Ева и головы - Дмитрий Ахметшин

Ослик всё так же следовал за ними, подбирая с земли, где придётся, незрелые яблоки, без зазрения совести выедая содержимое оставленных хозяйками на лавках корзин. Не раз и не два его пытались поймать, несмотря даже на крики Евы и протесты Эдгара, но Господь каждый раз с почти кошачьим изяществом выскальзывал из чужих рук до тех пор, пока незадачливый охотник не выдыхался и не путался в своём же аркане.

— Так значит это ваша скотина? — раздуваясь от возмущения, вопрошал один дровосек. Не далее как только что он тоже потерпел неудачу в деле поимки ослика.

— Наша… — шептала Ева, наблюдая, как каждый порыв ветра выбивает из многочисленных складок и отворотов на одежде лесоруба целые облака древесной стружки.

— Тогда платите. Он только что сжевал мою шапку. У меня там лежали овощи на обед. И дьявол бы с ним с обедом, но шапка! Из зелёного велюра, отличная шапка.

— Мы просто путники. У нас нечем платить. Но этот великан может срастить для вас пару костей. Он, видите ли, цирюльник. Или вырезать что-нибудь ненужное — если вдруг колет в груди, когда вы поднимаете свой топор, или тяжело в колене, или крутит живот перед сном. Знаете, там скапливается такой большой чёрный комок, вроде чернозёма, только этот ещё воняет — так вот, мой друг может его для вас вылечить.

Ева не замечала перепуганного взгляда Эдгара, глядя вверх, так, будто ответы спускались ей прямиком с неба, она продолжала свои жуткие перечисления, загибая пальцы.

Мужчина недовольно потёр шею.

— Вообще-то, у меня болят руки.

— Руки я знаю, — поспешно сказал великан. — Каждый сустав, каждый палец… у вас на них по пять пальцев, верно? Да, я знаю. Будем лечить тёплой водой, отваром эдельвейса и крупинками соли…

Когда они пускались в путь вновь, солнце успевало скакнуть по небу на добрый локоть. Валдо был бы очень недоволен скоростью их перемещения. В конце концов, Эдгар начал уводить Мглу стороной от посёлков, туда, где тропа была еле заметна среди всхолмий и потерянных давным-давно полей, где аисты даже не пытались подняться в воздух при их приближении, а только поднимали головы и провожали телегу долгими пронзительными взглядами. Где одичавшие собаки бегали по лесной опушке, поджав хвосты, словно лисы. Пастухи с козами и прочей живностью забредали сюда редко, так что кусты ягеля стояли одетые, все в мелких листочках, и напоминали опустившиеся с неба обрывки позеленевших облаков.

— Мы встретим здесь разбойников? — спросила Ева, глазея по сторонам.

— Сейчас мы в самом центре императорских земель, — ответил Эдгар, кивая восседающим на верхушках сосен воронам, как старым знакомым. — Здесь не грабят ради богатств. Здесь грабят ради какой-нибудь еды, но в прошлом году эта земля дала неплохой урожай. Было приказано даже устроить раздачу еды для бедняков. Я тоже, помнится, получил своё в Кёльне в начале прошлой зимы. Когда мы будем ближе к чужим землям, мы с тобой увидим немало злых людей. Тебе всё же следует остаться в каком-нибудь монастыре. Меня могут убить на дороге. Кто знает, пощадят ли ребёнка?

— Не хочу знать ничего про эти монастыри, — сказала Ева, сделав недовольную гримасу. — Лучше уж доехать с тобой до самого края мира, чем томиться в этой темнице.

Эдгар, скосив глаза, рассматривал упрямо выпяченную нижнюю губу девочки. А потом с улыбкой сказал:

— Ты похожа на моего Господа, когда так делаешь. Может, я расскажу тебе о монастырях побольше.

И он начал свой рассказ, не столько орудуя словами, которые у великана всегда выходили неуклюжие, как поделки из глины у карапуза, который в первый раз испачкал в ней пальцы, сколько донося до Евы свою мысль, как обычно, нечленораздельными возгласами и движением лицевых мышц — а складывались они порой в чарующие картины.

Монашеские обители зарождались буквально из ничего. Испокон веку праведники стремились уйти от беспокойного общества. Они не желали жить в деревнях, тем более в городах, и уходили, как дикие звери, в леса, поднимались хотя бы на несколько сотен шагов к небу, чтобы построить, насколько хватит сил, из валунов себе келью. А то и просто-напросто сооружали себе крышу из открытого, необъятного неба.

Если бы не беспокойный ум, Эдгар, наверное, тоже расстался бы с греховной, беспокойной кочевой жизнью и подался бы в отшельники. Кому он нужен — сломанная игрушка, замирающая на дорожных перекрёстках, чтобы пробормотать короткую молитву? Разве нужен он Творцу — такой, какой есть? Разве не прекрасными сотворил Бог вещи и не совершенными сделал живых существ, чтобы они радовались вместе с ним и жили в мире друг с другом? И разве по Эдгару готовили эти мерки?..

Старцы жили и умирали, окружённые слухами и ореолом святости. В какую бы глушь не заносили их ноги, кто-нибудь всегда находил путеводную нить и следовал за ней на поклон к новоявленному святому. Хотя, вполне возможно, это просто случайность — возможно, самых хитрых и достаточно умных, чтобы уйти незаметно, так и не нашли.

Вокруг пустынников, о местах обитания которых стало известно, росли целые городки, и вот, поощряемый папой и кардиналами, воздвигался из валунов ли, из деревьев, небесный град на земле, строгий и исполненный взывающих к небу голосов. Так, наверное, удобнее и Господу — если вдруг будет воля его забрать молящихся на небеса, он сможет сделать это одной своей дланью, зачерпнув монастырь в горсть и подняв прямиком в рай.

Один такой монастырь путники увидели на горизонте, словно по волшебству, ближе к вечеру, когда пора уже было думать о ночлеге. Там, впереди, река: сияние её видно издалека, особенно в полдень, когда редкие солнечные лучи, словно с самой высокой в мире скалы, ныряли с облаков вниз и бесконечно отражались в водяных брызгах. Здесь был странноприимный дом. И в солнечной дымке плавало сооружение из камня, такое, какое могли бы сложить библейские гиганты доноевых времён. Неаккуратное, немного напоминающее ударяющий в землю кулак, но оттого не менее величественное. Дорога вела туда, и путники решили от неё не отклоняться.

Эдгар при виде древних замшелых камней воспрял духом. Он почти перестал горбиться, будто хотел соответствовать медленно приближающейся громаде, на губах бродила загадочная улыбка.

— Вот тебе и монастырь, — сказал он.

— Ты был здесь раньше? — спросила Ева.

— Никогда. Но в таких монастырях всегда есть, где преклонить голову. Напоят и, если повезёт, дадут поесть. Я чувствую себя здесь как дома. Кажется, знаю каждый камень.

Ворота были распахнуты настежь. Эдгар объяснил, что в неспокойные и голодные годы внутрь можно попасть, переговорив с дежурными монахами на стене. Они дотошно расспросят, кто ты и с какой стороны явился, пригласят лекаря, чтобы оценил на глаз твоё состояние. Если в той стороне, куда ведут твои следы, свирепствует эпидемия, если странноприимный дом полон или запасы еды в монастыре подходят к концу (хотя такое маловероятно — кладовые там всегда забиты, мешки зерна заполняют зернохранилища до самого потолка, мясо вялится и сушится каждый день, а об источнике питьевой воды, который всегда есть за стенами, пекутся как о святыне), тебе откажут.