Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта - Николай Васильевич Лукьянович

Жесткость по отношению к Лермонтову, проявленная в данном случае императором, предположительно может объясняться и независимым поведением самого поэта. Возможно, это касается его участия в собраниях петербургского кружка аристократической молодежи – так называемого «кружка шестнадцати». В нем обсуждали происходившие события, по свидетельству одного из его членов графа Браницкого, «с полнейшей непринужденностью и свободой, как будто бы III отделения… вовсе и не существовало» [16]. Как указано в лермонтовском энциклопедическом словаре, в 1839–1840 гг. это общество сложилось при участии и, возможно, по инициативе Лермонтова. Кроме него в этот кружок входили: братья князья А. Н. и С. Н. Долгорукие, А. А. Столыпин (Монго), граф К. В. Корчак-Браницкий, братья графы А. П. и П. П. Шуваловы, барон Д. П. Фредерикс, Н. А. Жерве, князь Ф. И. Паскевич, П. А. Валуев, князь Б. Д. Голицын, князья И. С. и Г Г Гагарины, князь А. И. Васильчиков и князь М. Б. Лобанов-Ростовский. «Браницкий и Иван Гагарин были с Лермонтовым одногодки. Жерве старше них на семь лет, а Григорий Гагарин на четыре. Все остальные моложе: Валуев на один год, Монго на два, Шувалов на три, Фредерикс и Васильчиков на четыре» [17].

Какое созвездие представителей высшей аристократии империи, и к тому же в основном гвардейских офицеров, оказалось в кружке. Кроме того, можно добавить – еще независимых и высокообразованных личностей, так что было от чего тревожится императорскому окружению!

Вместе с тем политическая роль этого кружка неясна и, скорее всего, это были просто интеллектуальные разговоры и обмен мнениями по самым разным вопросам. Но ввиду того, что любое неофициальное собрание гвардейских офицеров всегда вызывало подозрения у императора и членов его семьи, то вполне возможно, что в донесениях о беседах в этом кружке соответствующие лица придавали определенное звучание. Над Николаем Павловичем всегда довлело убийство его отца, к которому прибавились еще и загадочная смерть его старшего брата Александра I, и восстание декабристов, поэтому его подозрительность имела серьезные психологические основания. В отчете императору III отделения за 1840 год о положении в армии и гвардии указано: «Ропоту не слыхать, и в войске этом господствует с некоторого времени какая-то тишина. Нельзя скрыть, что тишина сия происходит не от удовольствия, напротив, кроется вообще какое-то глухое чувство, заставляющее употреблять скрытность и осторожность в самых выражениях, и вообще в молодых офицерах веселость очевидно уменьшилась, – они реже начали показываться в обществах и проводят свободное время более между собою» [18].

Что это как не попытка возбудить подозрения императора в отношении определенного круга офицеров! Понятно, что за «скрытностью», «осторожностью», отсутствием «веселости» вполне могли скрываться далеко идущие планы. Но нельзя отрицать и того, что этот кружок, возможно, и был создан именно с целью возбудить подозрения императора против определенных лиц, к которым принадлежал и Лермонтов.

Однако злоключения поэта после его освобождения из-под ареста и издания приказа о переводе на Кавказ отнюдь не закончились, он был немедленно вызван к Бенкендорфу и беседовал с ним. Суть этой беседы Лермонтов изложил в письме к великому князю Михаилу Павловичу: «Граф Бенкендорф предлагал мне написать письмо к Баранту, в котором бы я просил извиненья в том, что несправедливо показал в суде, что выстрелил на воздух. Я не мог на то согласиться, ибо это было бы против моей совести; но теперь мысль, что Его Императорское Величество и Ваше Императорское Высочество, может быть, разделяете сомнение в истине слов моих, мысль эта столь невыносима, что я решился обратиться к Вашему Императорскому Высочеству, зная великодушие и справедливость Вашу, и будучи уже не раз облагодетельствован Вами и просить Вас защитить и оправдать меня во мнении Его Императорского Величества, ибо в противном случае теряю невинно и невозвратно имя благородного человека.

Ваше Императорское Высочество позволите сказать мне со всею откровенностию: я искренно сожалею, что показание мое оскорбило Баранта: я не предполагал этого, не имел этого намерения; но теперь не могу исправить ошибку посредством лжи, до которой никогда не унижался (выделено нами. – Авт.). Ибо сказав, что выстрелил на воздух, я сказал истину, готов подтвердить оную честным словом..»[19].

В очередной раз Михаил Павлович встал на защиту своего офицера и направил его письмо императору. На письме Лермонтова имеется карандашная надпись генерал-лейтенанта Дубельта: «Государь изволил читать» и далее: «К делу, 29 апреля 1840». Таким образом, резолюции Николая I на этом письмо не было, но Бенкендорф больше не настаивал на своих требованиях. Однако, почему он все-таки вызывал Лермонтова? С точки зрения служебной субординации он не имел права этого делать. Это требование, поскольку речь шла о дуэли с иностранным дипломатом, должно было исходить от графа Нессельроде и направлено на рассмотрение прямого начальника поэта, то есть Михаила Павловича. Граф Бенкендорф грубо нарушил служебную этику и, естественно, великий князь встал на сторону Лермонтова. А разве граф не понимал этого? Возникает странная ситуация, то он прилагает все усилия, чтобы перевести Лермонтова с Кавказа в гвардию, то вдруг после его дуэли с де Барантом выдвигает поэту абсолютно неприемлемые требования. Эти странности в поведении шефа жандармов отчасти, хотя и не до конца, могут быть объяснены перипетиями его личной карьеры, но вместе с тем можно предположить, что император был не единственным человеком, которому он верно служил. Ни для кого в высшем свете не являлись секретом его особо доверительные отношения с «австрийским министром иностранных дел России» графом Нессельроде.

В начале мая поручик Лермонтов убыл из Петербурга, проведя в салоне у Карамзиных последний вечер перед своим отъездом. Его перевод на Кавказ, вопреки абсолютно очевидным фактам – он был вынужден защищать честь русского офицера и своего Отечества, – не вызвал к нему сочувствия в высшем свете. Большинство его завсегдатаев было настроено не в пользу поэта, свидетельством чего является письмо Е. А. Верещагиной своей дочери А. М. фон Хюгель от 20 мая 1840 года. В нем она обвиняет поэта в «дерзости и грубости» и добавляет, что «он после суда, который много облегчили государь император и великий князь, отправился в армейский полк на Кавказ» [20]. Если даже и предположить, что Верещагина знала о том, что ее переписка перлюстрируется, и эта гипотеза ею была выдвинута для того чтобы обмануть жандармов, тем не менее, странно, что она не приводит никаких сведений о том, что говорилось в обществе в пользу Лермонтова. Почему?

На Кавказ вслед за Лермонтовым и чуть позже отбыли почти все остальные члены «кружка шестнадцати». Так, один из них, князь М.