Отвергнутая - Екатерина Валерьевна Шитова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что делать-то, Шура? – закричал он.
– Что-что! Беги за Дарьей-повитухой! Приведёшь её сюда, а потом уж побежишь к родителям.
Прохор накинул тулуп и выбежал из дома. Повитуха жила через три улицы от них, но он так нервничал, что несколько раз падал на скользкой тропинке. А когда добежал до её дома, то не сразу смог выговорить, что ему нужно.
Когда же они спустя полчаса вместе с повитухой зашли в дом, Прохор услышал звук, похожий на звериный рёв. Он в ужасе взглянул на Дарью, но её лицо было спокойным. Она скинула свою накидку и повесила её на гвоздь.
– Да тут уж мне и работы-то почти не осталось! Вон, тужится уже! – радостно воскликнула женщина.
Прохор заглянул в спальню и увидел, что Шура стоит на четвереньках на полу и раскачивается из стороны в сторону. Опустив голову к самому полу, она время от времени не то рычала, не то натужно пыхтела, шумно втягивая в себя воздух. Что-то жуткое, звериное было в этом зрелище, но Прохор смотрел как заворожённый и не мог отвести взгляда. Почему-то он вдруг решил, что ему нужно быть рядом с женой в этот момент, что без него она не справится. Но повитуха дёрнула его за рукав и сказала:
– Иди пока предупреди родных. Тебе здесь делать нечего, только страху наберёшься.
После этого она задёрнула шторку, отделяющую комнату от кухни, и громким голосом обратилась к Шуре:
– Давай, милочка, дыши глубже. У тебя хорошо получается! Головка уже на подходе!
Шура закричала так, как будто с неё сдирают кожу. Прохор разволновался, прижал ладонь к дрожащим губам. Там, за шторкой, в эту самую минуту жена мучилась, давая жизнь его сыну, его кровинушке, продолжателю его рода. Сердце сжалось от этой мысли, а потом забилось быстро-быстро.
Прохор выбежал на улицу, судорожно втянул в себя воздух, густо пахнущий весной и со всех ног побежал к родительскому дому. От волнения он то и дело поскальзывался на тонком ледяном покрывале, которым за ночь покрылась растаявшая тропка. Добежав до дома родителей, он громко постучал в окно. Увидев сквозь стекло сонное лицо матери, которая второпях поправляла лохматые со сна волосы, он радостно прокричал на всю улицу:
– Отец, мать! Поднимайтесь, сони! Шура вам внука рожает!
– Уже? – удивлённо пробормотала Ираида, высунув голову в открытую форточку.
– Уже! – крикнул Прохор, выбегая со двора и направляясь к дому тестя и тёщи. Оповестив родных, Прохор, не дожидаясь, пока они соберутся, побежал обратно к дому, проверить, как там дела. Но как только он ступил в сени, сердце его дрогнуло – из дома слышались такие душераздирающие вопли, каких он в жизни не слыхал. Шура кричала от боли. Только боль её вряд ли была телесной. Что-то плохое случилось, пока его не было. Прохор быстро скинул в сенях фуфайку и вошёл в жарко натопленную избу. Голова закружилась от острого запаха крови, которая растеклась по полу.
– Я сделала всё, что могла. Не дышит. Мёртвую ты её выродила, – услышал Прохор слова повитухи Дарьи.
А потом Шура снова завыла – так, что у Прохора зазвенело в ушах. На ватных ногах он вошёл в комнату. Шура даже не взглянула в его сторону, она всё ещё лежала на окровавленных простынях, расстеленных на полу. Повитуха подняла на Прохора бледное лицо и указала рукой на маленькое синее тельце младенца, лежащее на столе.
– Шура мёртвую девочку родила. Крепись, Прохор, – сказала она и вышла на кухню.
Прохор подошёл к девочке. Она лежала на одеяльце, беспомощно раскинув по сторонам длинные худые ручки и ножки. Он сначала сомневался, но потом взял дитя на руки. Девочка была такая крошечная, что поместилась бы вся в его ладони. Он аккуратно прижал холодное тельце к груди. Из глаз его покатились слёзы.
Девочка была холодная, и этот холод пробудил в душе Прохора воспоминания, которые он похоронил на дне своей души. А ещё он вспомнил данное когда-то обещание, и внутри него всё вздрогнуло. Он склонил голову над младенцем и прошептал:
– Отдай мне её, Василина! Отдай, если я тебе был хоть немного дорог!
Он взглянул в синее сморщенное личико и коснулся губами холодного лобика своей новорождённой дочки.
– Я исполню своё обещание, я назову её Василиной, – сказал Прохор, глядя на ребёнка.
На несколько секунд он замер с девочкой на руках, а когда уже собирался положить её обратно на стол, понимая, что всё бесполезно, то вдруг почувствовал, как маленькое тельце вздрогнуло. Лёгкие младенца с булькающим звуком расправились, из маленького ротика вылилась вода, которая не давала ей дышать. Малышка тут же сморщилась от боли, покраснела и закричала.
Громкий крик наполнил дом жизнью, рассеял горестную тьму, которая уже поползла отовсюду, из всех углов и щелей. Шура сначала замерла, не веря своим ушам, а потом взглянула на Прохора, в чьих руках живая девочка краснела, надрываясь от крика, и отчаянно колотила ручками и ножками. Повитуха, подбежав к Прохору, схватила девочку, ловко запеленала её и поднесла к Шуре, чтобы та приложила дочку к груди.
В это время на улице послышался шум – это пришли родители Шуры и Прохора.
– Родила? – с порога спросила взволнованная Ираида.
Прохор кивнул, и обе новоиспечённые бабушки заохали, а Ираида вытерла слёзы, набежавшие на глаза.
– Ну что, крепок ли внук? – спросил Иван, хлопнув зятя по спине.
– Девочка, – ответил Прохор, пряча за спину дрожащие руки.
– Девочка – тоже хорошо. Тёзка мне, значит, будет. Ирочка! – воскликнула Ираида и строго взглянула на разочарованных мужчин.
Из-за шторки послышался очередной громкий крик новорождённой, и повитуха, бросив окровавленные простыни в печь, разрешила родителям зайти к Шуре.
* * *
Вечером Шура покормила и уложила девочку, а сама прилегла в постель рядом с Прохором, обняла его крепко.
– Как ты это сделал, Проша? Как спас её? Ведь она мёртвая была, я сама видела. Дарья как только не пыталась её оживить, всё без толку было.
Прохор пожал плечами, улыбнулся смущённо.
– Я ничего не делал, просто взял её на руки. А она как будто отогрелась от моего тела и ожила.
Шура положила голову на подушку и задумчиво посмотрела в потолок.
– Надо же, вчера ещё вдвоём были, а теперь уже трое нас: ты, я и наша Ирочка, – сказала она счастливым голосом.
– Шура, надо нам дочку другим именем назвать, – тихо сказал он.
– Это каким же ещё – другим? Всё же решили уже! – возмутилась Шура. – И родным уж сказали, что будет Ирочка.
– Подумаешь! Что нам родные? Поворчат