Ева и головы - Дмитрий Ахметшин

Следуя указаниям Валдо, они натянули на каркас из гнутых веток новый тент из плотной некрашеной кожи, так, что получился округлый купол.

— Эта повозка прошла в составе сопровождения с бароном не одну войну, — сказал Валдо. — Возили пищу, раненых, а так же пленников. Теперь это ваш походный дом, и дух его светлости немного успокоится: пусть думает, что едет на очередную войну.

На бортах остались следы когтистого креста, однако, не имея перед глазами прообраза на стенах родового гнезда семейства Кониг, невозможно было различить, что это за герб. Казалось, это рисунок сродни отпечаткам крыл старинных животных и рыб в скалистых пещерах, поцелуй времени не значительнее капустной кочерыжки; Валдо своим важным видом и отточенными манерами старательно развенчивал этот образ.

Подновлять герб, конечно, не стали.

Где-то неподалёку зародился и начал расти странный звук. То, что слышалось на расстоянии как «уф-уф-уф», по мере приближения его источника превратилось в охи и неразборчивые бормотания. В тот момент, когда Ева готова была уже грохнуться в обморок от страха (удерживало её только любопытство), из-за угла показался полоумный Бернард, который расстался со своим топором. К земле его пригибал огромный сундук. Вместе они были похожи на закованного в красноватый хитин жука, который отчего-то решил прогуляться на двух ногах. У Эдгара были сундуки: прогнившие, с крошащимися петлями и пряным лесным запахом, они больше напоминали болотные кочки или ствол рухнувшего дерева. Такой же сундук Ева видела впервые. Она могла поместиться там целиком, если бы подтянула к животу ноги. Тёмно-красное дерево с искусным орнаментом оковано по углам железом: там рыцари с непропорционально длинными руками заносили мечи, чтобы лишить головы разом пару-тройку чертей, они же хватали за волосы ведьм и топтали какую-то и вовсе бесформенную нечисть. Изобилировали когтистые кресты, которые терзали бесформенные мясные кучи. Были графы и бароны с надменными лицами и полуприкрытыми, как будто в экстазе, глазами. Его светлость со всеми почестями погрузили в сундук, крышка которого была устроена так, чтобы всегда оставалась щель для проникновения воздуха. Эдгар и Ева дали зарок, становясь на ночлег, вынимать голову из её импровизированной темницы и давать ей повидать белого свету. Валдо нехотя признал, что все остальные способы транспортировки небезопасны, хотя поначалу предлагал смастерить для его светлости тело из содержимого баронова гардероба и оружейной комнаты.

— Молитесь, чтобы, когда барон встанет на ноги, он не казнил вас за такое пренебрежение, — мрачно напутствовал он Эдгара и Еву.

Туда же, в сундук, вместе с хозяином отправились: зрительные стёкла, любимая шапка, пара древних фолиантов, кинжал без фамильного герба, зато в кожаных ножнах (хотя, — подумала Ева, — если вдруг в сундук залезет кто-нибудь посторонний, наличие или отсутствие герба не сыграет никакой роли; барона легко опознать по его фирменному носу), сбор ароматных полевых трав — барона, по словам Валдо, «блевать тянуло от изысканных ароматов».

Наконец, городской смрад продвинул их по своему пищеводу в сторону восточных ворот — противоположных тем, в которые они въезжали. Ева напоследок помыла ноги в канаве, Эдгар потратил толику врученных им в дорогу денег на хорошую одежду для себя и для девочки, купил масел и притираний, которые нашли себе место в запасах цирюльника. Задержался у лавки аптекаря, с большой настороженностью принюхиваясь к колбам с маковым молоком.

— Обезболивание плохая штука, — задумчиво поведал он Еве. — Человек способен вытерпеть что угодно. Он должен терпеть. Боль — цена, которую платишь за исцеление. Это диалог между врачевателем и врачуемым. Если не будет ответа на лезвие скальпеля, которое погружается под кожу и вырезает сгнившие ткани, как тогда понять, уяснила душа, что наказание телесное от Господа, или нет? Если не будет боли — все будут ходить к лекарям бездумно.

— Откуда он знает, что мы не выбросим его господина в ближайшую речку? — ковыряя в зубах, спросила Ева. — Сразу же, как только удостоверимся, что Валдо за нами больше не смотрит.

До цирюльника не сразу дошёл смысл вопроса. Он смотрел на спутницу с возрастающим изумлением.

— Кто тебе такое вложил в голову?

— Само как-то пришло… — сказала Ева. — Ведь никто не узнает, если мы поедем своей дорогой.

— Господь узнает, — коротко ответствовал Эдгар, и его уста сомкнулись, будто две каменных плиты. (Склонив голову набок, Ева вслушалась в окружающую среду, ожидая услышать грохот). Однако тут же разомкнулись вновь: — Против него я не пойду.

— Должно быть, Валдо подумал так же, — сказала Ева и принялась смотреть, болтая ногами, как возле швейной мастерской хозяин снимает с клиента-мальчишки мерки. Мальчишка не хочет стоять смирно, а хочет почесать голой ступнёй ссадину на колене. Мама его стоит на углу и судачит с другой женщиной, в руках у неё корзина с крошечными тыквами. — Ты такой простой, Эдгар. Все великаны такие простые? Наверное, простые люди большими созданы для того, чтобы другие боялись играть с ними, как кошка с мышкой. Но тебя, Эдгар, не боятся уже даже рыбы в пруду.

— Зато ты очень маленькая, — без злости ответил цирюльник. Он лениво помахал хлыстом, не имея даже намерения коснуться спины лошади, но та всё равно опасливо вертела ушами.

Дальше ехали молча, молча миновали городские стены. Ева причёсывалась, свесив ноги вниз, в клубы поднимающейся с дороги пыли. В городе она успела избавиться от всех приобретённых за несколько дней в дороге колтунов, и даже рассталась с грязью под носом и на щеках. Серое платье, в котором она уехала из дома, медленно покрывалось пятнами и отметинами, а позади, в кузове, лежало новое, свежее, которое Ева решила приберечь до того момента, пока не настанет время встретиться с другими аристократами. Ведь если ты однажды завёл знакомство с аристократом — то и от остальных уже не отвертишься. За скучными днями путешествия будут и дворцы, и гербы, и замки… хорошо бы их обитатели оказались не такими угрюмыми, как Валдо, и не такими молчаливыми, как его светлость. Эдгар, судя по вдумчивому выражению, пытался осмыслить, что за ним теперь таскается не неказистая скрипучая поделка о двух колёсах, а целый передвижной дом. Его легко тянула одна лошадка, но под этой крышей великан мог уместиться целиком. Ослик просто бежал следом за повозкой, как и прежде, срывал цветы чертополоха и, когда Ева оглядывалась, словно подмигивал девочке. От этого хотелось плакать, и она что есть силы вонзала ногти в ладони.

Стояла прекрасная, правда, ветреная погода. В городских стенах ветер распускал многочисленные свои руки, где-то дул сильнее, но в большинстве своём значительно слабее, а где-то и вовсе два его рукава встречались, перетекая друг в друга и сводя обоюдную силу на нет. Здесь же волю его ничего не стесняло, так что Еве в скором времени пришлось укутаться в одеяло и убрать под импровизированный капюшон волосы, оставив торчать наружу только острый нос. Она достаточно быстро приучилась заботиться о себе, как, заодно, и о цирюльнике. Тот утепляться отказался. Его, как огромную обретшую вдруг страсть к передвижению скалу, ветер предпочитал обтекать.