Дело всей жизни (СИ) - "Веллет"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хэйтем уселся на жесткое ложе, а потом и вытянулся, подпихнув комок меха под голову. Шэй устроился рядом и накрыл обоих своим плащом. Для меха, пожалуй, было и впрямь слишком жарко, но все-таки прикрыться стоило. И спросил нетерпеливо:
— И что же это было?
Хэйтем ответил с легким недоумением:
— По словам Коннора, Мать Рода пригласила его к себе и дала камень шонноункоретси, шамана. И это позволило Коннору обратить взгляд внутрь себя. Так он сказал. Я бы предположил, что он потерял сознание, и даже спросил, не принято ли в ритуале курить какую-нибудь дрянь, однако Коннор дал слово, что ничего не курил и не пил. В этом… обмороке или сне Коннор слышал чей-то голос, который приказал ему следовать за знаком. Знаком ассасинов, Шэй. И я бы ни на миг не поверил во всю эту чушь, если бы не знак. По словам Коннора, он видел этот символ только у Ахиллеса, но тот не рассказывал о его значении, и Коннор не обращал на него особенного внимания.
Шэй не выдержал. Он приподнялся на локте и, сверкая глазами в темноте, взволнованно бросил:
— Ты понимаешь, что это значит, Хэйтем? Камень шамана — чепуха! Это может быть артефакт Предтеч!
— Разумеется, понимаю, — раздраженно отозвался Хэйтем. — Более того! Некогда я свел знакомство с матерью Коннора именно для того, чтобы отыскать нечто подобное на землях индейцев. Мне попалась информация, что это где-то там, но это оказалось пустышкой. Намеренно обманула меня Гадзидзио или сама обманывалась — теперь не так уж важно. Я доберусь до этого чертова племени в свое время. Но до этого нужно будет узнать у Коннора все, что только можно. Если камень имеет ритуальное значение для индейцев — а я склонен думать именно так — чем, как не божественным, могут его воспринимать дикие племена? В этом случае индейцы его не отдадут, пока живы. И в этом заключается проблема. Не могу же я прийти и вырезать племя Коннора. Этого он мне точно не простит.
— Решим, — уверенно бросил Шэй. — Есть способы.
— Я заранее боюсь твоих «способов», — пробормотал мистер Кенуэй. — Я почти закончил рассказ. Так вот, Коннор рассказал о своих видениях и отправился к Ахиллесу. А тот, поломавшись, выдал ему сведения про ассасинов, про тамплиеров, про меня… Добрый дедушка, чтоб его черти побрали.
Шэй долго осознавал сказанное, а потом улегся и устало бросил:
— Приедем в Бостон — напьюсь. И ты меня не остановишь. Дурной пример Коннору подавать не буду, но, честное слово, пойду в кабак и напьюсь. Для меня за последние месяцы многовато всего.
Он ожидал недовольства Хэйтема, но не тоскливого:
— Я бы пошел с тобой, но Коннора одного оставлять я не хочу, а доверить мне его в Бостоне некому. Вот разве что Чарльзу, он — мой представитель там. Но от него Коннор, наверное, сбежит еще быстрее, чем без дополнительных факторов.
— Посмотрим, — Шэй фыркнул. — Может, мне найдется, чем его занять на вечер и утро, чтобы спокойно набраться с тобой. Знаешь, Хэйтем, а ведь я ни разу не видел тебя пьяным. Нетрезвым — бывало, а вот именно пьяным до подкильной зелени…
— Ничего, я видел тебя за нас двоих, — вежливо заметил мистер Кенуэй. — И да, мне знакома твоя милая особенность крыть врагов многоэтажными идиоматическими конструкциями.
— А что ты делал в Бостоне? — Шэй зевнул. — Что такого важного там было, что ты ради этого продал Коннора в Братство?
— Еще одно слово — и будешь ночевать под елкой, — строго бросил Хэйтем. — Мне не нравится то, что колонисты в Америке разобщены. Обществом без четкой иерархии невозможно управлять. Я… немного подстегнул процесс объединения, а дополнительным плюсом стало то, что из Бостона вышвырнули британских солдат. Уступать мистеру Армитеджу свое поле деятельности я не собираюсь.
Шэй только глаза закатил, надеясь, что в темноте этого не видно. Вражда с британским Орденом окончена, но борьба — нет. И Хэйтему, каким бы сдержанным и чопорным он ни прикидывался, вполне себе даже доступны человеческие чувства вроде желания помериться скрытыми клинками.
На этой ноте мысли приняли иное направление. Шэй пришел к выводу, что все, что могли, они с Хэйтемом уже сегодня сделали, самое время отдыхать. Но отдыхать — это ведь не обязательно спать…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Почувствовав на гульфике брюк руку Шэя, Хэйтем замер, а потом и оторопело выдохнул:
— Ты в своем уме?
— А что такого? — Шэй подвинулся ближе. — Коннор на дереве, день давно окончен.
Хэйтем не сразу нашелся, что ответить, но когда ответил, голос его прозвучал на градус выше:
— Вот прямо здесь? Посреди леса в индейской палатке?!
— Но ты же не против? — Шэй подкрепил слова действием, одобрительно нащупывая набирающее силу естество. — И потом, я прямо с корабля попал… даже не на бал, а в ассасинские разборки.
— А когда ты из плавания, то тебе все равно, где, как и когда, — со вздохом закончил за него Хэйтем. — На то, что я соглашусь в этих условиях раздеться, можешь не рассчитывать.
— Да это не обязательно, — отмахнулся Шэй, сбивая старательно расправленный плащ. — Ртом — так ртом, мне действительно все равно.
Неожиданно мистер Кормак подумал о том, что было время, когда он не смел настолько нагло распоряжаться любовником, и эта мысль почему-то согрела. Ведь как бы Хэйтем ни язвил, не возразил же. И не только не возразил, а помог — расстегнулся сам, позволяя нащупать почти твердую плоть, которую настолько знакомо и приятно было ласкать…
Шэй поерзал и с сожалением отвлекся от любовника. Это было необходимо, иначе вскоре станет больно, а Хэйтем уже не позволит отвлекаться. Но стоило с облегчением коснуться собственного естества рукой, как немедленно последовал резкий окрик мистера Кенуэя:
— Даже не вздумай. Я отвечу тебе взаимностью — несколько позже.
Шэй не то чтобы возражал, однако несколько удивился:
— Почему? Ты ведь сам говорил, что нужно отдохнуть. А вставать нам на рассвете, так что…
— Потому что, — Хэйтем цепко перехватил за запястье и отвел его руку в сторону. — О том, что здесь даже ополоснуться негде, ты подумал? Так что только… безотходное производство.
Мистер Кенуэй, конечно, подумал обо всем заранее. Шэй чувствовал легкое разочарование — перспектива разрешения мучительного напряжения отдалялась, однако воспоминания о том, как Хэйтем может ласкать, несколько примирили его с этим. И Шэй не стал откладывать развязку хотя бы со своей стороны. Он торопливо сдвинул ткань брюк Хэйтема, чтобы обеспечить себе удобство, одним стремительным движением сполз вниз и склонился над ним. Не удержался от того, чтобы немного помедлить, упиваясь моментом. Хэйтем на влажное дыхание среагировал остро — обхватил за плечо и сильно сжал, но сам события не торопил. Он вообще редко торопил события.
Шэй широким движением провел языком от основания до головки, а потом и сомкнул губы кольцом, буквально чувствуя, как Хэйтем пытается подавить стон. Мистеру Кенуэю это удалось, однако не полностью — слабый звук все-таки сорвался с его губ, и Шэй удовлетворенно прикрыл глаза. Сейчас обстоятельства полностью соответствовали желанию: и одно, и другое требовало поспешить. Шэй и сам наслаждался тем, как упруго скользит по губам окончательно отвердевшая плоть, и плотнее обхватил естество. Бывали случаи, когда заставить любовника стонать в голос было делом чести, но не теперь. Теперь достаточно ощущения, что тот с трудом подавляет потребность податься навстречу и войти глубже.
И мистер Кормак не стал его мучить. Шэй точно знал, от чего Хэйтем теряет контроль — и опустил голову ниже, ощущая каждый миг того, как член входит в горло.
— Шэй… — Хэйтем выдохнул это настолько тихо, что мистер Кормак невольно попытался сглотнуть — не почудилось ли?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Попытался — и ощутил, что пальцы в плечо впиваются, как стальной капкан. Хэйтем пробормотал что-то невразумительное, но Шэй вынужден был ослабить движение — дыхания не хватало. Словно извиняясь, он с жаром взялся ласкать чувствительное навершие, точно зная, что Хэйтем всегда сдает позиции, если его ласкать прикосновениями к уздечке, но… Шэй даже растерялся. Он никак не предполагал, что любовнику этого хватит, а потому едва успел сориентироваться, чтобы не подавиться и не испачкаться. Это напоминало попытку сгруппироваться для прыжка веры, когда уже летишь с высоты.