь. Отставить!..　

С нескрываемым сожалением вернулся Кочененков на свое место и еще долго с грустью и досадой поглядывал на заманчивый автомат.　

Боковня неутомимо ползал по снегу к каждой щели, в которой залегли его люди, подбадривая их.　

Во время одного из таких «рейсов», взобравшись на высокий ледяной гребешок, он заметил внизу слева пять притаившихся вражеских фигур. Боковня отчетливо рисовался на верхушке тороса. Враги открыли огонь. Вперед выбежал, судя по пистолету, офицер. Он торопливо и неудачно бил по Боковне, успевшему во-время укрыться. Быстро прикинув расстояние до группы противника — метров десять, не больше, — Боковня швырнул гранату. Стрельба внизу мгновенно смолкла.　

— Чисто! — похвалил себя Боковня.

* * *

— Невеселая штука, товарищ командир, — докладывали бойцы, — патроны на исходе, а гранат и того меньше.　

Впервые за эту ночь в душу командира проникла тяжелая дума: кажется, не выйти… Но поглядел вокруг, увидел своих краснофлотцев, своих героев, готовых умереть, но не сдаться. Каждого из них он знал еще по Кронштадту, с каждым связан давней и крепкой дружбой, за каждого отвечает, за каждого сам готов отдать жизнь. Так неужели дать им погибнуть, не спасти для родины, для близких?! Не бывать этому!! И старший лейтенант вспомнил свой уговор с артиллерийским капитаном в домике на Лаутеранте, вспомнил про условные четыре ракеты.　

«Самое время», — подумал он и кликнул бойца Тегелева:　

— У вас ракетница?　

— У меня, товарищ командир.　

— Отойдите метров на пять-шесть и дайте четыре красных.　

Тегелев в точности исполнил приказание, и черный полог над головой внезапно загорелся яркими вспышками. Кровавое зарево зажгло торосы и залив, осветив на короткое время сражающихся. Обе стороны усилили огонь. Тегелев, выпускавший ракеты, представлял отличную мишень, и два белофинских офицера поспешили воспользоваться этим. Подойдя метров на десять, открыли стрельбу из пистолетов.　

— Никуда не годится такая стрельба, а ещё господа офицеры! — крикнул никогда не терявший веселого настроения помощник командира взвода Цветков и бросил в офицеров последнюю свою гранату. И когда после взрыва увидел, что оба полетели в разные стороны и не поднимались больше, нравоучительно добавил:　

Граната, она тоже с понятием. Зря не рвется, особенно ежели последняя.　

Балтийцы расстреливали последние патроны. Тщательно прицеливались, чтобы не тратить заряд впустую. Враг, чуя близкий конец сопротивления по ослабевающему ответному огню, наглел, подступал все ближе и ближе, но, наученный горьким опытом, на штурм итти не решался.　

Боковня, сдерживая волнение, до боли в глазах всматривался в темную даль, в сторону спасительной Лаутеранты. Прошло пять-шесть минут после пуска сигнальных ракет, пять-шесть томительных, долгих, напряженных минут.　

И он пришел, наконец, — ответ артиллерийского капитана.　

Дернуло воздух, дрогнули небо, лед и суша. С первого залпа погас прожектор, исчез проклятый луч. Неплохо, видимо, пристрелялся капитан. Путь на залив снова свободен. Теперь только не зевать и не мешкать.　

— Отходить! — скомандовал Боковня: — Отход прикрывают Кочененков, Иванов и Киреев.　

Лыжники поползли. Залп за залпом, не жалея стали, шлет Лаутеранта врагу. Взлетают на воздух темные массы мерзлой земли, облака снега и льда, ветви и стволы деревьев и между ними бесформенные тени людей. Этот адский огонь, неожиданно обрушившийся на врага, ошеломил финнов. Все три осаждавших Боковню отряда — фланговые и лобовой — поспешно и в беспорядке бросились к северу и югу, минуя близкий, разворачиваемый снарядами берег.　

Выходя из боя, Боковня приказал снять лыжи и ползти, чтобы враг не мог бить в спину. Бойцы, по примеру командира, легли животами на лыжи и, заложив правые руки за жесткое железное крепление их, начали передвижение. Еще во время боя, для удобства стрельбы, Боковня в боевом задоре снял свои перчатки, а потом где-то обронил. Теперь, проползши метров двести в тридцатипятиградусный мороз и придерживая лыжи за железные крепления, он почувствовал, как немеет левая рука.　

«Не ранен ли?» — пришла мысль. Но, оказалось, другая напасть — обморозил.　

Но стоит ли думать об этом? Собрал людей, проверил. Все налицо, и, главное, — никаких ранений. На юношески молодом лице парторга скользнула улыбка. Теперь домой. Сделали, что могли.

Лыжный батальон на марше.

Вдали у заставы и на мысе Ритониеми еще гремели залпы артиллерийского капитана. Зато на заливе — мир и покой. Трудно было поверить, что всего несколько минут назад здесь шел жаркий бой, рвались снаряды, щелкали винтовки и стрекотали пулеметы, что горсти смельчаков-балтийцев, казалось, не вырваться из железного охвата. И в этой внезапной тишине, сменившей жестокую перепалку, Боковня радовался за своих замечательных бойцов.

* * *

— Домой!.. На базу! Там, небось, заждались.　

Встали на лыжи. Пошли. Но в эту минуту на пути возникла еще одна преграда. Боковня шел позади группы. Рядом — краснофлотец Киреев. Вдруг немного правее из темноты вынырнули две фигуры, они низко склонились над пулеметом. В нем, очевидно, что-то заело. Финны суетливо поворачивали пулемет на группу. Как рукой сняло наплывавшую дрему.　

— Гранату! — повернувшись к Кирееву, приказал Боковня.　

— Бросаю! — почти одновременно крикнул Киреев.　

Огонь, пламя у самого пулемета. А людей не видно.　

Вон, они, впрочем, в нескольких шагах, неподвижные и полузасыпанные снегом. Это был, очевидно, далеко забежавший вперед авангард левофлангового охвата. Он отходил последним и нашел в этом отходе свою смерть.　

— Ну, теперь все, надо полагать, — сказал Боковня.　

Было пять часов утра. Небо очистилось от туч и мерцало холодными звездами. Боковня встал впереди группы и резко свернул на открытый залив. Он знал, что, «засекши» у себя в тылу нашу разведку, белофинны обычно долго и упорно преследуют ее. Если ей и удается выйти из окружения, враг связывается по радио и телефону с пунктами, расположенными на пути дальнейшего отхода. Оттуда высылается погоня, разведку стремятся отрезать, снова окружить, словом, делают все возможное, чтобы «принять» смельчаков и не дать им уйти на свою территорию. С наступлением ясного дня и далекой видимости положение Боковни могло стать еще более серьезным.　

Подгоняя передних и подбадривая отстающих, он уводил их все дальше и дальше от вражеской земли с ее укреплениями, минными ловушками и многочисленной живой силой, вероятно уже осведомленной о предстоящем проходе одиннадцати храбрецов.　

Прошли восемь километров, но все еще находились во вражеском районе. Несмотря на сильно обмороженную руку, Боковня решил итти прямо на базу в Руси, минуя Лаутеранту, чтобы не приближаться к вражескому берегу.　

Наступил мутный рассвет, а люди, не зная устали, шли и шли. Встало солнце. Тысячами искр