Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение - Семар Сел-Азар

— О, я вовсе не хочу, чем-то обидеть достойных сынов Ки-Ури. Сколько храбрых и доблестных воинов служат в войсках Единодержия, в боях доказав свою преданность единой державе. А сколько умелых строителей. Но ведь у них нет таких богатств, чтобы отстроить такое. Я бывал здесь раньше, и тогда и вправду, здесь — посреди песка и пыли, стояли одни разбитые хижины, и бедные волопасы по холмам погоняли немногочисленные стада. Только очень богатые люди могли построить на пустыре, град достойный государя. Только очень большие средства, могли бы пойти на это. Я не знаю, кто сей достойный муж, не знаю, откуда у него такие средства, но я должен делать то, для чего сюда прислан: я сообщу о том, что видел совету и государю. — Уже напрямую угрожал советник счета, поглаживая стопку дощечек с подсчетами, сделанными его помощниками.

— Да, я помогаю им, как и всякий киурец вношу вклад свой по мере сил. Са-ар шита-каш, сам изволил помянуть простоту моего уклада. И верно, за богатствами я не гонюсь и пышность мне ни к чему. Весь я отдаюсь служению единой державе, преданно следуя за нашим государем, который самозабвенно поднимает ее. И потому, плату получаемую мною за ревностное служение, всю отдаю я в добрые дела, под коими я разумею и поднятие родной стороны. Лишь так как должен хотеть всякий черноголовый сын земли благородных, хочу, чтоб земля наша процветала на зависть врагам, чтоб наш благочестивый единодержец, мог отдохнуть иногда от шума столицы, в тиши садов глубинной стороны. Разве ты не хочешь, того же самого? Разве тебя не ранит, та лжа, что несется отовсюду от врагов наших, что якобы мы не заботимся о благости жизни простого люда? Я не хочу верить и не верю, что ты подобно трусливым нимийцам, будешь слушать их сплетни и плести заговоры против государя. Я знаю, что ты просто хотел выразить восхищение трудолюбию и верности единодержцу, добрых моих киурийцев.

— Да-да, конечно, я именно это и хотел сказать моему государю. — Залепетал побледневший сановник, растеряв всю свою спесь, понимая, что может поплатиться за свою самонадеянность и несдержанный язык. — Я только, чтоб выразить восхищение трудолюбивыми киурийцами и твоей бескорыстной преданностью единодержцу нашему Ур-Забабе. А твои старания в обеспечении надежного тыла для защиты нашего отечества, для освидетельствования чего я уполномочен, будут высоко оценены на Совете.

— Я никогда и не сомневался в твоей преданности государю нашему и единодержцу, ведь слава о непоколебимости и неподкупности советника счета чисел, известна по всему Каламу. Я и не сомневаюсь, что ты честно освятишь все что видел, со всеми достоинствами и недостатками, если какие есть и пересчитаешь если надо. — Благодушно щурился Азуф, сжимая мощной дланью тщедушное плечо сановника, и не обращая внимания на сморщившееся от боли лицо. — Но вот только, грубые и простоватые киурийцы, не привыкли доверять пришлым людям почем зря.

— Клянусь всеведущим Энлилем, ты будешь доволен моим отчетом! — Чуть не плача божился советник чисел.

— Зачем же мне угождать? Надо, чтобы все было по-честному, как есть, без ошибок, без лишних приписок. Я же о тебе забочусь, о твоем честном имени, которое может пострадать из-за нерадивости или чрезмерной учтивости твоих счетоводов и писцов. Верно твои люди, обсчитались из добрых побуждений, льстя нашему краю. Вот, тут, например, с размерами напутали, приписав нашему скромному городку лишних высот и ширины стен; видно с привычки измерять большие меры как в Кише. Такие стены ставят для защиты от сильного врага. А какой враг на окраинах? Ведь полководческая мудрость Ур-Забабы, навсегда обезопасила обитаемые земли от набегов с севера, когда посланные им полки истребили самое воинственное и свирепое из йаримийских племен, и эти варвары не смеют даже показать своего носа. А заставы наши крепки. Мы конечно, должны быть готовы встретить любого врага, но мы не сомневаеимся в крепости средоточия мира и его оружия, и верим, что доблестные воины Единодержия, не раз сокрушавшие самых сильных врагов, и на этот раз не подведут своего са-каля, нашего великого лугаля и единодержца. А вы думаете иначе?? Вы хотите сказать, что крепкостенный Киш может не выдержать осады и пасть под натиском варварских полчищ?? Что его доблестные защитники, не отстоят пределы родной стороны?? И ты действительно думаешь, что лугаль будет доволен такому приговору своему царствованию, от слуги которому доверял свою сокровищницу?

— О, не-ет! — Задрожав в коленях, опал побледневший царедворец.

— Это может дать повод лугалю думать, что эти стены поставлены против него. Что его верные киурийцы, готовят ему худое. Оклеветать? Ты это задумал?!

— О, нет-нет, прости меня! Я только… я только…

— А тут ополчение зачем-то моей дружиной называют, да еще приписывают ему размеры целого войска. А что плохого, что в моем городе не встретить нищих? Здесь снова неправильно, и здесь и здесь. Мне даже неловко делается, от таких обсчетов. Смотри-ка, и тут тоже ошибка, и тут и тут… — Приговаривал он, просматривая записи, и отшвыривал на каменный пол, где они разлетались в мелкие черепки или куски непросохшей глины.

— Это все мои невежественные помощники напутали. Ты прав, они наверно были слишком поражены великолепием города и его прекрасными жителями, что от восхищения своего потеряли холодность рассудка, и все им показалось красивее и больше в два раза. Я все исправлю: я заставлю их все исправить, все подсчитать заново, они у меня еще будут знать, как так нелепо и позорно ошибаться. Я им покажу! Я научу их счету и письму!

— Погоди-погоди! — Остановил раздухарившегося сановника Азуф. — Зачем же ты будешь тратить свое время и силы, на то, чтобы снова обучать их? Для этого и у меня есть мудрые счетоводы. Мудрость же досточтимого шита-каш, слишком важна для Единодержия и всемилостивейшего лугаля, и его помощь понадобится еще в будущем. Да и нет уже времени для этого. Но об отчете можешь не беспокоиться, мои люди, предвидя умопомрачение твоих счетоводов от такой срочности, составили свои подсчеты.

По хлопку Азуфа, тут же появились слуги со стопкой заполненых дощечек.

— Отвезешь эти отчеты в Киш и Совет успокоится, а государь будет рад и весьма тобою доволен. На словах же скажешь, что не успеет заостриться месяц, как полки киурийского ополчения будут у стен Киша, чтобы встать на защиту подступов к нему. И я — его верный слуга, сам встану во главе ополчения, чтоб он знал, как крепко будут биться за него мои северяне, плечом к плечу с его непобедимыми воинами.

— Да, я сейчас