Накафельные рисунки - Александр Ермак

А девочки с каждым годом приходили в школу все наряднее и ухоженнее. И мальчики как-то по другому стали смотреть на них. Только на Настю по прежнему плевали:

– Погасим головешку, погасим головешку…

Она боялась выходить из школы. Стоило только показаться на улице, как на нее тут же накидывались злые дети, только и ждущие, когда рядом не будет учителей. И потому Настя не ходила даже в магазин. Ела то, что приносили учителя из дома: недохлебанные щи, кашу, спитой чай. Ей ведь не много надо было, даже несмотря на то, что работать у печи приходилось на всю катушку, без выходных. И дивились учителя, глядя как она становилась сытой от двух-трех ложек похлебки:

– Девчонка будто святым духом питается…

И запал ей в голову этот святой дух. В школьной библиотеке нашла она книгу о нем. Взяла к себе в кочегарку на прочтение. И как-то вечером, загрузив печь углем, устроилась с книжкой на своем диванчике, но начать читать по складам не успела. За дверью раздались тихие шаги. В кочегарку вошел молодой учитель Аполлионарий. Он всего несколько дней назад приехал по распределению в их школу – преподавать искусствоведение. Родом был из какого-то другого далека. Никого еще в местечке не знал. Потому и задержался в тот день в школе:

– Как живешь Настя?

Чудно было девочке, что кто-то интересуется ее жизнью. И от смущения Настя не ответила ничего. А Аполлионарий, пройдясь по помещению, остановил свой умный взгляд на книге о святом духе:

– Правильно. Душа в человеке главное.

Потом он обнял, прижал к себе оцепеневшую вдруг Настю. Повалил ее на старенький скрипучий диванчик. Стащил нехитрую одежонку. И сделал ей больно.

Уходя, Аполлионарий подарил ей большую шоколадную конфету. Настя сунула сладость в рот, но неожиданно ее стошнило. И еще раз, и еще.

Ее просто выворачивало наизнанку. И отпустило только под самое утро. И она уснула на своем испачканном диванчике, запрокинув утомленную голову на книгу о святом духе.

Аполлионарий заходил теперь к ней как по школьному расписанию: два раза в неделю. Раздевая ее, шептал:

– Ты понимаешь, жениться я на тебе не могу. Хотя люблю тебя, не сомневайся. Но мне надо вернуться в большой город. Там у меня друзья: артисты, художники, режиссеры… А ты здесь… На, возьми, возьми конфетку…

И засовывал ей.

К весне года она забеременела, и в связи с окончанием отопительного сезона ее уволили.

Настя, не долго думая, села в первый попавшийся поезд, оказавшийся грузовым и следовавшим далее без остановки. В пути у нее кончилась вода, но спрыгнуть на ходу она не решалась. Смотрела под откос, и голова у нее шла кругом.

Во время разгрузки Настю нашли еще живой. Вызвали дежурного по станции старшего сержанта. Тот, вздохнув и составив протокол, отвез ее в больницу.

Когда она пришла в себя, доктор в белом халате высказал:

– Тебя спасли, а ребеночка в этот раз не получилось…

Он приснился ей в ту ночь, этот маленький мальчик с лицом Аполлионария. Дите шло навстречу и жевало большую шоколадную конфету. Настю стошнило.

– У вас аллергия на шоколад, – поставил диагноз доктор, исследовавший сто грамм ее крови, – следствие какого-то сильного отравления. Не припоминаете?

– Нет…

После выписки Настя зашла в несколько попавшихся по дороге школ, но нигде истопники не требовались:

– Тепло на улице-то. Да и нет у нас своей котельной. От общей трубы топимся…

Устав, она присела на ступени магазина. Кто-то бросил ей монету, затем другую. Поняв, что ее принимают за нищенку, Настя подскочила. Швырнула монеты наземь и пошла прочь. Намаявшись же и проголодавшись, вернулась. В сумерках на ощупь нашла монеты, которые к счастью никто не заметил. Купила себя беляш. Ей ведь немного надо было.

Ночевать Настя пошла на вокзал. Дежурный по станции старший сержант тут же задержал ее для проверки документов. Привел к себе и, смилостивившись, налил чая без сахара.

Когда Настю сморило на скамеечке для задержанных, милиционер залез на нее. Она чувствовала это сквозь сон. Но не просыпалась – не крыса все-таки, до смерти не замучает.

Утром старший сержант растряс задержанную и оплодотворенную:

– Меняюсь я. Уходить тебе надо. На вот…

Он протянул ей большую шоколадную конфету с биркой «Вещ. док № 2370».

Настя затрясла головой. Сержант насупился:

– Бери, говорю. Кусай…

Настя сунула в рот конфету. На выходе из дежурки ее стошнило.

За мытье туалетов ее взяли в пассажирский поезд. В Большом городе Настя вышла в своей одежонке, пропахшей кочегаркой, больницей, нужником и скитаниями.

– То, что надо, – одной рукой зажимая нос, другой указывая на нее, проорал у Насти над ухом мужик в шляпе…, – забирайте…

Ее посадили в машину и повезли по городу. В каком-то большом доме с кучей людей и фонарей Настю раздели, помыли, одели в чужие, но чистые обноски.

– Клади ее возле урны, – кричал мужик в шляпе, – Мотор! Дворник пошел…

Настя заснула в тепле огромных ламп. Вечером ее разбудили и, сунув в руку несколько бумажек да коробку шоколадных конфет, вытолкали за дверь.

Настя шла по большим и чистым улицам. Выспавшаяся и также чистая. На ее обноски никто не обращал внимания. Да и не были они никакими обносками. Разглядела Настя, что это совсем новое платье. Порезанное только зачем-то ножницами.

А под мышкой у нее была красивая коробка.

– Девушка, вы не ко мне на день рождения идете? – зашел со спины какой-то парень.

Настя потрясла головой.

– А как же, как же я? – чуть не заплакал соспинызаходящий, – Я не могу больше один…

Настя пошла с ним. И осталась с ним.

Кассиопий был молодым потомственным токарем. Имел отдельную каморку и тягу к полноценной жизни. Он не обманул Настю – они расписались.

Настя расцвела, как роза на навозе. Прибрала каморку. Устроилась на швейную фабрику сначала ученицей, а потом – штатной мотористкой. И еще пошла танцевать в художественной самодеятельности. Что-то неудержимо тянуло ее на сцену, в яркий свет, в прыжки и вращения. И еще высматривала она в зале чей-то взгляд, чье-то лицо.

Настя увидела его ночью, лежа в постели. Как только заснул Кассиопий, Аполлионарий тут же явился к ней. В руках у него была книга о святом духе. И боль пронзила Настю от низа живота до самого сердца. И забормотала она, оправдываясь:

– Не виновата я, что ребеночек не получился. Не виновата…

День проходил за днем, ночь за ночью, а не шел у нее из головы Аполлионарий. Вспоминала Настя, как являлся он к ней в котельной. Как грубо ласкал и нежно шептал:

– Эх, Настя-Настя. Не будет тебе счастья…

И вздрагивала Настя. То за швейной машинкой, то в танце, то под Кассиопием.

Она подарила мужу сына.

– Максимильян, – назвал его Кассиопий, – милиционером будет. Старшим сержантом…

«Аполлионарий, – не слышала мужа Настя, – Аполлионарий…»

Вскоре подоспел и второй сынок.

– Филармоний, – приговорил муж, – по наукам пойдет…

«Апполионарий», – мыслила Настя. И гладила мальчика по головке. И боялась проговориться в слух.

Иногда она не могла сдержать себя и, придумав какой-нибудь предлог, уходила бродить по улицам. Настя надеялась набрести на Аполлионария. Год, два, пять, десять… На двенадцатом возле магазина шоколадных конфет она увидела его. Узнала сразу, бросилась:

– Аполлионарий, прости ради бога. Не сохранила я нашего ребенка…

В ужасе отшатнулся от нее опознанный мужчина:

– Я знать вас не знаю.

Настя заторопилась:

– Как же, как же, Аполлионарий. Школа. Кочегарка. Шоколадные конфеты. Головешка. Головешка – я…

Что-то изменилось в лице Аполлионария. Но упорно не сознавался он:

– Я не знаю вас. Отойдите…

За плечо его потянул мужчина в шляпе:

– Аполлионарий, хочешь возьмем ее с собой? Не дурна. Снимем тетку в сцене художественной самодеятельности. Эдакая ударная мать – танцовщица, е…ть ее поперек рельса…

– Я не знаю ее, не знаю, – тряс головой Аполлионарий.

– Как же, ну как же. Головешка, головешка – я, – сквозь слезы настаивала Настя.

– Прочь, прочь, ненормальная, – отмахивался Аполлионарий, – Поди прочь…

– В чем дело, – подошел к ним старший сержант с термосом.

– Все нормально, – тут же оттеснил его мужчина в шляпе, – репетиция в натуре…

Сержант с интересом глянул на Настины формы:

– Артистка значит…

Пока она смущенно опускала глаза долу, мужчина в шляпе затолкал Апполионария в автомобиль. Она бросилась было следом, но старший сержант препроводил ее в отделение.

Настя смотрела сквозь зарешеченное окно и отказывалась что-либо понимать. Пришла в себя только, когда почувствовала вкус несладкого чая. Назвала имя, адрес, место работы, хобби, дату рождения, текущие число и месяц.

Ее отпустили на четвертые сутки после полного медицинского освидетельствования. Дома Настю ждал Кассиопий. В гробу. Днем раньше, задумавшийся на работе о пропавшей жене, был он затянут в станок. Вместе с пришедшим к нему на экскурсию старшим сыном. Не сразу разглядела Настя второй гробик поменьше.