Отвергнутая - Екатерина Валерьевна Шитова

да перестанут. Скажем, передумали, – ответил Прохор, пытаясь говорить с женой беззаботным тоном.

– И каким же именем ты её хочешь назвать? – недовольно спросила Шура.

– Василина, – ответил Прохор после некоторой задержки.

Шура поднялась с постели и взглянула на мужа убийственным взглядом. В комнате было темно, но Прохору показалось, что из её глаз посыпались искры.

– Василина? Ты хочешь, чтобы мою дочь звали Василина? Как ту, из-за которой ты был готов погубить меня?

Шура затряслась всем телом, а потом наклонилась к Прохору и принялась хлестать его руками по щекам и по груди.

– Не бывать этому! Не позволю! – закричала она.

Девочка проснулась от шума и принялась плакать, требуя внимания.

Шура бережно взяла из колыбели туго запелёнаную дочку и села на край кровати, обнажив грудь.

– Ирой назовём. Как раньше решили, так и будет, – тихо сказала она, качая девочку, и в голосе её было столько материнской силы и уверенности, что Прохор не посмел с ней спорить.

* * *

Молодые родители постепенно привыкали к переменам, которые приносят в семью новорождённые. Дочка Прохора и Шуры была на удивление спокойной и улыбчивой: днём она тихонько лежала в колыбели, агукала и болтала ножками, давая Шуре сделать все дела по хозяйству, а ночью спала крепким младенческим сном до самого утра.

Сама Шура, хоть и уставала с новыми материнскими заботами, но после родов очень похорошела: щёки её покрылись здоровым румянцем, а грудь налилась молоком. Прохор ловил себя на том, что иногда даже любуется ею.

– Ты не на меня любуйся, а на Ирочку нашу! – смеялась Шура, довольная вниманием мужа.

Семейная жизнь потекла мирно и спокойно. Но как-то среди ночи Прохор проснулся от того, что к нему прикоснулось что-то холодное и мокрое. Он открыл глаза, но вокруг никого не было. Тогда он решил пойти на кухню попить воды и внезапно ступил ногой в сырость. Сердце Прохора отчаянно застучало в груди, слишком уж было знакомо ему это ощущение. Он наклонился и обнаружил на полу мокрые следы, тянущиеся от их с Шурой постели к люльке Ирочки.

Прохор подошёл к люльке и увидел под ней целую лужу, пахнущую озёрной водой. Запах этот вмиг заполнил комнату, и Прохор начал задыхаться. Дрожа от страха, он наклонился к дочке, приготовившись к самому страшному. Но дочка дышала тихо и спокойно. Маленькое личико в темноте казалось молочно-белым, и Прохор вдруг явственно увидел в её лице черты Василины.

Она была здесь. Приходила в его дом. Только он уже не был рад этому, ему стало страшно от того, что утопленница приходила за его дочкой, потому что он нарушил их уговор. Прохор стал ходить по комнате взад и вперёд, нервно заламывая руки, а потом зажёг свечу и разбудил Шуру. При слабом, дрожащем свете свечи, он шёпотом, торопясь и сбиваясь, рассказал жене о том, что случилось с ним на Невестовом озере.

– Я ведь так любил её, Шура, что и сам хотел умереть за неё. Василина спасла меня от гибели, но взамен попросила дать её имя нашему ребёнку. И я пообещал ей.

– Ты с ума сошёл? Я не буду звать ребёнка именем разлучницы, утопленницы! – завопила Шура. – Чтоб моя собственная дочь всю жизнь была напоминанием о ней?

Прохор схватил жену за плечи и изо всей силы встряхнул. А когда она испуганно замолчала, показал ей на озёрную воду, которая растеклась по полу их комнаты неровным пятном.

– Смотри! Это следы утопленницы. Она была здесь. Следы тянутся от самой двери до колыбели. Она приходила, потому что я не исполнил своего обещания. И она придёт ещё.

Шура побледнела, уставилась на лужу, потом сбегала в сени, схватила тряпку и начала яростно затирать пол.

– Вот я ещё солью тут натру, ноги-то свои обожжёт, тогда и будет знать, как ходить! – ворчала она себе под нос.

А потом Ирочка проснулась и заплакала, и Шура села на пол, швырнула тряпку в сторону и заревела вместе с ней.

Прохор подошёл к жене и крепко обнял её.

– Я теперь тебя люблю, Шура. И всю жизнь буду тебя любить, никогда больше не обижу, – прошептал он. – Ты и дочка наша – вы для меня теперь важнее всего.

Шура подняла голову и посмотрела на Прохора заплаканными глазами.

– Хорошо. Пусть будет Василиной. Я как-нибудь привыкну, – тихо всхлипнула она, – вот только как мы родне это объясним?

Прохор встал, взял из колыбели кричащую девочку и поднёс её к Шуре. Та жадно присосалась к материнской груди.

– Как-нибудь объясним, – ответил он и обнял Шуру за плечи.

Так маленькая Ирочка стала Василиной. Больше утопленница в дом Прохора не ходила. Но ещё долго после того случая молодой отец вскакивал посреди ночи и в страхе бежал к колыбели, ожидая почувствовать под ногами холодную воду. Прохор был уверен, что когда-нибудь утопленница даст о себе знать. И он не ошибся…

Глава 10

Маленькая Василина

Девушка с тоской смотрела на своё отражение в зеркале. Чёрные кудри пышными волнами лежали на плечах, свисали до самой талии, бледная кожа была ровной и бархатистой, а в зелёных глазах застыла печаль. Она взяла гребень и начала причёсывать непослушные волосы, а потом заплела их в две тугие косы и уложила вокруг головы – так, как мать велела. Она взглянула на крупный цветок – украшение, которое мать искусно смастерила для неё из ткани, но отодвинула его подальше.

– Васюша, а я тебе платьице нарядное подшила, чтоб не длинно было, – Шура положила на кровать яркое, цветастое платье с белым воротничком.

– Я своё синее надену, – грустно ответила девушка и, отвернувшись от матери, украдкой вытерла слёзы, навернувшиеся на глаза.

– Василина! Да какое синее-то? Оно не нарядное вовсе! Ты в нём каждый день по деревне ходишь. Не простые же гости придут сегодня, а сваты! Надо раскрасавицей быть! – воскликнула женщина и широко улыбнулась.

– Мам, ну зачем казаться лучше, чем я есть? Если я всегда ношу синее платье, зачем надевать другое для сватов?

Голос девушки прозвучал упрямо, даже дерзко. Шура нахмурила брови, строго взглянула на дочь.

– Вот вечно ты поперёк делаешь! В кого ты такая вредная, Василина? – воскликнула она. – Ну почему не сделать хоть раз так, как мать просит? Почему тебе надо всегда спорить со мной? – она обернулась и крикнула в сторону кухни. – Прохор! Иди сам с ней говори!

Шура вышла из девичьей комнаты с недовольным видом, и вскоре к Василине заглянул отец. Добрая улыбка отца всегда вызывала у