Воспоминания дипломата - Юрий Соловьев

   В начале февраля 1908 г. я выехал из Бухареста и решил проехать через Софию и Белград. Покидая Балканский полуостров, я хотел после десятилетнего там пребывания посмотреть на две балканские столицы, в которых еще не бывал.

Из Бухареста в Петербург (1908)

   Переезд из Бухареста в Софию весьма непродолжителен. Путь лежит на Журжево и Рущук, два города, ставшие столь известными в России после русско-турецкой войны. В этом месте моста нет, и приходится переезжать через Дунай на маленьких, довольно неудобных пароходиках. В Рущуке попадаешь на болгарский скорый поезд и в Софию приезжаешь в тот же день вечером. Остановился я там в нашей миссии, у моего старого начальника и приятеля по Азиатскому департаменту Д. К. Сементовского-Курило. Это был один из наших самых способных дипломатов, к сожалению, рано умерший. Ко времени моего приезда в Софию он около года был посланником в Болгарии, сменив там моего кратковременного начальника в Цетине А.Н. Щеглова. Последний, несмотря на свое столкновение с Мекком, после чего был временно уволен со службы, получил еще раз назначение посланником в Болгарию, но вскоре был окончательно уволен в отставку после нового инцидента, уже на романтической почве, окончившегося дуэлью.

   София уже тогда производила очень хорошее впечатление. Этот небольшой город в центральной его части был застроен новыми постройками германского стиля и прекрасно замощен. Но, за исключением главных улиц, остальная часть города еще напоминала болгарскую деревню или какой-либо из наших юных провинциальных городков. Как по языку, так и по внешнему облику болгары из всех балканских народов больше всего похожи на русских. К тому же и вся в то время немногочисленная болгарская интеллигенция училась в России и усвоила русские привычки. Русская миссия имела в Софии свой собственный дом. Однако в отличие от бухарестской миссии, помещавшейся в подаренном русскому правительству красивом здании, бывшем дворце сербского князя Милоша, софийское представительство помещалось в скромном угловом доме, напоминавшем дом в каком-либо из поволжских городов.

   Сементовский принял меня очень любезно и перезнакомил со всем местным дипломатическим корпусом. Из дипломатов я, впрочем, уже многих встречал раньше. Спортивной особенностью софийского дипломатического корпуса была игра всех дипломатов в хоккей. В этой подвижной игре принимали участие почти поголовно все посланники. На следующий день посланник повез меня в Министерство иностранных дел, а затем на благотворительный бал в пользу местного Красного Креста. Этот бал донельзя напоминал мне наше южнорусское провинциальное общество, знакомое со времени пребывания в Киевской гимназии.

   В Софии гораздо больше, чем в Бухаресте, чувствовалось и наше политическое влияние. Весь болгарский строй в то время был как бы сколком с русского образца. Это особенно ощущалось там до несчастной для Болгарии второй Балканской войны, которая, как известно, отбросила ее во враждебный нам лагерь. В последнем я убедился при моем вторичном посещении Софии в 1915 г.

   В 1908 г. болгары ухаживали за нами еще потому, что в Софии готовились к провозглашению Болгарского царства, на что необходима была санкция России. Летом 1907 г., как я уже говорил выше, в Болгарии было торжественно отпраздновано тридцатилетие русско-турецкой войны. В этих торжествах принимало участие много русских гостей, в том числе великий князь Владимир Александрович, который побывал после того у нас в Бухаресте.

   Из Софии в Белград я приехал весьма удобным восточным экспрессом, связывающим Константинополь с Парижем и проходящим через две балканские столицы - Софию и Белград. В поезде познакомился с очень интересной по своей осведомленности собеседницей, француженкой Станчевой, женой гофмаршала князя Фердинанда. Она принадлежала к самому близкому придворному кругу князя и была посвящена во все интриги этого весьма умного и ловкого балканского монарха, с таким трудом удержавшегося на болгарском престоле, несмотря на семилетнюю оппозицию Петербурга. Мне вспоминались бесконечные статьи "Нового времени", всячески критиковавшие Фердинанда и неизменно называвшие его "лжекнязем". Вскоре мне пришлось увидеть этого бывшего "лжекнязя" в Петербурге, которого наш двор принял в качестве болгарского царя.

   В Белград я приехал к вечеру и был встречен на вокзале курьером нашей миссии, передавшим мне приглашение на вечер в тот же день к посланнику Сергееву. В противоположность Софии Белград того времени произвел на меня самое мрачное впечатление. Жалкий вокзал, скверные мостовые и отчаянные извозчики. Общий характер города напомнил мне, хотя и в больших размерах, единоплеменное Белграду Цетине. Белград 1908 г., находившийся под жерлами пушек австрийской крепости Землина, был таким же центром политических интриг, как и Цетине. К тому же тогда нельзя было отрешиться от воспоминаний, связанных с недавно произведенным в пользу Карагеоргиевичей дворцовым переворотом, в котором был убит последний из Обреновичей король Александр, вместе с его женой, королевой Драгой.

   Бал у русского посланника не рассеял у меня этого впечатления. Глядя на присутствовавших в большом количестве сербских офицеров, я невольно спрашивал себя, кто именно из них принимал участие в экзекуции над своим бывшим королем. На балу присутствовали, конечно, весь дипломатический корпус, а также принц Павел, сын брата короля Петра, Арсения Карагеоргиевича, находившегося на русской службе, и принцесса Елена Петровна, дочь короля. Она вскоре затем вышла замуж за одного из сыновей великого князя Константина Константиновича. Меня поразила какая-то взаимная подозрительность и отчужденность среди дипломатов, в особенности между австрийцами и русскими. Австрийским посланником в то время был еще очень молодой граф Форгач. Про его интриги мои русские коллеги рассказывали невероятные вещи. Эта дипломатическая напряженность производила впечатление чего-то весьма нездорового. Не могу также не упомянуть как о курьезе о неодобрительном удивлении моих белградских коллег по поводу пересланной на мое имя из Бухареста в белградскую миссию немецкой книги, подаренной мне румынским королем. По-видимому, это не вязалось с профессиональным германофобством секретарей нашей белградской миссии. Среди иностранных дипломатов я встретил германского посланника князя Ратибора, знакомого мне по Афинам (с ним я затем снова встретился в Мадриде), а также французского секретаря графа Дашэ, секундантом которого я был когда-то в Пекине.

   Я намеревался пробыть в Белграде три дня, но эта балканская столица мне настолько не понравилась, что я решил покинуть ее на следующий же день, сказав себе, что для меня из сербских столиц вполне достаточно Цетине и что оставаться дольше в Белграде не для службы, а для личного интереса нет оснований.