В прятки с отчаянием (СИ) - "AnnysJuly"

Уняв перепуганные легкие и с трудом погасив в себе желание заорать, вовремя сообразила — лучше притвориться, что все еще нахожусь в отключке. Не дергаться, расслабиться, молчать, попробовать тихонечко оценить обстановку. Если не убили сразу, значит, я нужна живой. Попробовала пошевелить руками — запястья стянуты грубой веревкой так, что онемели. Ну ох*еть можно… Вроде я цела… Голова сразу же разболелась, биение пульса глухими ударами запульсировало в затылке и замутило. Черт, меня так вывернет наизнанку. А еще я не слышу чужих мыслей!

Совладав с приступом паники, я судорожно попыталась вспомнить, как вообще оказалась в таком положении. Последнее, что запечатлелось в моей памяти, неприятный разговор с Ризом… его рассерженное лицо, играющее мимикой: нахмуренные брови, которые от растерянности и обиды постоянно то сдвигаются вместе, образуя складочку, то поднимаются вверх в удивленном жесте… Глаза становятся зеленоватыми, как у кошки, когда он злиться и пухлые губы кривит в презрительной ухмылке. Господи, такой еще мальчишка, искренний, ранимый и чувственный… Не понимает, что мне так сложно все ему объяснить, как невыносимо быть к нему слишком близко и еще невыносимее от одной только мысли, что нужно держаться на расстоянии, иначе все может плохо закончиться… Глупая ссора, просто детская какая-то!

Потом я пошла вперед, чтобы успокоиться и взять себя в руки, отошла за деревья, а потом услышала шорох… чужие руки сжимают меня и к лицу прислоняется что-то мокрое, пахнущее резко и тошнотворно. Потом… Что потом? Почему я их не услышала заранее? Так сильно отвлеклась на собственные переживания, что не заметила слежки стервятников? И Риз не заметил… Риз! Что с ним? Где он? Они его поймали? И почему я их так и не слышу, как бы ни настраивалась? Значит, они могут ставить блоки.

Риз говорил, что так умеют только безупречные, это что ж, выходит, и среди стервятников смог такой затесаться? Как мне теперь узнать, что они задумали? Пакость какую-нибудь, не иначе! Стиснула зубы, чтобы не застонать от очередного прилива дурноты, но, делать нечего, продолжаю изображать из себя кисейную барышню, в душе жалея, что не могу передавить этих скотин прямо сейчас, голыми руками. Жизнь меня, конечно, поимеет. Вот только позу я выберу сама. Нужно понять, как обойти этот блок. Что-то же можно сделать, надо только найти лазейку. Парень… он мне помог вспомнить.

От ощущения опасности, как мне казалось идущей от огромного зверя, сперва заложило уши, кровь прихлынула к лицу, а ладони, наоборот, стали ледяными. Мир понесся хороводом вокруг, зашатался. В висках грохотало, грохотало, грохотало… И только потом, я с удивлением почувствовала под своей ладонью, потерявшейся в мужской и горячей, теплую мягкую шкуру скриммена. А внутри разрасталось огненным шаром, распускалось, словно цветком… Сердце сжалось в груди, а потом болезненно сорвалось, будто бы упало в живот, и перед глазами стало проясняться так ярко, словно плотную повязку с лица сорвали, обнажая ту пустоту, которая пряталась за ней. Холодный камень с души исчез. Воспоминания полились, потекли ручьем в рассудок, наполняя его до краев. И сразу всплыло всё в памяти.

Дробный топот детских ножек по лестнице, а потом по коридору, ведущему к пропасти, развеял грохот подземной реки, бьющей об острые камни. Бежать! Скорее, нужно спрятаться. Я давно приглядела одно место, куда любит прятаться от всех Алекс, где Ричи и Трой ни за что не догадаются меня искать, а будут весь вечер бегать по Яме в отчаянной надежде. Конечно, там опасно и очень скользко! Но ведь если осторожно, то ничего не случится и никто не узнает. Бегом к скрытой тропинке, осторожно оглядевшись по сторонам — нет ли взрослых рядом? А вдруг там уже кто-то есть? Не под маты же тогда лезть! Фуу, они пыльные. А братья найдут даже там… Ой, уже бегут следом!

Суматошно метаясь по железному мосту, от перил и обратно, я услышала звонкий гогот мальчишек, громкое топанье по каменному полу и, вот-вот, на выходе из тоннеля застынут взъерошенные братья с озорными улыбками на светящихся в предвкушении победы, личикам и мне тогда придется снова водить. А у меня если и получается их находить, то они все равно быстрее бегают… Нет уж, сегодня меня никто не найдет, я хорошо спрячусь! Проскочив в темный проход, я тихонечко начинаю спускаться… И правда, ооочень скользко, что я чуть не упала, успев схватиться за холодную стенку. Стало страшно, ничего же не видно и…

«Осторожно!» — прозвучало так неожиданно, что я застыла. Кто это? — Не ходи туда, упадешь! Там темно, а тропинка вся мокрая… — я хотела отмахнуться от него — бесстрашные ничего не боятся, — и идти дальше, но ноги почему-то не слушались, а желание выиграть у мальчишек в прятки, сменилось безграничным удивлением, когда я не увидела никого рядом, кто мог бы со мной разговаривать.

— Эй, ты кто? Почему я тебя не вижу? — молчание, словно мне показалось. Мне незнаком этот голос, значит, и мальчика, окликнувшего меня, я не знаю. Интересно, кто он такой? Во что любит играть? А, может, он и со мной поиграет. Хоть самую капельку! Эх, вот бы ему показать свои рисунки! Сразу бы понял, что я… Хорошая. И драться не буду, и обзываться… все равно не отвечает, оставляя меня изнывать от нетерпения. — Почему ты молчишь? Меня зовут Люси, а тебя? Ответь, — снова молчание, что я обиделась окончательно и, не обернувшись напоследок, демонстративно побрела назад: и правда, слишком темно и скользко, можно упасть вниз. — Ну и ладно, не хочешь со мной разговаривать — не надо! Но хоть имя назови, — тишина. — Я-то думала… А ты…

«Дей!»

«А почему, я тебя не вижу, Дей? Где ты?»

«Там, где звезды…»

* *

«— Па­па!!! — побросав все кубики, я бегу к нему и тут же обнимаю за ноги. Выше я еще не достаю, но он меня сейчас возьмет на руки, а может и на плечах покатает. У него теплые руки, большие-большие, что я там могу поместиться почти целиком. И пахнет от него ветром, значит только что был на улице, и еще чем-то вкусным и любимым. — Ты при­шел ко мне! Ма­ма ска­зала, что ты при­дешь!!!

— Ко­неч­но, я при­шел Лю­си, я всег­да вы­пол­няю обе­щания дан­ные те­бе, — папа обнимает меня, подняв высоко, что можно обхватить теперь его за шею и поцеловать в щеку.

— Ку­да мы пой­дем? Ты дашь мне свой пис­то­лет, я хо­чу стре­лять, — прошусь я, вот только какая-то тревога, пронесшаяся от него волнами, настораживала.

— Нет, Люс, сей­час мне нуж­но не­надол­го у­ехать, я прос­то хо­тел уви­деться с то­бой. А ког­да я при­еду, ты обя­затель­но выс­тре­лишь, я те­бе обе­щаю, — папа говорит так доверительно, ласково, от него так и веет любовью и солнцем, но прячет глаза.

Я беру его лицо в ладошки, чтобы посмотреть внимательнее и понять, что же случилось и почему он хмурится. Ему же плохо, я чувствую! И мама плачет. И пусть слез нету на глазах, зато внутри их слишком много. Они думают, что я совсем маленькая и ничего не понимаю, а я все знаю и вижу. А еще папа пришел в боевой форме и, значит, уезжает на задание.

— Па­па. Ты что, при­шел попро­щать­ся со мной?

— Нет, я при­шел сказать те­бе, что я ско­ро вер­нусь. Те­бе, тво­им брать­ям и тво­ей ма­ме. Я вернусь. Я обе­щаю.

Папа никогда не обманывает и всегда выполняет свои обещания, но нарастающая тревога молчаливо шумела в воздухе, кружилась вокруг — сильнее, слабее, сильнее, сильнее… Крепко-крепко обняв его за шею, я кладу голову на плечо, как будто спать укладываюсь, чтобы вдохнуть любимый запах, ощутить все то тепло, исходящее от него, напитаться им и напитать его. Я слышу, как глубоко он вдыхает, прижимает меня к себе, зарывается носом в мои волосы и… сейчас прибегут братья…

А потом смутное беспокойство, которому не отыскать причины, снедало все вокруг. Глухое волнение рождалось в душе и отзывалось эхом в каждом ударе сердца… То ли это было недоброе предчувствие, то ли необъяснимая тоска, что давила и давила, подступала, пугала и… слух заполнился многоголосым перетекающим в голове стонами мучительной боли, умолкающими навеки. И тишина… Какой страшной она иногда бывает!