Мадам Оракул - Маргарет Этвуд

Стержесс, фигурально выражаясь, погладил меня по спинке, заверил, что все будет хорошо, а я позволила себя уговорить. После этого он начал звонить специально, чтобы укрепить мой боевой дух.

— Мы вовсю жмем на газ, — говорил он. Или: — Мы пропихнули вас в пару очень важных мест. — Или: — Мы отправляем вас в турне по Канаде.

Я сразу представила поезд и Королеву на открытой платформе, которая машет рукой. Мне тоже так придется? Вспоминался еще мистер Арахис; он работал на стоянке у супермаркета «Лоблауз» по определенным субботним дням. У него были человеческие ноги в коротких гетрах и руки в белых перчатках, но вместо тела — огромный арахис; и он плясал, слепо, неуклюже дергая конечностями, а рядом девушки-ассистентки продавали книжки-раскраски и орехи в пакетиках. Ребенком я его очень любила, а потом вдруг поняла, каково это — быть арахисом: неудобно, стыдно и душно. Наверное, не стоило подписывать контракт с такой бездумной лихостью, после пятого «Кузнечика». Приближался день выхода книги. Я каждое утро просыпалась с неясным, очень нехорошим чувством и далеко не сразу вспоминала, в чем дело.

Впрочем, сигнальный экземпляр меня немного успокоил: настоящая книга, с моей фотографией на обложке, как положено. Луиза К. Делакор никогда не удостаивалась такой чести. Правда, отзыв на обложке настораживал: «Современная любовь и сложности межполовых взаимоотношений, поданные с удивительной остротой и шокирующей откровенностью». Я полагала, что моя книга не совсем об этом, однако Стержесс заверил, что знает свое дело.

— Вы пишете, мы продаем, — сказал он. И с ликованием добавил, что ему «удалось добиться» самой важной рецензии.

— Что вы имеете в виду? — не поняла я.

— Мы позаботились, чтобы книга попала к тому, кому она обязательно понравится.

— Разве так честно? — пролепетала я, чем очень насмешила Стержесса.

— Вы неподражаемы! — воскликнул он. — Такой и оставайтесь.

«НОВАЯ КОМЕТА НА ЛИТЕРАТУРНОМ НЕБОСВОДЕ» — так называлась самая первая рецензия, в «Торонто Стар». Я вырезала ее кухонными ножницами и вклеила в новый блокнот, специально купленный в «Крески». Мне постепенно становилось лучше. В «Глоуб» книгу прямо в одном абзаце назвали «гномической» и «хтонической». Я нашла эти слова в словаре. Может, если разобраться, все не так уж плохо?

(Но я забыла о природе комет, этих гигантских скоплений космического мусора с длинными огненными волосами и красивыми хвостами — астрономы их открывают и называют в свою честь. Знамения несчастий. Провозвестницы войны.)

23

Я подарила Артуру «Мадам Оракул», написав на первом листе: «Артуру, с огромной любовью. XXXX, Джоан». Но он ни словом не обмолвился о книге, а я боялась спросить. Он замкнулся в себе и стал подолгу пропадать в университете — по крайней мере, так говорил. Временами, когда ему казалось, что я на него не смотрю, он бросал на меня обиженный взгляд. Я ничего не понимала, ибо ожидала чего угодно — обвинений в мистификации, буржуазности, нелепице, безвкусице, — но только не такого странного поведения. Словно я совершила чудовищный, непроизносимый грех.

Я пожаловалась Сэму, у которого давно вошло в привычку забегать к нам во второй половине дня на кружку-другую пива. Он знал, что мне известно про Марлену, и мог на нее пожаловаться.

— Знаешь, я по уши в дерьме, — признался он. — Марлена не просто держит меня за яйца, но еще и выкручивает. Она хочет рассказать про нас Дону. Считает, что мы должны быть честными и открытыми. Теоретически, конечно, да, но… Она собирается переехать ко мне с детьми и все такое. Я прямо с ума схожу. И потом, — в голосе Сэма зазвучала привычная истовость, — подумай, что станете «Возрождением»! Дело развалится!

— Это будет ужасно, — вяло отозвалась я. — Слушай, Сэм, у меня проблема.

— У тебя? — удивился Сэм. — У тебя же не бывает проблем.

— А вот бывает, — сказала я. — Дело в Артуре и моей книге. Понимаешь, он даже не ругает ее. Это совершенно не в его духе. Он ведет себя так, будто ее не существует, но при этом страшно обижается. Она что, настолько ужасна?

— Я сам всяких метафор не люблю, — ответил Сэм, — но, по-моему, книга очень даже ничего себе. По-моему, в ней много правды. Ты так точно описала все про брак — прямо в самую точку. Я, конечно, не подозревал, что Артур такой уж… ну да мужикам не понять этой стороны, верно?

— О боже, — проговорила я. — Так ты думаешь, моя книга про Артура?

— Он и сам так думает, — сказал Сэм. — Вот ему и обидно. А разве это не так?

— Нет, — воскликнула я, — конечно, нет!

— А про кого ж тогда? — заинтересовался Сэм. — Если Артур узнает, что книга про другого, ему будет еще обиднее, сама понимаешь.

— Сэм, да она ни про кого! У меня нет тайных любовников, честно. Это все… ну, вымысел, фантазии.

— Ты по уши в дерьме, — констатировал Сэм. — Он тебе ни в жизнь не поверит.

Именно этого я и боялась.

— Может, ты с ним поговоришь?

— Попытаюсь, — сказал Сэм, — только не знаю, что из этого получится. Что, собственно, я ему скажу?

— Не знаю, — буркнула я. Однако Сэм, похоже, все-таки поговорил с Артуром: поведение моего мужа немного, но изменилось. Он продолжал смотреть на меня так, словно я выдала его фашистам, но все же явно решил проявить великодушие и забыть о моем злодеянии. И сказал мне только одно:

— Буду очень признателен, если следующую книгу ты мне дашь прочитать do публикации.

— Я больше не собираюсь писать никаких книг, — заверила я. Работа над «Любовь, мой выкуп» шла полным ходом, но… зачем ему было об этом знать?

Мне хватало других забот. Боевая операция Стержесса была в самом разгаре — приближался день моего первого выступления на телевидении, после которого Мортон и Стержесс устраивали званый вечер в мою честь. Я страшно волновалась. Сильно намазав подмышки дезодорантом, я надела длинное красное платье и попыталась припомнить, что говорилось в книжечке тети Лу про потные ладони. Тальк, что ж еще, решила я и чуть-чуть присыпала ладони. Потом села в такси и поехала на телевидение. Главное, оставайтесь собой, посоветовал Стержесс.

Интервьюировал меня очень молодой и очень бойкий мужчина. Пока мне на шею вешали петлю — микрофон, как было объяснено, — он шутил с техническим персоналом. Я несколько раз сглотнула, ощущая себя громоздким, неуклюжим мистером Арахисом. Вскоре зажегся очень яркий свет, и бойкий молодой человек повернулся ко мне.

— Добро пожаловать на передачу «Персона дня»! Сегодня у нас в гостях писатель, или, точнее сказать, писательница, Джоан Фостер, автор бестселлера «Мадам Оракул», который сейчас пользуется поистине феноменальным успехом. Скажите, миссис Фостер… Или вы предпочитаете обращение «мисс»?

Я в тот момент пила воду и так быстро поставила стакан на стол, что все расплескала. Мы оба притворились, будто не замечаем струйки, стекающей по столу прямо в ботинки ведущего.

— Как вам удобнее, — ответила я.

— О, так, значит, вы не феминистка.

— В общем, нет, — сказала я. — То есть, разумеется, некоторые феминистские взгляды я разделяю, но…

— Миссис Фостер, счастливы ли вы в браке?

— Конечно! — воскликнула я. — Я очень давно замужем.

— Но это очень странно. Я читал вашу книгу, и она, знаете ли, показалась мне очень гневной. О-очень гневной. На месте вашего мужа я бы вряд ли ее оценил. Что вы на это скажете?

— Но книга вовсе не о нашем браке, — серьезно сказала я. Молодой человек ухмыльнулся;

— Вот как? Тогда вы, может быть, расскажете зрителям, что побудило вас написать именно такую поэму?

Тут я взяла и рассказала правду. Не следовало, конечно, но, начав, я уже не могла остановиться.

— Понимаете, я проводила эксперименты с Автоматическим Письмом, — стала объяснять я. — Знаете, когда садишься перед зеркалом с зажженной свечой, кладешь рядом бумагу и карандаш… То есть, я хочу сказать, текст был мне, до некоторой степени, продиктован. Я имею в виду, что обнаруживала слова на бумаге, а сама их не писала, если вы понимаете, о чем я. А потом… в общем, так все и вышло. — Я чувствовала себя полной идиоткой и ужасно хотела пить, но воды не осталось, я все пролила.

Ведущий растерялся и бросил на меня взгляд, ясно говорящий: «Вы издеваетесь».

— Значит, вашей рукой водил дух? — шутливо уточнил он.

— Да, — твердо ответила я. — Что-то в этом роде. Можете сами дома попробовать.

— Хм, — сказал интервьюер, — большое спасибо, что почтили нас своим присутствием. С нами была очаровательнейшая Джоан Фостер, или, лучше сказать, миссис Фостер, или — ох, будет мне от нее за это! — мисс Фостер, автор поэмы «Мадам Оракул». Итак, господа, «Персоналия» прощается с вами. Разговор вел Барри Финкл…

На званом вечере Стержесс ухватил меня под локоть и потащил по комнате, как тележку по супермаркету.